Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Соболева

В последний день своего визита в Потсдам Александр предложил спуститься в склеп, где покоятся останки Фридриха Великого. Король и королева Луиза охотно согласились. О Луизе Прусской, одной из выдающихся женщин своего времени, я уже писала в главе, посвящённой сёстрам Александра Павловича. Добавлю только, что она была очарована русским монархом настолько, что он опасался её ночного визита в свою спальню. Не случилось…

Итак, они втроём спустились в склеп. Свиты с ними не было. Александр коснулся губами гробовой крышки кумира своего отца и деда. Император и король поклялись над гробницей в вечной дружбе. Под впечатлением этой романтической сцены Александр и отправился к театру военных действий, в Австрию. Он был полон надежд: скоро, совсем скоро его назовут спасителем Европы. А в это время Наполеон готовился высадиться в Британии. Он построил грандиозный военный лагерь в Булони, возле Ла-Манша. Там уже была готова огромная армия (сто восемьдесят тысяч человек) для оккупации Британских островов. Оставалось незаметно проскочить через не слишком широкий пролив, а уж там, на суше… Наполеон ждал погоды: «Мне нужно только три туманных дня – и я стану господином Лондона и Английского банка». А туманы должны были вот-вот начаться. Счет шёл на дни…

Кое-кто из лондонцев уже отправился в эвакуацию. Казалось, столица Британской империи обречена… Но в Булонский лагерь неожиданно прискакали курьеры. Они сообщили императору, что русские войска вышли на соединение с австрийцами и намереваются вместе двинуться в сторону Франции.

Наполеон ни минуты не медлил с решением: поднял весь Булонский лагерь и спешным маршем отправился навстречу своим чересчур осмелевшим противникам.

Английские обыватели благословляли русского царя: он спас Британию если не от уничтожения, то, по меньшей мере, – от страшного кровопролития. Но Наполеон-то понимал (а руководители Англии – знали): англичане снова сами спасли себя, подкупом, интригами, лестью заставив союзников послать своих солдат умирать за британские интересы. Его всегда поражало не столько коварство английских политиков, сколько наивная доверчивость европейских монархов.

Союзники, разумеется, не рассчитывали, что Наполеону удастся сразу снять с места такое огромное войско, какое он скопил в Булонском лагере, да ещё так быстро пройти пол-Европы. Дело не в том, что они были так уж легкомысленны. Просто о возможностях Наполеона они всё ещё продолжали судить по собственным меркам. Да, никому из них такой марш-бросок был не по силам. Но они забывали: он им не чета, никому из них.

После нескольких побед и бескровного захвата древней крепости Ульм Бонапарт въехал в Вену и поселился в императорском дворце: император Франц (будущий тесть) сбежал.

В общем, значительная часть австрийских войск была разбита до встречи с союзниками. Русские ещё не подошли к месту встречи, а с присоединением к коалиции пруссаков ясности пока не было – император Александр как раз вёл переговоры с Фридрихом-Вильгельмом. Тот продолжал колебаться. Но как раз в это время французские войска, которыми командовал Бернадот, чтобы скорее прийти на помощь своему императору, прошли через прусский городок Аншпах. Бернадот, скорее всего, не решился бы без разрешения провести войска по чужой территории, но Наполеон приказал… И прусский суверенитет был нарушен. Этим, в общем-то, вполне безобидным фактом и воспользовался Фридрих-Вильгельм. Его возмутила беспардонность французов, да к тому же увещевания Александра были ещё свежи в памяти. И он отправляет к Наполеону посла с резким ультиматумом.

Пока посол в дороге, а значит, Пруссия ещё не вступила в войну, французскому императору, уже покончившему с главными силами австрийцев, нужно успеть разгромить русских. Но тактика русской армии, которой командовал ученик великого Суворова Михаил Илларионович Кутузов, оказалась вовсе не суворовской, а совершенно неожиданной: вместо того, чтобы ввязаться в бой, русские бежали от французов. В прямом смысле – бежали. Мобильной, привычной к стремительным перемещениям армии Наполеона было за ними не угнаться. Дело вовсе не в том, что Кутузов боялся (хотя это было первая встреча русских с войсками, которыми руководил лично Наполеон, и волнение перед такой встречей вполне естественно). Просто у русского полководца было всего пятьдесят тысяч солдат, измученных форсированным маршем через несколько стран, у Наполеона – без малого двести тысяч, правда, тоже усталых после марш-броска от Булони. Кутузов понимал: при лобовом столкновении у него нет шансов не только на победу, но и на спасение своей армии. И он решил отступать до того момента, пока к нему на помощь не придут из Италии остатки австрийской армии, да ещё не терял надежды на присоединение к войне пруссаков.

Закончился этот кутузовский марш-маневр (он вошёл в учебники истории как образец стратегического успеха) в старинном городке Ольмюц (сейчас это чешский город Оломоуц), где обосновались русский и австрийский императоры и куда как раз подошло из России крупное подкрепление, да и австрийцы собрали здесь остатки своей недобитой армии. Так что войск у Кутузова стало больше, чем у Наполеона. Но он понимал: избежать непомерных жертв можно только одним способом: избежав сражения. Он буквально умолял Александра: «Дайте мне отвести войска к границам России, и там, в полях Галиции, я погребу кости французов».

Но Александр и не думал прислушиваться к старику-командующему. Ещё бы! Он уже успел почувствовать себя полководцем. Ведь 16 ноября молодой русский император впервые участвовал в сражении. У моравского городка Вишау (по-чешски – Вышков) произошел бой между авангардом князя Багратиона и конным отрядом маршала Мюрата. Александр скакал вместе с наступавшими колоннами, прислушиваясь к свисту пуль. Потом он задержал коня и, когда пальба стихла, мрачно и безмолвно ездил по полю, рассматривая мёртвых в лорнет и тяжело вздыхая. В этот день он ничего не ел. Но победили-то русские! Уже потом стало известно: это Наполеон приказал Мюрату отойти: зачем тратить силы, терять людей в таких бессмысленных стычках.

Наполеон жаждал встречи с русскими в настоящем бою. Опасаясь, что они под каким-нибудь предлогом попытаются избежать сражения, он прикинулся перепуганным. Понимал: это самый надёжный способ заставить противника вступить в бой. И император французов послал к российскому императору Рене Савари, герцога Равиго, которому часто доверял деликатные поручения. Тот передал Александру предложение своего сюзерена о свидании. У Александра создалось впечатление, что Наполеон боится предстоящего сражения и хочет просить о мире.

Вот тут-то Александр Павлович, уверенный в собственной прозорливости, и совершил роковую ошибку: надменно от личной встречи отказался, а вместо себя отправил князя Петра Петровича Долгорукова, своего генерал-адъютанта, тоже, как и Савари, не раз выполнявшего деликатные дипломатические поручения своего императора. Наполеон встретил посланца чрезвычайно любезно, но князь Пётр Петрович, принадлежавший к сторонникам войны и уверенный в непобедимости русских войск, держался заносчиво, отклонял все предложения Наполеона, а свои предъявлял в резкой, ультимативной форме. От лица царя он требовал уступить всю Италию и некоторые другие завоеванные территории. Наполеон делал вид, что огорчён, что ему очень жалко отдавать Италию… Потом со смехом рассказывал, что Долгоруков вел себя с ним, «как с боярином, которого хотят сослать в Сибирь».

Вернувшись к Александру, князь, не жалея красок, описал, как ему удалось напугать «корсиканского выскочку». После этого обоих императоров, русского и австрийского, было уже не остановить – они требовали действовать без промедления. Кутузову оставалось только подчиниться.

О том, в каком сложном, зависимом положении находился Михаил Илларионович Кутузов, свидетельствовал его адъютант Александр Иванович Михайловский-Данилевский, неотступно находившийся при командующем и видевший многое, стороннему взгляду недоступное. Был он человеком достойным, незаурядным военным историком и писателем, академиком Петербургской Академии наук, генерал-майором. После смерти фельдмаршала был назначен флигель-адъютантом к императору, что вовсе не вызвало у него предполагаемого в ответ на такое благодеяние восторга: «Сия неожиданная милость не столько меня обрадовала, сколько удивила: я готовился служить России, теперь должен служить лично императору; я приобретал познания человека и гражданина, а теперь должен быть царедворцем».

Так вот, Михайловский-Данилевский утверждал, что Кутузов, «нося звание главнокомандующего, но видя себя без власти предводителя… покорился обстоятельствам, объявлял по армии даваемые ему приказания и оставался простым зрителем событий». Так что Аустерлицкое сражение по праву называют «битвой трёх императоров». И что победит тот единственный, кто имеет право называться полководцем, предсказать было совсем нетрудно.