Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Соболева

Осенью 1797 года после тяжких поражений Вена решила избавиться от этого опасного во всех отношениях подразделения. Но только что вступивший на трон Павел I пригласил армию принца Конде в Россию. Для принца российская казна выкупила огромный дом графа Чернышёва, на нём появилась надпись «Отель Конде». Возможно, читателей заинтересует, что это за огромный дом Чернышёва. Так вот: дома этого давно не существует, а был он одним из самых роскошных дворцов российской столицы. Построил его для генерал-поручика графа Ивана Григорьевича Чернышёва, сподвижника Екатерины Великой, один из лучших архитекторов своего времени – Жан Батист Валлен-Деламот. (Заметьте, как часто встречаем мы французские имена в нашей истории и наши – во французской…) Стоял дворец на том месте, где уже более полутора веков стоит Мариинский дворец.

Итак, Луи Жозеф де Бурбон, принц Конде, поселился в Петербурге, а его сын и внук – последние Конде – обосновались в уездном городке Луцке. Там они прожили полтора года – до того момента, пока не слишком постоянный в своих привязанностях русский император не разочаровался в изгнанниках и не увлёкся их заклятым врагом Наполеоном. Корпусу Конде было предложено покинуть Россию.

А в 1802 году армия Конде, которую финансировала Англия, была распущена. Для герцога Энгиенского началась жизнь частного человека. Судя по дошедшим до нас сведениям, жизнь внешне спокойная и вполне благополучная. Вот тут-то он и был арестован французами.

Граф Эммануэль Огюст де Лас-Каз, сопровождавший Наполеона в его последнее изгнание, в «Мемориале Святой Елены» рассказал: «Он [18] писал к Наполеону, который был расположен отменить смертный приговор, но *** переслал ему письмо герцога лишь после исполнения приговора, такова доподлинная правда» [19] .

Разговор о судьбе герцога зашёл (в который раз!) незадолго до смерти Наполеона. Раздражённый, он потребовал принести завещание, дрожащими пальцами вскрыл пакет и, ничего не говоря, приписал несколько строк: «Я велел арестовать и судить герцога Энгиенского потому, что этого требовали безопасность, благополучие и честь французского народа; в то время граф д’Артуа, по собственному его признанию, содержал в Париже шестьдесят наемных убийц. В подобных обстоятельствах я и теперь поступил бы точно так же».

Трудно сказать, была ли эта приписка попыткой оправдаться или всего лишь результатом накопившегося раздражения, но он наверняка много раз сожалел о случившемся.

Недоброжелатели возлагают вину за расстрел на одного Наполеона. Забывая общеизвестный в своё время факт: о местонахождении герцога сообщил Наполеону Талейран, он же толкнул на похищение и убийство, доказывая, что оно станет единственным способом предотвращения смуты и гражданской войны, неизбежных в случае убийства Первого консула. Кроме того, Наполеона обвиняют в том, что это он заставил судей единодушно проголосовать за расстрел. Но из их мемуаров, написанных после падения Наполеона (так что бояться было уже некого), следует, что, отправляясь на суд, они даже не знали, кого именно им придётся судить.

Уже два столетия историки недоумевают: почему Наполеон, понимавший, какой гнев вызовет расстрел герцога Энгиенского, не помиловал его? Ведь у него был шанс не только продемонстрировать свою решительность, отправив преступника под суд, но и проявить милосердие, воспользовавшись своим правом на помилование. Именно так он и собирался поступить. Об этом свидетельствует барон де Меневаль, на чьих глазах происходили события, оказавшиеся роковыми. Наполеон послал письменное указание привезти ему просьбу герцога о помиловании, но письмо попало к адресату с опозданием, уже после того, как приговор был приведен в исполнение.

О том, как это известие воспринял Наполеон, рассказал его камердинер Констан: «На лице его лежала печать меланхолии и страдания. Пока я одевал его, он не произнес ни слова, чего никогда не случалось. Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошла жена Первого консула в своём утреннем неглиже. Она была страшно возбуждена, на щеках виднелись следы слёз… Она ворвалась в комнату с криком: “Герцог Энгиенский мёртв! О, мой друг! Что же ты наделал!” Затем, рыдая, она упала в объятия Первого консула, который мертвенно побледнел и чрезвычайно возбуждённым тоном сказал: “Эти негодяи слишком поспешили!”»

Не верить Констану нет никаких оснований. Значит, расстрел оказался для Наполеона неожиданностью. Значит, он хотел только наказать, но не убивать… А расплачиваться ему пришлось за преднамеренное жестокое убийство. Как это похоже на судьбу Александра… Тот тоже не хотел убивать, но обвинение в убийстве отца тяготело над ним до конца дней.

И Наполеон расплачивался до конца дней. Многие из тех, кто сочувствовал Французской революции, кто видел в нём, Первом консуле, а потом и императоре, освободителя угнетенных народов, после казни, которой он на самом-то деле не хотел, стали считать его тираном, пренебрегающим общечеловеческими, дипломатическими и политическими нормами.

Именно казнь герцога Энгиенского подтолкнула Россию, Англию и Австрию к объединению, которое и привело в конце концов к краху империи Наполеона.

Аустерлиц

В начале царствования Александр заявлял, что внешняя политика Российской империи будет основываться на невмешательстве в западноевропейские дела, но это была скорее декларация о намерениях, рассчитанная на то, чтобы успокоить соседей. Одновременно, сразу по вступлении на престол, Александр I заявил в инструкциях российским послам: «Большая часть германских владетелей просит моей помощи; независимость и безопасность Германии так важны для будущего мира, что я не могу пренебречь случаем для сохранения за Россией первенствующего влияния в делах Империи».

Новый поверенный в делах Франции граф Аркадий Иванович Морков получает от царя такое же задание: «…сохранить преобладающее влияние России в делах Империи». Речь идёт о Священной Римской империи, созданной ещё в 962 году германским королём Отоном I. В неё входило как большинство германских княжеств и королевств, так и некоторые их соседи. С середины XVII века власть императора стала номинальной. Формально же Империя просуществовала до 1806 года, когда последний император – Франц II вынужден будет под давлением Наполеона отречься от престола и стать «всего лишь» главой империи Австрийской. Согласно секретной статье российско-французского мирного договора от 8 октября 1801 года, Россия считалась гарантом Священной Римской империи.

Так вот, именно эта статья и стала своего рода миной замедленного действия, взорвавшей договор, который обещал народам двух договорившихся стран спокойную, мирную жизнь. Маркграфство Баденское входило в состав Империи, а значит, и в зону действия полномочий гаранта её неприкосновенности – российского императора. Вдруг в этой зоне происходит событие экстраординарное: французский военный отряд вторгается на территорию Бадена, арестовывает бежавшего из Франции герцога Луи-Антуана Энгиенского и увозит его во Францию.

Это событие (одни называют его преступлением, другие – вполне адекватным наказанием) дало повод Александру потребовать, чтобы французы немедленно покинули северную Германию и Неаполь (территории, входящие в подопечную Александру Империю). Наполеон, разумеется, отказался. В августе 1804 года дипломатические отношения между двумя государствами были прерваны.

Александр с редкой для него активностью начинает организовывать новую антинаполеоновскую коалицию. С этого времени он всё дальше отходит от дел внутренних, российских, всё больше погружается в хитросплетения политики внешней. Здесь ведь совсем другой масштаб – в его руках оказываются судьбы Европы! Он мечтает: новая коалиция не просто уничтожит могущество Наполеона, она заложит в Европе основы нового порядка. Европа станет единой и мирной. Именно об этом мечтает и Наполеон. Но пути к единству Европы они выбирают разные…

В марте 1805 года подписан англо-русский союзный договор. Первый шаг сделан.

А через два месяца Наполеон объявляет о присоединении к Франции Генуи и делает Лукку владением своей сестры Элизы. Это уже напрямую касается Австрии, которая считает Италию своей если не собственностью, то зоной влияния. И Австрия присоединяется к англ о-русскому союзу.

Прусский король пока колеблется. Александр отправляется в Берлин, чтобы лично уговорить Фридриха-Вильгельма примкнуть к коалиции. Его встречают восторженно, как главу союза, способного остановить Наполеона. Спокойная уверенность русского государя в своих силах внушает надежду: антифранцузские настроения в Пруссии очень сильны. Личным обаянием Александр достиг того, чего не могли добиться опытные дипломаты: Фридрих-Вильгельм, человек крайне осмотрительный, чья осторожность граничила с трусостью, решился, наконец, ужесточить свою политику по отношению к Наполеону. Против императора французов ополчилась вся Европа. Причём выглядит это так, будто поднял её Александр. Только опытным политикам понятно: осторожно, исподволь (как всегда) подталкивала его Англия.