Эльф из Преисподней. Том 2 (СИ) - "Lt Colonel"

Когда мы остались одни, она заговорила:

— Разве я тебя приглашала? Ужасно нетактично приходить в гости без приглашения.

— Меня привели дела. Видишь ли, тот самый Гаэмельс, которого ты записала в моё начальство, попросил меня выкупить имение — и усадьбу, и вишнёвый сад. Этим он не ограничился и передал, чтобы ты приняла его покровительство. Или же, если тебе покажется удобнее, моё. Якобы род ван Ранеховен в таком упадке, что за ним нужен глаз да глаз — может разбиться в любой момент.

— Об одном жалею, — вздохнула Анна, — что отпустила Фирса. Надо было приказать ему спустить тебя с лестницы.

— Учту на будущее, что стоит остерегаться этого боевого старика. Но разве я заявил, что намерен держаться сценария Гаэмельса?

— А разве нет? Вы, эльфы, удивительно едины, когда дело касается выскочек, желающих встать с вами наравне. Уж не думаешь ли ты, что никто из моей семьи не смог связать сотни лет неудач с вмешательством в наши дела? Когда прямое, когда косвенное — но всегда направленное на то, чтобы потопить нас, завладеть всем, что нам принадлежит.

Анна коснулась совы, на мгновение заигравшей отблесками.

— Ты, может, и не знаешь, хотя я сильно в этом сомневаюсь, но принять покровительство для прайма невозможно. Он стоит на общественной вершине, и над ним не может быть ни покровителя, ни господина. Гаэмельс слабо завуалировал требование стать его сектом, отдать титул и земли — в обмен на что? На деньги? На безопасность?

Она вздёрнула подбородок, шагнула ко мне, побуждая отступить. Даже вытянула руку, будто намеревалась пихнуть.

— Меня ничуть не заботят планы Гаэмельса, — беззаботно отозвался я, оставшись на месте.

Ладонь Анны коснулась моей груди, толкнула её.

— Тогда зачем ты здесь?

— Прежде всего — выразить восхищение игрой.

— Соната № 5 до минор, adagio molto. Из сочинений Людвига. Он бы гордился, что удостоился похвалы от эльфа, если бы она была искренней. Но, подозреваю, эта лесть — разменная фишка в переговорах, которые ты хочешь навязать.

Я мотнул головой.

— Никаких переговоров. Я слишком ценю своё время, чтобы возиться с ними.

Чемодан подлетел ко мне, опустился на пол и раскрылся.

— Это подарок.

Анна окаменела. Внимательно изучила содержимое чемодана. Я помог ей, выложив на поверхность золото и драгоценности.

— Если ты полагаешь, что этого хватит, чтобы рассчитаться с долгами… то ты недалёк от истины. Их хватит на самые несносные. Где же договор? Сколько пунктов мелким шрифтом мне придётся прочесть, прежде чем швырнуть его тебе в лицо?

— Никаких договоров, — Я пожал плечами, — Безвозмездно и без условий. Хотя если я верно понимаю внутреннюю кухню Манхэттена, то кое-какое соглашение заключить всё же следует. Не об этой мелочи, но о партнёрстве.

Если прежде Анна была ошарашена, то теперь была близка к обмороку. Девушку можно было понять. Партнёрство праймов воспринималось как серьёзный финансовый и политический союз, и тот, кто покушался на одного члена этого соглашения, фактически нападал на всех.

А эльфы не особо любили бороться с соплеменниками.

Иными словами, партнёрство со мной давало ван Ранеховен защиту (пусть не идеальную) от будущих поползновений, но при этом не лишало её статуса прайма. Связь равных не принижала участников.

Спасибо, тётушка! Твой утренний трёп оказался полезен. А вот будет ли полезная вчерашняя беседа, покажет время.

В замешательстве Анна ухватилась за рыжую прядь, намотала её на палец. В хмурых карих глазах девушки ярко вспыхнули золотые крапинки. Перспективы сбили её с толку. Застарелое отчаяние, с которым она сжилась, которое почти не беспокоило её днём и отыгрывалось за бездействие по ночам, это отчаяние треснуло под робким напором надежды.

— Если это какой-то хитрый план… О чём это я, конечно, это план, ловушка, которая захлопнется, если…

Расчётливая часть сознания Анны решала загадку — где выгода, зачем и для чего, и раз за разом приходила в тупик. Нынешняя глава рода с детства привыкла полагаться лишь на себя, её вело по жизни железное правило, что никто и никогда не придёт ей на помощь. И вот, когда она полностью свыклась с обречённым положением, впитала его без остатка, как свыкается с грядущей смертью моряк, выброшенный штормом за борт, на горизонте появилась узкая полоска земли.

И буря в душе Анны была волшебна. Отчаяние и надежда — когда-то похожая смесь спасла Эллеферию.

А ведь тогда надежда причиняла мне вред. Сейчас же я в полной мере оценил её красоту. Да, стоило бы отказаться от неё, ибо она усиливала паразита… Но я не стал.

Не смог.

Минута слабости простительна даже великому Малдериту.

Я выбрал компромисс — то, что осквернит светлые чувства Анны или хотя бы принизит их.

Растерянная, Анна не сопротивлялась, когда я привлёк её к себе и склонился для поцелуя. Меня встретил контраст ледяных пальцев и сухих горячих губ — краткого ступора и растущей паники. Холодный страх и жгучий гнев встретились в сердце девушки, и она отпрянула, отступив на пару шагов, опустошённая.

К чести Анны, она не закричала и не устроила сцену — то ли оттого, что понимала тщетность усилий (что она и старый слуга сделают эльфу?), то ли потому, что ей понравилось. Хотя водоворот отвращения, поднявшийся в ней, говорил в пользу первого варианта.

— Чего ты этим добиваешься? — наконец спросила она.

— Может быть, хочу сказать, чтобы ты заткнулась и дала спасти себя?

— Звучит рациональнее, чем версия с сумасшедшим насильником. Но насколько правдивее?

— Я не слишком рациональный разумный.

От порока рациональности пришлось избавляться не одно столетие. Я не намеревался в ближайшее время снова им обзавестись.

— Значит, разумность можно подвергнуть сомнению.

— Предпочитаю разделять рацио и разум.

Анна вздохнула, отправила платье.

— Всё же хотелось бы знать, какая логическая цепочка привела к поцелую.

Всё просто: меня привлекло её несчастье.

— Меня привлекла твоя красота.

И раз уж в мои планы входило избавить её от несчастья, почему бы напоследок не впечатать его в глубину её души?

Девушка с вызовом рассмеялась — зал подхватил эхо театрального хохота.

— Будто я поверю, что человек способен заинтересовать эльфа.

— Можешь не верить, — разрешил я, упиваясь гаммой эмоций, которую моя выходка вызвала у Анны, — Однако моё предложение ещё в силе. Я согласен подписать соглашение о партнёрстве и передать тебе деньги. Видишь ли, я не совсем правильный эльф. И точно не такой, к каким ты привыкла в Манхэттене.

Это заставило её задуматься. Она даже закусила губу от усердия — и потом, вспомнив, что на ней ещё хранился оттиск моих губ, стёрла его тыльной стороной ладони.

— Что ты хочешь взамен?

— Поговорить. Меня интересует история. Особенно та её часть, которую старательно пытается замять Триумвират.

Томительные мгновение мы сражались взглядами. Если бы недоверие могло ранить, я бы уже истекал кровью.

Незримую дуэль прервали характерные звуки: щелчок, клацанье, шелест. В зал вошёл Фирс, коротко поклонился, с трудом согнув спину, и возвестил:

— Дождь кончился. Если желаете, накрою чай в беседке.

— Многого не жди, — сказала мне Анна и добавила Фирсу, — Печенье не выставляй.

Глава 19

Я сидел на деревянной скамье, прихлёбывал чай и размышлял, слушая отдалённый птичий щебет. Печенья мне так и не дали — не то потому, что Фирс всерьёз воспринял шуточное (я почти верил в это) замечание Анны, не то потому, что во всём имении не сыскать было угощений для гостей. И то сказать, вряд ли сюда, в родовое гнездо праймов-изгнанников, часто захаживали знакомые; а может, ван Ранеховен опустились так низко, что у них не нашлось денег даже на печенье.

Обслуживал меня всё тот же Фирс, совершенно один. С кряхтеньем приволок по аллее пузатый самовар. Светясь непонятной гордостью, заявил, что это — трофей со времён русской кампании. За самоваром последовали фарфоровые чашечки; та, что со сколом у кромки, досталась мне, целую Фирс поставил для Анны.