Дар или проклятье - Джессика Спотсвуд

Я смотрю на лесной пейзаж, выгравированный на чайном столике, на то место, откуда исчезла бутылочка Рори. Я чувствую разлитое над этим местом волшебство, оно так и мерцает в воздухе. Мы с моими сестрами примерно равны по силе, поэтому мне трудно развеивать их чары. Но, наверно, это легче сделать с колдовством более слабой ведьмы — а Рори, несомненно, слабее меня. Я мысленно отталкиваю ее заклинание, оно трескается, и я снова вижу бутылочку с золотисто-коричневым ликером. «Commute», — думаю я. Но на столе по-прежнему всего лишь бутылка. Я делаю глубокий вдох. Мое колдовство, в лучшем случае, неубедительно.

— Забудь обо всем постороннем и сосредоточься, — говорит Саши.

Я смотрю на нее, ожидая увидеть выражение презрения на ее лице, но Саши улыбается, словно желает мне удачи. Мама никогда не смотрела на меня так, когда мы с ней практиковались. Все, связанное с колдовством, причиняло ей страдания.

Саши права. Финн — пророчество — Елена — новость, что мы с сестрами, оказывается, не единственные ведьмы в городе, — все это вертелось у меня в голове, отвлекая внимание. Я снова глубоко вдыхаю, наполняю свой разум одним-единственным намерением и снова и снова повторяю: «Commuto», — четко и ясно.

И вот на месте бутылки появляется воробушек с коричневыми перьями и белой грудкой. Рори, вскрикнув, вскакивает со своего места.

— Я знала! — Саши торжествующе воздевает руки. — Хорошая работа, Кейт.

— Ничего хорошего, наоборот, ужасно, — протестует Рори. — Птицы разносят болезни.

— Настоящие птицы — да. — Саши отдергивает тяжелые бархатные занавески, распахивает окно, и в комнату врывается холодный воздух улицы.

«Avolo», — говорит она, и воробей, захлопав крылышками, улетает.

— Показуха, — дрожа, ворчит Рори. — И где теперь мой бренди?

Саши смотрит на меня, ее глаза искрятся:

— Поищем в кустах?

— Сколько времени ты уже тренируешься? — спрашивает Рори. Она скидывает туфли и вытягивается на диване, словно мы давние близкие приятельницы и не нуждаемся ни в каких церемониях.

— С одиннадцати лет.

На них это явно производит впечатление; я не уточняю, что почти не практикуюсь в колдовстве с тех пор, как не стало Мамы. Все чары, которые я могу сплести в свои шестнадцать лет, я освоила еще до тринадцати.

— А у меня в тринадцать началось, — говорит Саши. — Во время обеда папенька так яростно распространялся насчет распутности, органически присущей всем женщинам, что я страшно разозлилась, и это пробудило мою колдовскую силу. Я разбила тогда все три зеркала и музыкальную шкатулку, которую Реньиро прислал мне из Нью-Лондона. Потом целую неделю соображала, как все это починить, и все это время мне пришлось выдумывать причины, чтобы не пускать горничных в свою комнату. Я не могла допустить, чтоб папенька думал, будто его маленькая дочурка может вспылить.

Когда я впервые начала колдовать, мне было одиннадцать, Мауре едва исполнилось десять, а Тэсс — семь. Стоял дождливый летний день, Пола не было. Мне надоело сидеть в четырех стенах, и я уговорила сестер выйти во двор и поиграть со мной. Мы рисовали мелками на каменных плитах, и нас со всех сторон окружал запах роз и свежескошенной травы.

Мы с Маурой поссорились из-за того, что я нечаянно размазала ее рисунок. Маура толкнула меня, и я врезалась в Тэсс, которая упала, порвала чулки и разодрала коленки. Маура сказала, что это я во всем виновата, и что она пойдет и все расскажет Маме, а Тэсс просто сидела рядом с трясущимися губами и окровавленными коленями. Я была так зла на Мауру, что мне хотелось хорошенько тряхнуть ее, чтобы она разревелась, а ее платье порвалось и измазалось кровью пополам с мелом.

Я чувствовала, как во мне все выше и выше поднимается горячая волна гнева. Что-то взорвалось внутри меня и выплеснулось на кончики пальцев. Зеленое платье Мауры треснуло. По юбке пошли белые меловые полосы, брызнула кровь. Вначале я подумала, что все происходит только в моем воображении, но потом глаза Тэсс расширились, а Маура начала кричать, и я поняла, что они тоже это видят. Я попыталась подкупить их обещанием интересных историй и сластей. Я не слишком-то прислушивалась к проповедям Братьев, но о ведьмах кое-что знала. Я считала, что их магия возникла, когда Персефона вышла замуж за дьявола, поэтому все ведьмы рождаются дурными и грешными.

— Твоя мать была ведьмой? — Рори закинула руки за голову, дотянувшись до пола кончиками пальцев.

Я нервно тереблю юбку.

— Да. Была.

— А твои сестры? — спрашивает Саши.

— Нет, хотя могли бы, — быстро отвечаю я. Братья уже не могут причинить зло Маме, но сестры — это другое дело. — Из нас троих ведьма только я.

— Тогда тебе повезло, что мы тебя нашли, — хитро улыбается Саши. — Мой дар достался мне по отцовской линии. Он не любит, когда об этом говорят, но его прабабушка была ведьмой.

— А в кого я такая, совершенно неизвестно, — говорит Рори. — Но уж всяко не в матушку.

— В тебе ничего нет от нее, — говорит Саши, поглаживая темные волосы Рори, — ты гораздо сильнее.

Рори сбрасывает ее руку, и Саши вздыхает. У меня создается впечатление, что и этот разговор происходит далеко не в первый раз.

— Кейт, а что ты можешь, кроме иллюзий? — спрашивает Саши.

— Это все, насколько мне известно. Перед смертью Мама научила меня только нескольким заклинаниям. — Я беру черничное печеньице. Неважно, милая там Саши или нет, я ни за что не рассажу ей о ментальной магии.

— Передвигать предметы гораздо сложнее. На это нужно больше энергии, чем на иллюзии. — Чайная чашка Саши поднимается на несколько дюймов над столом, а потом аккуратно возвращается на свое место, прямиком на синее блюдечко.

— Это не так легко, как кажется. Предметы… ну, они не всегда двигаются, когда я этого хочу, — добавляет Рори.

Саши искоса смотрит на Рори.

— Если ты не будешь пить, то…

— Agito, — перебивает ее Рори; толстая Библия в кожаном переплете срывается с книжной полки и летит по комнате прямо в голову Саши.

— Desino, — парирует Саши, и книга, не причинив вреда, падает на пол. — Очень хорошо, Рори.

— Хватит читать мне лекции, пусть лучше Кейт попробует.

— Я? Здесь? — Я бросаю нервный взгляд в сторону коридора.

Если не считать воробья и перья, я никогда не колдовала перед кем-то, кроме Мамы, Мауры и Тэсс. Я смущаюсь, будто Рори предложила мне раздеться.

— Это безопасно. Элизабет ушла на рынок, а мать Рори не спустится до ужина, — говорит Саши, указывая глазами на потолок.

Но это же совсем новое для меня заклинание! Кто знает, что может пойти не так?

— Если ты что-то тут разобьешь или поломаешь, никто не обратит внимания, — говорит с дивана Рори. — Мать никогда не замечает, если у нас пропадают блюдца.

— Все, что от тебя требуется, — это выбрать объект и сосредоточиться на том, что ты хочешь с ним сделать. Обязательно точно определи конечное местоположение предмета; если ты отвлечешься, он может оказаться где-нибудь еще, — инструктирует меня Саши. — Лучше всего использовать заклинание agito, хотя я иногда прибегаю к avolo, если хочу, чтобы предметы двигались побыстрее. Ну а чтобы остановить движение, используй desino.

Уж на что я слаба в языках, и то понимаю, что это латынь. Я ставлю чашку:

— Agito? — Чашка не шевелится. Я пробую снова, более напористо, представляя, как она сдвинется на три дюйма вправо. — Agito!

Снова ничего. На меня накатывает разочарование.

Чувствуя, как краснеют щеки, поднимаю взгляд на Саши.

— Я не могу этого сделать.

Саши только смеется.

— Ты же не рассчитываешь стать мастером заклинаний за пару минут? Понаблюдай немножко за нами.

Рори садится, и они вдвоем заставляют предметы летать по комнате. Летят книги, подушки, комнатные туфли Рори, сахарница. Рори вытягивает из волос Саши шпильки; в следующее мгновение диван вместе с визжащей Рори на несколько футов отрывается от пола. Они забавляются с магией так, как никогда не забавлялась я. Колдовство выглядит у них веселым развлечением.

Оказывается, все может быть совсем по-другому. Все дело в том, что я совсем другая.

Мама говорила очень четко: магия — это не то, с чем можно шутить. Ведьмовство — не подарок и не повод гордиться. Это бремя, и бремя тяжкое; чтобы обезопасить себя, мы должны научиться как следует с ним управляться.

Каково было бы осваивать колдовство без этих ее предупреждений, без бесконечных страхов и тревог, которыми были пропитаны все наши занятия? Может быть, тогда проповеди Братьев не заставляли бы меня до сих пор страдать от чувства вины?

— Попробуй, — говорит Саши, и я пробую.

Чашка многообещающе звенит, и Саши с Рори оставляют свое занятие, переключившись на меня. Я делаю еще одну попытку. На этот раз чашка быстро сдвигается в сторону.