Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Ты, старуха, небось, и сегодня зелье своё варила? – участливо спросил Егор и, увидев недоумённые глаза Галины, пояснил: – Она, когда самогон гонит, непременно по нескольку раз пробу снимает, чтобы, значит, в пропорции не ошибиться. Сегодня, видать, перебрала.

Анисья, услышав знакомый голос и трезвую речь, поначалу замолкла и перестала бить поклоны, потом осторожно подняла голову, увидала склонённых над собой людей, разглядела среди них Егора и очень робко, осторожно спросила:

– Ты здесь?..

– А где же ещё?

– И живой?..

– А что мне сделается? – в свою очередь поинтересовался тот.

– Ну, слава Богу, – она опять перекрестилась. – А я уж было… – и стала отмахиваться от него рукой, как от комара или назойливой мухи.

– Что "было"?.. Ну, договаривай!..

– Похоронила тебя.

– Это с какой такой радости?

Анисья сокрушённо покачала головой и тихо, по большому секрету, сообщила.

– У тебя в дому вой!..

– Что ты несёшь? Какой вой?

– Вот такой, – и она, задрав голову, тоненько и протяжно завыла. – У-у-у!.. Ау-ау– ооо!!!..

– Точно, перебрала, – Егор был категоричен.

Анисья закончила выть и, скорчив жуткую гримасу, призналась:

– И так мне жутко сделалось!.. Даже колики в животе начались. И решила я, нетопырь к тебе в избу забрался… и… того, значит… порешил тебя… и завыл на радостях.

– Какой такой нетопырь?..

– Известно какой… Обыкновенный.

– Скажешь тоже…

И вдруг страшная догадка молнией обожгла его пока ещё трезвый мозг.

– Щуплый!..

– Этого я не могу сказать, какой он на взгляд. Может, щуплый, а может, и упитанный, – бабка Анисья в сомнении покачала головой. – Я нечисть эту, признаться, никогда ещё в жизни не встречала… Разве во сне… – Я Щуплого, участкогого нашего, в своей избе запер!.. Дурак старый!.. – Егор стукнул себя кулаком по лбу. – Ему, видать, с похмелья одному в пустой избе бесы мерещиться начали, вот он и завыл. Ну, прощевай, Лексей, я побёг, – и покосился на недопитую бутыль самогона. – И что за невезуха у меня сегодня?!.. Больно неохота приятную компанию нарушать, но… Ничего не поделаешь, милицию в заточении держать не очень-то позволяется. На волю выпустить надо. Эх, ма!.. Жисть наша собачья! – и на прощанье ещё раз с горечью поглядел на бутыль.

– Да у тебя дома точно такая же стоит, – попробовала успокоить его Галина.

– Стояла, – уточнил Крутов, – Щуплый всё выпил… Ну, я пошёл?.. – спросил робко, но с надеждой.

– Забирай.

– Не понял, – Егор не поверил своему счастью.

– Забирай, говорю! – рассердился Алексей Иванович. – Пока не передумал.

– Это мы мигом! – он проворно засунул самогонку себе за пазуху. – Никитка! За мной!

– Я здесь останусь ночевать. Можно?.. – в глазах у мальчишки была такая мольба, что Алексей Иванович не выдержал и рассмеялся.

– Нечего, нечего! – остановил порыв Никитки Егор. – Алексею Ивановичу отдохнуть надо. Вона сколько его в милиции мурыжили! А ежели один спать в пустой избе боишься, топай ко мне. Я уж тебя, так и быть, на печь уложу.

– Спасибо. Я как-нибудь без вашего гостеприимства обойдусь, Егор Евсеевич. Спокойной вам ночи, Алексей Иванович! – и мальчишка стремглав бросился наружу.

– Анисья!.. – Крутов потрепал ошалевшую бабку за плечо. – А ты что? Тоже собралась туточки ночевать?

– Ой, да что ты!.. Да куда уж!.. У меня и аппарат включёный, – засуетилась старуха.

– Тогда, бабка, напра – во! – скомандовал Егор. – К включёному аппарату шагом марш!

Подхватив порванный подол, Анисья быстренько засеменила к двери. За ней, бодро стуча своей деревяшкой, зашагал Егор Крутов.

– Егор Евсеевич, подождите меня! – крикнул вслед Иосиф. – Я с вами!.. – и уже на ходу обернулся и пожелал: – Приятных вам сновидений.

Хлопнула входная дверь, и наступила тишина. В горнице за столом друг напротив друга остались Алексей Иванович и Галина.

Какие красивые у неё глаза, светло-серые с тоненькой тёмной каёмочкой вокруг радужки!.. Да и вся она на удивление статная, стройная. Почему раньше он не обращал на неё внимания? И почему сейчас не может отвести от её лица восхищённого взгляда? Почему?!.. И у него сладко заныло сердце, и потянуло вдруг к этой милой, славной, такой же одинокой, как и он, женщине, и захотелось крепко-крепко прижать её к себе и больше уже никуда не отпускать. Но он не шелохнулся. Сидел на лавке и любовался, и сожалел, и тосковал…

Молчание затянулось.

– Ой, я и забыла совсем! – всполошилась Галина. – Как давеча увидала тебя, всё на свете забыла!..

Она встала из-за стола, подошла к своей телогрейке, брошенной на табурет возле двери, и достала из кармана конверт.

– Тебе письмо пришло. Клава-почтальонша, как узнала, что тебя на "Победе" в город повезли, у меня в сельсовете оставила, чтобы не пропало. Мы ведь, грешным делом, решили, тебя не скоро отпустят. Я, когда с работы шла, нарочно заглянула… Подумала, а вдруг ты… Ну и… как увидела тебя, так обрадовалась, что про письмо и забыла…

Алексей взял конверт, но не стал вскрывать, а, положив его на стол, подошёл к Галине, взял её за руки, уткнулся лицом в её ладони, с минуту простоял неподвижно, вдыхая неповторимый запах её ставшего вдруг таким желанным тела, и только после этого смело посмотрел ей прямо в глаза. Она замерла, напряглась вся и… отвела взгляд.

– Пожалуй, я пойду? – не глядя на него, сказала тихо, почти шёпотом, но не шелохнулась.

– Погоди, побудь со мной. Ещё немного побудь, – робко попросил он и осторожно начал целовать её глаза, щёки, губы…

– Ну, зачем?.. Не надо!.. Что ты делаешь?.. – бормотала она, запрокинув голову назад и слабо сопротивляясь его поцелуям. – Сумасшедший!..

– Пусть!.. Но я не могу без тебя… Совсем не могу… Пойми…

В ответ она обвила его шею руками и прижалась к нему всем своим жарким, истосковавшимся по мужской ласке телом.

Ещё не доходя до дому, Егор понял, вовсе не собачий вой слышался давеча в богомоловской избе. Ему, конечно, неведомо было, как воют нетопыри и вурдалаки, вполне возможно, и пострашней, но те звуки, что раздавались в тёмной ночи сейчас, заставили его содрогнуться. Кровь стыла в жилах от тонкого, протяжного, раздирающего душу воя, наполненного всеми красками и обертонами глухой нечеловеческой тоски – от горестноноющей до безнадёжно-отчаянной!.. В общих чертах Анисья верно передала характер и особенности воя отважного милиционера. Надо отдать ей полную справедливость.

Что творилось на душе запертого в крутовской избе участкового инспектора Щуплого Егор, конечно, не знал, но об этом лучше было не думать!

Дрожащими руками Егор отпер замок, но не успел даже приоткрыть дверь, как она сама с треском распахнулась, и мимо него с бешеной скоростью, уже не воя, а утробно рыча, промчался Василь Игнатьевич.

Пометавшись по двору сначала в одну сторону, потом в другую, он, наконец, разглядел в темноте силуэт позарез нужного ему сейчас маленького, одиноко стоящего в сторонке домика и с торжествующим криком: "Ура-а-а-а!.." – бросился вперед. И, хотя Щуплый ни в каких войсках никогда не служил, этот его порыв был похож на смертельную атаку нашей морской пехоты из героического кинофильма "Мы из Кронштадта". Он чуть не сорвал с петель дверь и с тем же победным воплем ворвался в домик. Затем наступила мёртвая тишина, и в этой тишине послышалось тихое журчание и сладостный стон нечеловеческого удовлетворения.

Взяв с боем крутовский нужник, старший сержант испытывал сейчас неизъяснимое наслаждение!..

Егор в растерянности почесал свою плешь. О том, что обстоятельства могут принять такой оборот, он, запирая дверь своего дома, как-то не подумал.

– Спокойной ночи Егор Евсеевич, – хитрый Иосиф, конечно же, знал, что придётся сейчас выслушать хозяину дома, и потому решил ретироваться до выяснения отношений.

– А заглянуть на минутку не хочешь? – Егор тоже понимал, что его ждёт, когда участковый покинет завоёванный объект, и надеялся, что присутствие Бланка может смягчить предстоящий удар.

– Как-нибудь в другой раз, Егор Евсеевич, – заторопился Иосиф, услышав, что журчание и стоны в домике прекратились.

– Ну, бывай, коли так, – с горечью согласился Крутов и приготовился в одиночку вынести всё, что готовила ему судьба.

– До завтра, Егор Евсеевич! – и бухгалтер скрылся в ночи.

– Ты что же это, паразитская твоя душа?!.. А?!.. – грозно спросил Щуплый, выйдя из домика и застёгивая ширинку на галифе. – По какому такому праву ты над людьми издеваться вздумал?!.. А?!.. Да за такие дела!..

– Ты, Васёк, не кипятись, – Крутов был сильно смущён. – Лучше посмотри, что я тебе принёс, – ласково, как с ребёнком, заговорил он и извлёк из-за пазухи бутылку, прихваченную у Богомолова.

Гнев Щуплого моментально пошёл на убыль:

– Это, конечно, меняет дело, но всё равно права такого не имеешь, чтобы людей без ордера на арест под замок сажать!.. Знаешь, что я могу с тобой сделать?