Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - Дэйв Мастейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Клифф, – всхлипнула она. – Он мертв.
Я понятия не имел, о чем она говорит. Поначалу я думал, она имеет в виду Клиффа Калтрери из Combat Records, но потом понял, что Мария его не знает.
– Какой Клифф? – я спросил.
– Клифф Бертон, – сказала она. – Произошла авария.
Мария все мне рассказала. Metallica были на гастролях в Швеции, и автобус группы слетел с шоссе, наехав на наледь. Клиффа выбросило из окна и придавило упавшим на него автобусом.
Мне нечего было ответить. Я просто стоял, схватив телефон, и было ощущение, что кто-то дал мне под дых. Я долгое время не общался с Клиффом, но по-прежнему считал его другом. Если я испытывал какой-то гнев по отношению к Ларсу и Джеймсу, что ж… невозможно было испытывать подобную степень неприязни к Клиффу. Он был просто слишком порядочным человеком.
Какой бы ни была причина – чувство вины, гнев, печаль, – я повесил трубку, сел в машину и поехал в город, чтобы достать героина. Накурился, повалял дурака и немного поплакал, затем взял гитару и начал сочинять. И за один присест написал целую песню: «In My Darkest Hour» появится на следующем альбоме Megadeth. Это интересная песня, поскольку текст в основном о наших отношениях с Дианой, нежели о чем-то еще. Но сама музыка – звук и атмосфера – была написана под вдохновением от той боли, когда я услышал о смерти друга. И пусть мы с Клиффом не присылали друг другу рождественские открытки, но я все равно чувствовал, что мы близки. Мы с ним здорово провели время в Сан-Франциско, все те дни, когда ездили на репетицию, и я всегда искренне любил этого парня. Клифф был честным и открытым. Он не был загадочным; он был именно таким, каким казался, без какого-либо притворства.
Несколько месяцев спустя, на концерте в Сан-Франциско, пришли родители Клиффа, и мне выпал шанс немного с ними поговорить. В какой-то момент я представил их публике, и она отреагировала с искренней теплотой и сердечными аплодисментами. Затем мы сыграли «In My Darkest Hour».
– Эта песня, – сказал я, – посвящается Клиффу.
* * *
Куй железо, пока горячо, верно? Для группы, которая только что выпустила признанный критиками и коммерчески успешный альбом, это означает лишь одно: отправиться на гастроли. Почти четыре года второй половины 80-х я жил на чемоданах и в номерах отелей, и после выхода Peace Sells началась действительно тяжелая работа. Не сказать, что это было такое уж бремя. Гораздо проще быть в дороге, чем дома. Дома у меня все равно не было; ни у кого из нас. Приехать домой означало найти кого-то, где можно жить за чужой счет. Жизнь в дороге была проще, если не менее прихотлива.
Гар довел этот образ жизни до совершенства. Как только мы приезжали в новый город, Гар опускал окно и спрашивал у прохожего:
– Эй, чувак, а где у вас здесь квартал красных фонарей?
– А? (Обычно это было первой реакцией.)
– Хочу снять девушку, – говорил Гар. – Куда мне поехать?
Долго ждать ответа не приходилось, и довольно скоро Крис с Гаром оказывались на противоположном конце города, выслеживая проституток и оплачивая их услуги, но не занимаясь с ними сексом. Целью было не перепихнуться – обычно это происходило после выступления и не требовало никаких финансовых затрат. Цель скорее была в том, чтобы закинуться, а потом и поесть. Обычно в таком порядке. Гар делал это с большей регулярностью, чем Крис, и с бóльшим чувством беспечности. Нам приходилось приезжать в очень опасные районы, чтобы вытащить его оттуда. Бродили по притонам, предлагая детальное описание Гара, которое, возможно, звучало забавно: «Выглядит он как саранча, в черном кожаном жилете и разноцветных высоких кроссовках. Не видели такого?».
Значительная часть каждого дня была посвящена тому, чтобы «поправить здоровье» и поддерживать это состояние, иногда до нелепого комического эффекта. Однажды ночью в отеле Флориды Гар достал наркоту, поделился с нами, а потом пошел в туалет и начал ширяться. Он также прочистил кишечник, и, когда я зашел после него поссать, сочетание запахов оказалось чересчур ароматным для моего нежного обоняния. Когда я вышел из туалета, меня накрыла волна тошноты, и вдруг я понял, что сейчас блевану. Не желая бежать обратно в туалет и блевать в раковину, которая и стала причиной моего дискомфорта, я попытался найти другое место. Но ничего не было. И когда желудок стал издавать рвотные позывы, я запаниковал и засунул голову в шкаф.
Бууэээ!
И через пару секунд почувствовал, что меня кто-то толкает сзади, крича непристойности.
– Съеби с дороги, чувак!
К моему огромному удивлению и отвращению, Крис Поланд упал на колени и стал копаться в моей блевотине, черпать ее и пропускать между пальцев. Снова и снова.
– Господи, Поланд. Какого черта происходит, чувак?!
Он поднял голову, бросил на меня дикий взгляд, а затем продолжил рыться в поисках золота.
– Ты испортил мой товар!
Я не знал, что Крис спрятал свой тайник с героином в углу шкафа, под полотенцем, которое теперь оказалось пропитанным моей блевотиной.
Поэтому, видишь, во всем был смысл. Мы провалились в кроличью нору, и выбраться оттуда оказалось нелегко.
Драки стали настолько распространенным явлением, что мы едва ли об этом задумывались. Я не имею в виду безобидные сучьи потасовки – я говорю о серьезных кровавых психоделических драках, обычно Крис получал больше всех. Даже у Скотта Мензиса, который по сей день любит Криса, временами просто заканчивалось терпение. Одна такая эпичная стычка началась – как, впрочем, и всегда – во время поиска наркотиков.
– Чува-а-а-ак, че думаешь? Два пятьдесят? Два пятьдесят?
Говорил Джей Джонс. Мы ехали по федеральной трассе на юге, путешествуя от одного концерта к другому в нашем караване на колесах, пытаясь убить время и не заснуть.
– Че ты, блядь, несешь, Джей?
Он улыбнулся.
– Два пятьдесят на рыло. Это все, что нам потребуется.
Он хотел, чтобы каждый из нас сбросился, и мы купили пакетик героина за
