Первое приключение - Вонда Макинтайр

– Ей неделя не понадобилась, – сказал он.

– Ты о чем?

– Я и не подумал, сколько времени может уйти на такое сложное распи-

сание, – пока ты об этом не заговорил. Она каким-то образом уже закончила. Она, должно быть, вернулась на мостик и работала весь вечер. А, может, и всю ночь.

Маккой заглянул ему через плечо.

– Знаешь, Джим, не надо заставлять старшин работать так, что у них нет времени поспать. Думаю, это против правил или чего-нибудь там еще.

– Я был действительно груб с ней этим утром, – Джим бросил комбинезон

для осмотра на стол Маккоя. – Увидимся позже, – Он направился к двери.

– Джим, подожди. Ты должен пройти осмотр. – Маккой последовал за Джимом в коридор. – Если ты разделаешься с ним сейчас, тебе больше не надо будет о нем беспокоиться.

– А кто беспокоится? – сказал Джим, твердо настроенный не дать Маккою осмотреть его колено так долго, как только сможет.

– И почему это люди ненавидят осмотры? – жалобно спросил Маккой у закрывшейся перед ним двери турболифта.

Качая головой, Маккой сложил комбинезон и сунул его на полку. Джим Кирк мог вывести из себя, но зато уж с ним не соскучишься. Маккой вспомнил то время, – несколько лет назад, – когда Джим был лейтенантом. Он был дерзким, самонадеянным, нетерпеливым с любым, кто был менее способным, чем он. Включая свое командование. Маккой знал с того дня, когда познакомился с Джеймсом Кирком, что этот молодой офицер либо станет выдающимся командиром, либо загремит за нарушение субординации. И часто нельзя было сказать, на что было больше похоже.

Лейтенантом Джеймс Кирк напоминал жеребенка с чересчур затянутой уздой. Назначение его коммандером на «Лидию Сазерленд» сделало его одновременно мягче и сильнее. Ответственность и командная должность умерили его самонадеянность и нетерпеливость.

Маккой не мог не чувствовать немного покровительственную гордость за достижения Джеймса Кирка.

Вот если бы еще удалось затащить его на осмотр…

Ухуре удалось удержаться от того, чтобы не рассмеяться в лицо Розвинд, но, как только она оказалась за надежной преградой закрывшихся дверей турболифта, она начала хихикать и не могла остановиться.

На полпути к офицерскому сектору лифт остановился.

В него вошел капитан Кирк.

– Я тоже неплохо умею смеяться, лейтенант, – сказал он. – Не поделитесь со мной шуткой?

– Нет, сэр, – холодно сказала она, все еще сердясь на него за то, как он обошелся с Дженис. – Капитан, у людей иногда проблемы, о которых вы не знаете.

Он поднял руки, будто защищая голову от удара. На какой-то ужасный миг

Ухура испугалась, – а вдруг и он сейчас упадет на колени к ее ногам.

Признаюсь! Mea culpa*! – голос капитана Кирка казался частично ____________________

* Mea culpa – Моя вина (лат. яз.) (прим. перев.)

– насмешливым, но частично был серьезен. Он опустил руки. – Доктор Маккой уже сделал мне выговор по поводу старшины Рэнд, и не могу сказать, что я буду вас порицать, если вы сделаете мне другой. Если я пообещаю извиниться, вы меня пощадите?

– Думаю, вам следует извиниться при всех, – сказала Ухура.

Он вскинулся; потом помолчал, обдумывая ее слова, и кивнул.

– Вы правы, – сказал он. – Я наорал на нее публично, так что это будет только справедливо. А теперь вы меня простите?

– Да, сэр, – сказала она. – С радостью.

– И расскажете мне вашу шутку? – Он был похож на маленького мальчи-

ка, который в первый раз понял, что его озорство причинило боль и огорчение. И теперь ему нужно заверение, что все в порядке. Был бы он кем угодно, кроме капитана корабля, она бы посвятила его в свои планы относительно Розвинд.

– Нет, сэр, – сказала она. – Я не могу. Это личное.

Лейтенант Ухура вышла в офицерском секторе. Джим вернулся на мостик один. Старшина Рэнд, разговаривавшая с Линди, вскинула глаза, затем отвела глаза, боясь встретиться с ним взглядом.

– Линди, извините нас на минутку? – сказал Джим. Он говорил достаточно громко для того, чтобы его слышали все на мостике. – Старшина Рэнд, сегодня утром я говорил с вами в непростительной манере. Я раскритиковал вас, в то время, как я должен был благодарить вас за вашу самоотверженность. Я извиняюсь.

Она молча глазела на него.

– Пожалуйста, пройдите со мной. – Он не знал, куда, собственно,

направляется, так что просто остановился в коридоре, где они могли поговорить. – Старшина, когда вы последний раз спали?

– Я… я… – Она глубоко вдохнула. – Простите, сэр, я проспала. Поэтому я опоздала.

– Может, надо спросить по другому, – как долго вы работали? – Она по-

прежнему молчала. – Всю ночь?

– Извините, сэр. Я пыталась закончить…

– Старшина, я ценю ваш энтузиазм, но от вас просто не будет толка, если

вы слишком устаете, чтобы заказать синтезацию униформы нужного размера…

– Я не…

Он услышал в ее голосе протест и гнев, но она резко оборвала себя.

– Вы не… – что, старшина?

– Ничего, сэр.

Он вздохнул. Она по-прежнему вздрагивала.

– Есть такая вещь, как чрезмерная сознательность. Тогда может получиться так, что, вы просто измотаете себя прежде, чем вы вообще начнете толком работать.

– Простите… – сказала она.

Он внутренне скривился. Он никак не мог понять, как с ней следует разговаривать.

– Вам не нужно извиняться за свою сознательность. Не думаю, что я

такой прямо тиран, – во всяком случае, я к этому не стремлюсь. Но в будущем может так случиться, что вам придется проработать две смены. Может, даже проработать сутки напролет. Я не буду извиняться, когда я этого от вас потребую. Я дам вам трудоемкую работу, и буду ожидать от вас, что после вы не станете мне этого напоминать, и также я могу не поблагодарить вас за работу, поскольку я забуду, что дал вам ее. Это ясно?

– Да, сэр, – сказала она, очень тихо.

– Может случиться, что вам придется работать тяжелее, чем вы когда-

либо в жизни работали. – Он заметил ее ироничную улыбку, но она почти мгновенно исчезла. – Но в любое другое время вам придется полагаться на свое собственное суждение.

– Я и полагалась! – сказала она, заметно волнуясь.

– И ваше суждение велело вам не спать всю ночь, чтобы выполнить работу, которой вы могли заниматься месяца три?

– Вы сказали: «Так скоро, как только сможете, составьте мне расписание

встреч». Мое суждение сказало мне, что у меня обязанность перед вашим суждением. Верное ли оно или… то есть, я не так хорошо знакома с вашими суждениями.

– Ясно. – Они дошли до наблюдательной палубы. Джим автоматически поднял экран, чтобы открыть звезды.

Дженис ахнула.

– Вот это вид, да? – сказал Джим. – Сядьте, поговорим несколько минут. – Он указал на кресло, с которого она могла видеть звезды.

– Но ваше расписание…

– У меня все еще пятнадцать минут, оставшихся от встречи с доктором

Маккоем. И за это мне тоже не следовала на вас рявкать. – Он усмехнулся. – Он вообразил, что изобрел умный способ заполучить меня в свои лапы на достаточное время, чтобы провести мне осмотр. Садитесь.

Она послушалась.

– Я вчера не подумал, – сказал Джим. – И я был… неоправданно груб с вами сегодня утром. Я извиняюсь, и надеюсь, что вы меня простите.

– Но мне нечего прощать, капитан.

– Думаю, что есть, – и еще я думаю, что вы должны убедить себя, что у вас есть право требовать, чтобы с вами обращались как с разумным существом. Ваши чувства тоже имеют значение.

– Я попытаюсь, сэр, – быстро и твердо ответила она: в его голову немедленно закралось подозрение, что она сказала то, что, как она думала, он хотел услышать.

– А вы назначили встречу самой себе – чтобы поговорить со мной?

Ее бледное лицо вспыхнуло.

– Нет, сэр. Я… забыла.

– Расскажите мне немного о себе.

Она в упор, настороженно, уставилась на него. Затем посмотрела в сторону и быстро сказала:

– Мне нечего рассказывать, сэр. Я закончила школу, пошла в Звездный Флот.

– Ваша семья?…

– Они обычные люди, сэр, с обычными профессиями.

– Сестры? Братья?

Она ничего не сказала.

– Любимая золотая рыбка?

Она почти улыбнулась.

– Уже лучше. Что ж, старшина, вы загадка. Жаль, что Иностранный Легион уже распущен.

– Я не понимаю, что это значит, – прошептала она.

– Это была военная организация, несколько столетий назад. В нее вступали люди, которые… не хотели, чтобы им задавали вопросы.

Она смотрела в сторону, – частично чтобы избежать его взгляда, частично, – чтобы видеть звезды. Курс «Энтерпрайза» обратил галактику в диагональный росчерк, необычно выглядящий на фоне черноты.

– Неважно, старшина, – сказал он. – Вы взрослая; у вас есть право на личное и частное. Но если вам когда-нибудь просто захочется поговорить с кем-нибудь… – Она не ответила, и Джим поднялся. – Нам, пожалуй, надо вернуться на мостик.

Она последовала за ним, приостановившись, чтобы бросить еще один взгляд назад. Экран закрыл видовое окно.