Возраст третьей любви - Анна Берсенева

Не в том смысле, что оно было шатким, вовсе нет. У них вообще это было не принято: какие-то шаткие положения, или подсиживания, или интриги. То, чем все они занимались ежедневно, как-то само собою исключало возможность подобных отношений.

Все дело было в том, что он не был кадровым военным; это и создавало некоторую двусмысленность. Хотя внутренне Гринев никакой двусмысленности не ощущал. Он так же, как все, считал для себя обязательным подчиниться любому приказу, и на учения ездил, и в спасательных работах участвовал наравне со всеми. И находился, кстати, в отличной физической форме, которой мог похвастаться далеко не каждый старший лейтенант запаса. А уж опыт работы в чрезвычайных ситуациях у него был такой, какого не было ни у одного человека в отряде. Собственно, из-за этого опыта он и пришел сюда год назад, сразу после Абхазии.

Но командир отряда Игорь Мартынюк все-таки интересовался время от времени:

– Ну что, Юрий Валентиныч, не надумал еще?

– Не надумал, не надумал, – отмахивался Юра. – И какая тебе разница, Игорь, сам рассуди? Ну не хочется мне погоны надевать, может, я человек сугубо штатский, бывает же такое?

– Бывает, – соглашался Игорь. – Но было бы удобнее, если б надумал. Мы ж силовики все-таки, Юра, надо понимать. И что тебе плохо? Получил бы сразу капитана, там, глядишь, вскоре и майора. Ты ж мужик, тебе расти надо, перспективу свою видеть.

Игорь был хорошим человеком – с такой глубокой, не демонстрируемой, но неколебимой порядочностью, какую Юра встречал не часто. И Гриневу неловко было объяснять именно этому человеку, почему не хочется ему надевать погоны, пусть и медицинской службы. Он понял это еще в Абхазии, обдумал и закрепил как единственное для себя правильное решение.

Может быть, служи Гринев где-нибудь под Москвой, сложностей с его штатским положением возникало бы больше. Но здесь, на Сахалине, было все-таки проще: они были тысячами километров отделены от самого высокого начальства, сотнями – от не самого, и никакое начальство при таких условиях не стремилось особенно разбираться, почему не хочет делать военную карьеру отрядный врач из Южно-Сахалинска. С обязанностями своими справляется – и ладно.

Через месяц после Абхазии его вызвали прямо из больницы, чуть не из операционной.

Сначала вызвал к себе в кабинет главврач.

– Командование флота вами интересовалось, – объяснил он, когда Гринев вошел в кабинет. – Полетите, Юрий Валентинович?

– Полечу, конечно, раз начальство интересуется, – пожал плечами Гринев.

– А почему не спросите, куда? – усмехнулся главврач.

– Да сами скажете, – улыбнулся в ответ Гринев.

– Логическое мышление работает, – кивнул тот. – Насколько я понимаю, случилось у них что-то. Учения идут, подозреваю, ЧП какое-нибудь на кораблях. Но это мои собственные догадки, они ничего определенного не сообщили. Там у них вообще-то своя спасательная служба, врачи свои тоже есть. Но просят именно вас, из чего я делаю вывод, что имеют в виду ваш специфический опыт. Только это не для посторонних, Юрий Валентинович, – добавил главный, хотя это и так было понятно. – Сейчас машина будет, заедете домой – и на аэродром.

– Да можно и сразу на аэродром, – сказал Гринев. – Домой-то зачем?

Главврач предполагал правильно: во время учений взорвались боеприпасы на военном корабле, несколько раненых были явно нетранспортабельны, и оперировать их надо было на месте. Этим Гринев и занимался всю ночь вместе с военными хирургами из флотской спасательной службы.

– Может, к нам бы перешли, Юрий Валентинович? – предложил ему командир флотских спасателей, когда уже грузили раненых в военный вертолет.

– Да нет, спасибо, – отказался Юра. – Я же не военный, как же к вам?

– Да, у нас своя специфика, – согласился тот. – Не хотите, значит, на флот? Жаль. Опыт жаль терять, сами ведь понимаете. Хоть к эмчеэсовцам бы пошли, у них все-таки не так строго насчет погон.

Эта мысль Юре понравилась. Не то чтобы он думал, будто зря теряет опыт, приобретенный во время войны в Абхазии. Жаловаться на отсутствие работы травматологу, к сожалению, не приходилось и в мирных условиях. Но что-то другое, важное для него было в этой мысли…

Так и возник в его жизни отряд МЧС, и Гринев сразу понял, что поступил правильно, решив оставить в больнице только дежурства, отказаться от должности завотделением. В этом не было с его стороны никакой жертвы – совсем наоборот. В который раз он менял свою жизнь и в который раз убеждался, что не случайно и не напрасно, – по мгновенно обостряющемуся ощущению того, что он живет теперь именно так, как ему и надо, и не смог бы жить иначе.

Оно в Армении у него впервые случилось, это «обострение», и повторилось в Абхазии. Там же, в Абхазии, сидя ночью на крыльце ткварчельской больницы, Гринев попробовал рассказать о нем Борьке – потому что кто мог понять это лучше, чем Годунов?

Тот и понял сразу, без особенных объяснений.

– Обычное дело, – кивнул он со смешной своей серьезностью. – Я, знаешь, тоже что-то вроде аппендицита чувствую: и тянет, и ноет, и все как будто что-то мне неймется… Вот перед Турцией то же самое было. Нас же туда не хотели пускать. – Боря оживился, вспомнив перипетии своей поездки на турецкое землетрясение. – Неверные, дескать, то-се. А мы тогда – к нашему муфтию, к московскому, и показываем ему Коран. У нас, знаешь, Коран был еще из Ирана, там же тоже недавно трясло. Самый ихний верховный мусульманин ребятам в благодарность подписал. Вот, говорим муфтию, как же – «неверные»? А Коран-то, а подпись-то! Тот сразу звонить начал, факс отправил – назавтра вылетели в Турцию. С женой только проблемы, – грустно добавил Борька. – Все-таки она же за комсомольского работника выходила, совсем другое предполагала, особенно в смысле денег и прочего. Ее тоже надо понять…

Так что – какие там жертвы! Наоборот, Юра испытывал теперь чувство глубокого удовлетворения, как в советское время писали в газетах к коммунистическим праздникам.

Хорошо было и то, что в больнице никто не мог теперь предположить, будто Гринев хочет занять чье-нибудь место, подсидеть кого-нибудь. То есть его и раньше не подозревали ни в каких особенных кознях. Но ведь и нет ничего особенного в том, чтобы мужчине, одному из лучших в городе травматологов, делать соответствующую карьеру. И должность главврача для такого, как Гринев, – тоже вполне реальная перспектива…

А теперь зато – полная благодать. Раз Юрий Валентинович в больнице только дежурства себе оставил, значит, в отряде у него, видимо, перспективы еще лучше. И как реакция – предельная общая доброжелательность, никаких подводных камней.