Что я видел. Эссе и памфлеты - Виктор Гюго

Однако воздадим справедливость тем, кто осуждает на изгнание: они логичны, безукоризненны и отвратительны. Они делают все возможное для того, чтобы уничтожить изгнанника.

Добиваются ли они своей цели? Преуспевают ли? Возможно.

Человек, настолько разоренный, что у него осталась только его честь, настолько обобранный, что у него осталась только его совесть, настолько одинокий, что рядом с ним осталась лишь справедливость, столь отвергаемый, что с ним осталась только истина, настолько погруженный во мрак, что ему остается только солнце, – вот что такое изгнанник.

III

Изгнание – это категория не материальная, это категория моральная. Все уголки земли стоят друг друга. Angulus ridet.[59] Каждое место подойдет для мечты, лишь бы уголок был безвестным, а горизонт – широким.

В частности, привлекателен архипелаг Ля Манша; его с легкостью можно принять за родину, поскольку он – часть Франции. Джерси и Гернси – это кусочки Галлии, которые море оторвало от нее в восьмом столетии. В Джерси было больше кокетства, чем в Гернси; он остался в выигрыше от того, что стал более миловидным и менее прекрасным. На Джерси лес превратился в сад; на Гернси скалы остались колоссами. Здесь – больше прелести, там – больше величия. На Джерси ты в Нормандии, на Гернси – в Бретани. Букет огромный, как Лондон, – это Джерси. Здесь все благоухает, сияет, смеется; но это не мешает бурям посещать остров. Тот, кто пишет эти строки, как-то сравнил Джерси с «идиллией в открытом море». В языческие времена Джерси был более романским, Гернси – более кельтским: на Джерси чувствуется присутствие Юпитера, на Гернси – Тевтата3. На Гернси исчезла свирепость, но осталась дикость; на Гернси то, что когда-то принадлежало друидам, перешло теперь к гугенотам; здесь теперь правит не Молох, а Кальвин; церкви здесь холодные, пейзажи недоступны, религия раздражительна. Короче говоря, оба острова очаровательны: один – своей приветливостью, другой – суровостью.

Однажды королева Англии, более того, герцогиня Нормандская4, свято почитаемая шесть дней в неделю из семи, посетила Гернси с залпами, дымом, шумом и соблюдением всех церемоний. Это было воскресенье, единственный день недели, который ей не принадлежал. Королева, ставшая внезапно «этой женщиной», нарушила отдых дня Господня. Она вышла на набережную посреди безмолвной толпы. Никто не снял шляпу. Единственным человеком, который приветствовал ее, был изгнанник, пишущий эти строки.

Он приветствовал не королеву, а женщину.

Гернси создан, чтобы оставить у изгнанника только хорошие воспоминания; но ссылка существует за пределами места изгнания. Если смотреть изнутри, то можно сказать: изгнание не бывает прекрасным.

Изгнание – это суровая земля; там все опрокинуто, необитаемо, разрушено и повержено во прах, кроме долга, стоящего во весь рост, как церковная колокольня в разрушенном городе, возвышающаяся над развалинами.

Изгнание – это место наказания.

Кого?

Тирана.

Но тиран защищается.

IV

Изгнанники, будьте готовы ко всему. Вас выгоняют далеко, но и не отпускают. Подвергший вас изгнанию любопытен, и его взгляд следит за вами повсюду. Он наносит вам ловко подстроенные и многочисленные визиты. Уважаемый протестантский пастор сидит возле вашего камина, но этот протестант получает жалованье из кассы Тронсена-Дюмерсана; иностранный принц, представляющийся на ломаном языке: это к вам пришел Видок5; настоящий ли он принц? Да, он королевской крови, а также полицейский; профессор, увлеченный своей доктриной, попадает в ваш дом, а вы застаете его врасплох за чтением ваших бумаг. Все меры позволены против вас; вы вне закона, то есть за пределами справедливости, разума, уважения, очевидности; они сочтут, что получили от вас разрешение разглашать ваши беседы, и постараются при этом, чтобы они казались как можно глупее; вам припишут слова, которых вы не произносили, письма, которых вы не писали, поступки, которых вы не совершали. К вам приближаются, чтобы лучше выбрать место для удара кинжалом; изгнание подобно клетке; в него заглядывают, как в ров с животными; вы изолированы от мира, и вас стерегут.

Не пишите вашим французским друзьям; ваши письма позволено вскрывать; кассационный суд дал на это согласие; остерегайтесь ваших связей в изгнании, неизвестно, к каким последствиям они могут привести; человек, улыбнувшийся вам на Джерси, поносит вас в Париже; тот, кто приветствует вас под своим собственным именем, оскорбляет вас под псевдонимом; этот, на самом Джерси, пишет направленные против изгнанников статьи, которые достойны того, чтобы их предложить деятелям Империи, и которым он, впрочем, воздает должное, посвящая их банкирам Перерам6. Знайте, все это совсем просто. Вы находитесь в карантинном пункте. Если кто-то добропорядочный навестит вас, горе ему! На границе его ждет император в форме жандарма. Женщин разденут догола, чтобы найти у них какую-нибудь их ваших книг, и если они будут сопротивляться, если возмутятся, им скажут: у нас есть на то причины! Ваш квартирный хозяин, в свою очередь являющийся предателем, подберет вам соседей по своему усмотрению; тот, кто подверг вас изгнанию, располагает сведениями о качествах изгнанника; он украшает ими своих агентов; вы в опасности, берегитесь; вы говорите с лицом, но вас слушает маска; в изгнании вас неотступно преследует этот призрак, шпион.

Какой-то таинственный незнакомец шепчет вам на ухо, что если вы хотите, он может убить императора; это Бонапарт предлагает вам убить Бонапарта. Во время обеда с друзьями кто-то крикнет из угла: «Да здравствует Марат! Да здравствует Эбер! Да здравствует гильотина!» Прислушавшись чуть повнимательнее, вы узнаете голос Карлье. Иногда шпион просит милостыню; это император под видом Пьетри прикидывается нищим; вы даете монету, он смеется; это поистине смех палача. Вы платите за изгнанника долг в трактире, это полицейский; вы оплачиваете путешествие беглеца, это сбир7; вы идете по улице и слышите: «Вот настоящий тиран!» Он говорит о вас; вы оборачиваетесь и спрашиваете, кто этот человек. Вам отвечают: «Это изгнанник». Вовсе нет. Это государственный служащий. Его запугали и ему заплатили. Это республиканец, благословленный Мопа; Коко, переодетый Сцеволой8.

Что касается измышлений, лжи, гнусностей, принимайте их. Это снаряды, запущенные в вас Империей.

Самое главное – не возражайте. Над вами будут смеяться. После ваших возражений повторят те же самые оскорбления, даже не взяв на себя труд разнообразить их. Зачем готовить новую ядовитую речь? Хороша и вчерашняя.

Оскорбления будут продолжаться беспрерывно, каждый день, с неутомимым спокойствием и чувством удовлетворенности, подобно вращающемуся колесу и продажной лжи. Оскорбитель ничуть не боится отмщения: он защищается низостью; насекомое спасается благодаря своей заурядности. И клевета, уверенная в своей безнаказанности, не жалеет усилий; она опускается до столь глупых инсинуаций, что унижение, которому подвергаешься, опровергая их, превосходит отвращение, которое от них испытываешь.

Публикой для оскорбителей служат дураки, для которых все это очень смешно.

Доходят до того, что удивляются – как это вы не находите клевету совершенно естественной? Разве не для этого вы здесь? О, наивный человек, вы стали мишенью. Такой-то господин принят в академию за то, что оскорбил вас; другой получил крест за тот же мужественный поступок, император наградил его на славном поле клеветы; третий также отличился особо блистательными оскорблениями и назначен префектом. Оскорблять вас весьма прибыльно. Надо, чтобы у людей было на что жить. Черт побери! Почему-то же вас изгнали?

Будьте благоразумны. Это ваша вина. Кто вас заставлял считать вредным государственный переворот? Что за идея возникла у вас сражаться за право? Какой каприз пришел вам в голову принять сторону закона? Разве защищают право и закон, когда никто больше за них не выступает? Какая демагогия! Упрямиться, упорствовать, настаивать – это абсурд. Человек закалывает право и убивает закон. Вероятно, у него есть на то причины. Будьте заодно с этим человеком. Успех оправдывает его. Будьте на стороне успеха, поскольку успех становится правом. Все будут вам благодарны за это. Мы будем вас восхвалять. Вместо того чтобы быть изгнанником, вы станете сенатором и не будете выглядеть идиотом.

Вы решитесь сомневаться, что этот человек совершил правое дело? Но вы же видите, что он преуспел! Вы же видите, судьи, которые его обвиняли, приносят ему присягу! Вы же прекрасно видите, что священники, солдаты, епископы, генералы на его стороне! Вы полагаете, что вы более добродетельны, чем все они! Вы хотите оказать им всем сопротивление! Да полноте же! С одной стороны, все то, что уважаемо и достойно уважения, то, чему поклоняются и что достойно поклонения, с другой стороны – вы! Это нелепо; мы вас высмеиваем и хорошо делаем. Разрешается оболгать грубое животное. Все почтенные люди против вас; а мы, клеветники, мы с почтенными людьми. Полноте, поразмыслите, придите в себя. Надо было спасать общество. От кого? От вас. Чем только вы ему не угрожали? Не будет больше войн и эшафотов, смертная казнь будет отменена, обучение станет бесплатным и обязательным, все научатся читать! Это было ужасно. И что за отвратительные утопии! Женщина станет полноправным членом общества, эта половина рода человеческого будет допущена к всеобщим выборам, брак станет свободным благодаря разводам; бедный ребенок получит то же образование, что и богатый, результатом образования станет равенство; налоги сначала сократятся и наконец будут отменены благодаря уничтожению паразитизма, сдаче внаем общественных зданий, превращению нечистот в удобрения, распределению общинной собственности, вспашке ранее необработанных земель, извлечению выгоды из общественных доходов; жизнь станет дешевой благодаря разведению рыб в реках; не будет больше классов, границ и перегородок; будут созданы Европейская республика и единая монетная система для всего континента, денежное обращение увеличится в десятки раз, а в результате в десятки раз возрастет богатство; какое безумие! Нужно было защититься от всего этого! Что! Между людьми установился бы мир, не было бы больше армий, не было бы больше военной службы! Что! Франция была бы возделана так, чтобы смогла прокормить двести пятьдесят миллионов человек; не было бы больше налога, Франция жила бы на свои доходы! Что! Женщина голосовала бы, отец признавал бы права ребенка, мать семейства перестала бы быть подданной и служанкой, муж не имел бы права больше убить жену! Что! Священник не был бы больше учителем! Что! Не было бы больше сражений, солдат, палачей, виселиц, гильотин! Но это ужасно! Надо было нас спасти.