Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Господи, ерунда какая, – смутился Павел Петрович. – Это такой пустяк…

– Нет, не пустяк. Она ведь у меня ещё совсем молодая. Сорок два года – разве это срок?.. А ей, как батя погиб, так никто ничего не дарил… Вот уже сколько лет!.. – он вздохнул и прибавил, видимо имея в виду себя. – И не подарит уже…

– А мне и не нужно ничего, – возразила Макаровна. – Мне от отца твоего столько всего перепало!.. До самой смертушки своей износить не смогу. И платье синее шерстяное, и полусапожки коричневые, и ещё…

– Это всё не считается, – перебил её Павлик. – Отца давнёхонько уже нет на свете этом… Кроме него, и вспомнить некого.

– Почему? На восьмое марта ты мне как-то одеколон "Кармен" купил… Помнишь? Ещё к рождению скамеечку в баньку сработал…

– Ты не меня, ты кого из чужих вспомни.

Мать его призадумалась:

– Что ж, прав ты, Павлуша… Прав. Вспомнить мне некого.

– Вот видишь.

– Да и кому дарить-то?.. Кого в войну поубивало, кто сам по себе помер, а из живых… Тётя Настя осталась да племяш её Василий… так им самим помощь требуется, концы с концами едва сводят. Какие уж тут подарки?!..

– Вот и я о том же!.. – кивнул Павел. – Так что ещё раз спасибо, товарищ генерал. Вы для нас вроде деда мороза на Новый год.

От неловкости Павел Петрович даже покраснел:

– Ну, на деда, согласен, я в самом деле похож. А вот с Морозом ты, Павлик, по-моему, погорячился. Не обижаешься, что я тебя на "ты"?..

– Мне-то какая разница?..

– Посмотри, Павлик, совсем человека засмущал, – укорила сына мать, но по всему было видно, поступком его она довольна.

– А вы в Москву по делам или кого навестить собрались? – поспешил перевести разговор на другую тему Павел Петрович.

Авдотья Макаровна сразу озлилась и горестно покачала головой.

– По делам, будь они неладны!..

В купе, насвистывая "Наш паровоз вперёд лети. вернулся довольный Влад.

– Дорогие соседи, прошу не обижаться, но я вынужден вас на время покинуть. Во-первых, получил приглашение от Людмилы Степанны отобедать в пятом вагоне, а во-вторых, надо девушку защитить от наглых нападок на наших проводниц не вполне трезвого Михал Саныча. При мне он и пикнуть не посмеет.

Влад раскрыл свой фибровый чемоданчик, и тут!.. Глазам его попутчиков открылась картина, которую они не скоро забудут. До самых краёв чемоданчик был наполнен аккуратно сложенными сторублёвыми купюрами в банковской упаковке. Никогда еще Павлу Петровичу не доводилось видеть столько денег сразу в одном месте. Влад наугад вытащил из верхней пачки несколько бумажек, небрежно засунул их в карман брюк, прикрыл чемодан и уже хотел было выйти из купе, но, перехватив изумлённый взгляд соседа, пояснил.

– Вы не думайте, товарищ генерал, всё честным трудом заработано, до самой последней копеечки, – и весело предложил: – Берите и вы, сколько хотите, не стесняйтесь. Я свою кассу на ключ никогда не запираю, – но тут же осёкся, покраснел – понял, какую глупость сморозил. – Извините, товарищ генерал, сказал дурак, не подумавши.

Павел Петрович ничего не ответил, отвернулся к окну.

– Ну, я, так сказать… пошёл? – неизвестно у кого спросил Влад и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Ты, Петрович, не обижайся на дуралея. Это ведь он от простоты сердечной.

– Я не обижаюсь, – не хотелось ему продолжать дальше разговор на эту тему. – Какие же у вас дела в Москве, Авдотья Макаровна?

И вот тут её прорвало:

– Представляешь, какая несправедливость, Петрович!.. Павлику третью группу инвалидности дали!.. Будто он ногу сломал или на худой конец язвой желудка мается в начальной стадии!.. А ведь он – слепой!.. Слепой!.. И как у них только наглости хватило такую пакость подстроить?!.. А ведь и у них, наверное, и дети, и внуки есть. Ты как считаешь?

Павел Петрович согласно кивнул:

– Думаю, есть. Всё у них, Авдотья Макаровна, есть. – Пустяка одного нет… Совести!..

– Вот, вот!.. И я про то же самое!..

– Не надо, мама… – Павел был явно раздосадован. – Павлу Петровичу это всё совсем не интересно.

– Ладно, пусть им Господь судиёй будет, а мне справедливость нужна!.. Вот Владислав и подсоветовал в Генеральную прокуратуру обратиться. Он хочет судимость с себя снять и нас заодно прихватил с собой. Помочь обещал и… – она на секунду запнулась, – честно скажу, денег дал. У него бумажек этих… Сам видел – полный чемодан, – и она торопливо перекрестилась. – Дай Бог ему здоровья!..

– А что же с тобой, Павел, в Будапеште произошло? Расскажи, может, и я как-нибудь смогу помочь… Если, конечно, старые приятели мои остались живы-здоровы и сидят на прежних местах.

В купе стало очень неуютно. Казалось, повисшее напряжение можно потрогать руками.

– Ничего он рассказывать не хочет. Даже родной матери ни полсловечка! – с горечью посетовала Макаровна. – Граната, говорит, взорвалась, и всё. Уж я пытала, пытала – всё без толку.

– Вам, мама, подробности знать совсем не обязательно. Довольно с вас того, что сын у вас калека, а как он инвалидом стал…

– Пойми, дурная твоя голова, меня уже ничем напугать нельзя… Я теперича на всю жизнь насмерть перепуганная… – и махнула рукой.

– А ведь мать права, Павел. Уж кто-кто, а она имеет право знать о тебе всё. И, поверь, её сейчас сильнее ничем ранить невозможно. Меня тоже удивить трудно. Как-никак, а я почти восемь лет в одиночке просидел. А вот тебе в одиночку горе своё перемыкивать не гоже. У тебя целая жизнь впереди. Хватит горе за собой, как вериги, таскать!.. С нами поделись…

Павел немного помолчал, потом согласно кивнул головой и заговорил.

Никуда не торопясь, размеренно и спокойно.

14

После того, как на Герасима Тимофеевича вылили целый ушат ледяной воды, он маленько пришёл в себя. Отфыркиваясь и ошалело глядя вокруг, исключённый из партии председатель колхоза мотал головой и не стонал, а как-то утробно мычал. Ему было так плохо, что, даже видавший всякое на своём веку и тоже немало претерпевший от зелёного змия, Егор не знал, как помочь. Все известные ему до сих пор надёжные средства отрезвления и опохмеления, не раз и не два применённые на практике, никуда не годились.

– Эка тебя, Герасим!.. – единственное, что в данной ситуации сумел вымолвить он.

А Седых, продираясь сквозь густую пелену замутнённого водкой сознания, без устали повторял.

– За что?.. За что?..

И непонятно было, к кому относился этот извечный вопрос пьяного русского человека. К безжалостному решению бюро райкома или к не менее жестокой Галине, которая и явилась инициатором ледяного душа для председателя?

Всем, конечно, очень хотелось узнать подробности утреннего заседания в райкоме, но было ясно, что сейчас ничего путного из Герасима Тимофеевича вытянуть не удастся, а потому решено было подождать до утра.

– Его бы спать уложить, – предложил было Алексей Иванович.

– Но как?.. – сокрушался Иосиф Бланк.

– Герасим! – Галина стала тереть председательские уши. – Ты меня слышишь?!..

Тот зарычал, ещё сильнее замотал головой и, уставившись мутными глазами на свою мучительницу, вдруг просиял белозубой улыбкой от уха до уха.

– Ты кто такая, женщина?.. А?.. И как ты здесь… с этим… не понимаю… Да, ладно, не кисни… И вообще… какого хрена…

– Тихо, тихо, Герасим, ты, знаешь… ты не ругайся. При женщинах, – попытался урезонить его Егор.

– А ты вообще!.. Тоже мне нашёлся!.. Я что?!.. Не понимаю… разве?.. И не надо меня учить! Слышите?!.. Я, может, самый несчастный человек… в этой… Как её?.. Во!.. Во все-лен-ной!.. – невероятным усилием воли он всё-таки по складам выговорил трудное слово, это отняло у него слишком много сил, поэтому, вскинув вверх руку для вящей убедительности, он потерял равновесие и с размаху рухнул всем своим грузным телом на стоящий перед ним стол. Со звоном попадали на пол стаканы, тарелки, вилки, ножи…

– Во, как я!.. – с неподдельным восторгом пролепетал Герасим, с трудом подняв мотающуюся из стороны в сторону, отяжелевшую голову. – В задачке спрашивается: "Сколько надо кашалоту за обедом пить компоту?"… Заглянули мы в ответ и читаем там: "Секрет!"… И почему ничего не разбилось…?.. А-а-а!.. Это фокус такой… Тс-сс!.. Никому не рассказывайте… Никому… Слышите?.. А я пока… – и уткнувшись лицом в стол, во всю мощь захрапел.

– Приехали!.. – расхохоталась Галина. – Никогда его таким пьяным не видела.

– Признаться, я тоже, – Алексей Иванович в задумчивости покачал головой. – Что же нам теперь с ним делать?..

– Давай, мужики, на лавку его положим, – нашёл выход Егор. – Ты Иосиф за правую ногу берись, Никитка – за левую, а мы с Лёшкой за плечи его подымем. Галка! Учти, за председательскую голову ты отвечаешь. Ну… Раз, два, взяли!.. Ещё взяли!..

Но, как ни бились, как ни пыхтели мужики, сдвинуть размякшее пьяное тело со стола, так и не смогли. Вес отключившегося от внешнего мира Герасима оказался им не под силу. Что и говорить?.. Большой человек был!..