Тайный суд - Вадим Сухачевский

При этих его словах целый строй уродцев внес в зал бадьи с квашеной капустой на серебряных подносах.

– Жуйте, жуйте, братья мои! – приглашал подданных свинорылый король. – Жуйте с холодными головами! Никакого оборотня нет, ибо его никогда и не было! И главное – будьте счастливы!..

Кто-то принялся жевать, кто-то отстранялся. И у тех, и у других счастья на лицах не было.

Глава 21

Тень Призрака

Свинорылый перевел взгляд на Юрия:

– Что-то не вижу счастья на твоем лице, Васильцев, – сказал он. – А ведь ты и твоя подруга, вы должны быть счастливее других, ибо вожделенная вами справедливость, уверяю вас, только что восторжествовала. Как там у вас? Камень, палка, веревка…

– Трава, страдание… – машинально закончил Васильцев.

– Вот-вот! Были там и камень, и веревка, и страдание. Было кое-что и похуже, тошно даже говорить… Или вам столь уж необходимо было видеть все это воочию? Тогда чем вы по сути отличаетесь от того самого оборотня, про которого давно пора уже забыть. Забыть, жевать капустку и быть счастливыми!

– Но… – Васильцев не сразу нашелся с ответом. – Но все должно быть открыто – лишь тогда справедливость…

– Ах, опять он – это слово! – перебил его скрип жерновов. – Сколько уже можно говорить? Смысла в нем не больше, чем у прожеванной капустки. Вот зря, зря ты ее не ешь, брат Васильцев, сразу мир проще и яснее увиделся бы!.. Ну хорошо, если ты о ней, о справедливости, то разыграем специально для тебя комедию в трех актах. Итак, акт первый. Где там у нас майор Чужак? Кажется, я только что его видел.

При звуке этой фамилии у Юрия сжалось сердце.

Монарх хлопнул в ладоши. Тут же раздался звук чеканных шагов, и перед двумя повелителями предстал майор Чужак собственной персоной:

– По вашему приказанию, майор государственной безопасности Чужак! – щелкнув до блеска начищенными сапогами, отрапортовал он.

– Да, Чужачок, – кивнул свинорылый король, – мы же давно знакомы, так зачем, я не понимаю, столько шуму? Мы тут люди тихие.

– Виноват, ваше… Виноват, сир!

– Кстати, Чужачок, просьба твоя была исполнена: нарком Ежов, о котором ты так настоятельно просил, висит-таки на дереве во дворе дома скорби с тою самой табличкой на шее. Тебя интересует, как это все было проделано?

– Никак нет! – щелкнул каблуками Чужак. – Меньше знаешь – дольше живешь!

– И тебя не трогает, что так и не откроется весь груз его преступлений? А ведь в сравнении с ними наш Лунный оборотень, только что в муках отошедший в мир иной, – не более, чем заплутавший мальчишка.

– Чего там? – ответил Чужак. – Висит – и пущай себе там и висит.

– Разумный, разумный ответ. Почти как у этого вашего усатого: «Нет человека – нет проблемы». Я бы сказал, с таким подходом к делу далеко пойдешь, Чужачок… Если бы только не одно маленькое «но». Однако к этому «но» мы со временем еще вернемся. А пока… Пока поведай, с чем ты на сей раз пожаловал, майор Чужак, у меня всякий раз просто сердце радуется, когда тебя слушаю.

Чужак вытащил из кармана узелок и развязал его. Все вокруг сразу заискрилось от сияния самоцветов.

– Камушки! – вожделенно произнес свинорылый.

– Камушки! – скрипнул смуглолицый. Один камень он даже облизнул и потом зажевал капусткой. – Ну и поведай нам, драгоценный Чужачок, какова судьба твоих камушков на этот раз.

Чужак показал огромный кулон с красным рубином на золотой цепи.

– Шестого дня у графини одной шмон произвели. Она, стерва, этот камушек готовила, чтобы сынка своего отмазать, редкостную гниду, бывшего офицера-врангелевца. Ничего, не отмажет уже. Да и сыночек уже месяц как в расходе. А камушек знатный оказался, я так прикинул – на восемь карат.

– Да и к твоим рученькам, надо полагать, тоже кое-что прилипло, Чужачок?

– Ну так… эта-а…

– Да нет, нет, Чужачок, мы не в претензии. Тем более, я вижу, ты кое-что еще принес на нашу бедность?

– Точно так! – просиял майор. – Брошь от камергерской вдовы Нелидовой. («Вот же мерзавец, уже и до соседки, Софьи Феликсовны добрался!» – подумал Васильцев.) Чистые изумруды, – продолжал Чужак. – Отдавать не хотела, цеплялась все. Кабы не цеплялась – еще бы, глядишь, до Соловков дожила, а тут… Все жадность бабская!

– И тоже, надеюсь, это не единственное, что ты прибрал у камергерской вдовы?

– Так эта-а… – замялся Чужак. – Там же еще товарищ Панасенков, уж не говоря об лично Лаврентии Павловиче… И еще…

– Ну а это что за перстень? Натуральный, по-моему, сапфир?

– Натуральней не бывает, – подтвердил Чужак. – Это от актрисульки одной, вдовы какого-то режиссера-хреносера, уже шлепнутого. Ох, как баба не хотела с перстенечком-то расставаться! Долго тыкать ножичком пришлось, пока не раскололась наконец[22].

– Снова же надеюсь, это не единственное, что ты взял у нее?

– Ну так…

– Ладно, ладно, Чужачок, это мы так, для отчетности, – миролюбиво сказал свинорылый, – сами понимаем, у тебя свои расходы; за то же, что ты оторвал от себя лично, мы выносим тебе свою монаршую благодарность. А уж сколь благодарны тебе наши сирые и убогие подданные, тому и слов не подобрать. Ах, скольких ты спас от нищеты, нужды, голода! Пожуй капустки, Чужачок, ей-ей, ты заслужил этого.

Видимо, в сем подземном царстве то была награда, наподобие ордена. Чужак скромно, зная меру, вытянул из банки листика три капусты, не больше, и, протирая взмокшие от умиления глаза, произнес:

– Служу верой и правдой!

– И счастлив ли ты, Чужак, этой службой своею?

Слезы просто-таки хлынули из суровых глаз майора.

– Беззаветно!.. – произнес он, более не находя слов от прочувственности.

– А теперь вернемся чуть назад, Чужачок, – сказал свинорылый. – Ну-ка, напомни, чем ты порадовал нас в прошлый раз?

Чужак достал из кармана кителя блокнот – с учетностью у него было явно все в порядке – и стал зачитывать:

– Значицца, так… Бусы из жемчугов от одной балеринки, у которой муж намедни шлепнутый, цепь золотая от одной нэпмановской морды, запонки золотые от троцкиста-прохвессора… Тэ-эк, что там еще?..

– Будет, будет, Чужачок, и этого пока довольно, – перебил его свинорылый. – А теперь выйди-ка сюда, сестра Копейкина.

Перед монархами предстала еще молодая, но совсем увядшая женщина с серым лицом и тусклыми глазами:

– Я тут.

– Скажи нам, несчастная Копейкина, на что потратила ты те две жемчужины, которые мы тебе даровали?

– На Федечку, сыночка моего единственного.

– Что же такое случилось с твоим Федечкой, напомни-ка нам?

– Болел, родимый, ножки у него вовсе не ходили. Доктор один сказал, что пойдет мой Федечка, только операция ему нужна. Не задаром, конечно…

– И хватило тех двух жемчужин на операцию?

– Хватило, благодетель ты наш!

– И что же теперь с твоим Федечкой?

– Ходит, родимый! Ходит, радуется! Свет божий увидел!

– А известно ли тебе, многострадальная Копейкина, через какие испытания прошла та балерина, прежде чем выдала-таки нашему доблестному Чужаку свое сокровище?

Об этом хорошо был осведомлен Васильцев. Несчастную несколько раз засовывали в горящий камин – все это было скрупулезно зафиксировано в материалах Тайного Суда. Там имелся целый пухлый том, касавшийся деяний майора Чужака.

– Ничего не знаю, – покачала головой Копейкина.

– А если б знала – было бы тебе проще жить?

Молчала Копейкина. Молчали и остальные, получавшие когда-то подобные дары.

– Видишь, Васильцев, – с укоризной вздохнул свинорылый, – скольких людей вы бы с вашим Судом сделали… нет, не скажу, что целиком несчастными, ибо какую-то толику счастья они все-таки получили; но разве не поубавилась бы их радость, если бы они знали вашу Правду, всю, целиком? И вы этого хотели? Стоила ли ваша Правда того?

Васильцев совсем уже потерялся во всей этой софистике и не находился с ответом.

– Но этот Чужак – преступник, – ответила Катя вместо него, – и как преступник должен понести наказание.

– Ах, девочка, – проскрипел смуглолицый, – боюсь, ты так ничего и не поняла. Я ведь вовсе не о наказании, которое, будь уверена, все мы когда-нибудь понесем; я лишь о том – все ли следует предавать всеобщему знанию? Что ж, если ты этого не осознала, придется перейти ко второму акту нашей комедии. Итак – ты тут говорила о наказании, и даже не столько о нем, сколько о том, что оно должно быть публично осознано, – верно мы тебя поняли?

– Верно, – кивнула Катя.

– И ты полагаешь, что именно для этого и нужен ваш Тайный Суд?

– Да, – сказала она твердо.

– Splendidamente![23] – воскликнул свинорылый. – В таком случае, дитя мое, мы начинаем этот обещанный второй акт! Но для начала позволю спросить господина Васильцева: что это, драгоценнейший Юрий Андреевич, топорщится у вас в пиджаке с правой стороны?

Там были золотые отцовские часы, Юрий только сейчас о них вспомнил. Он извлек их из кармана и увидел, как сразу пожухло лицо майора Чужака.