Сыны Перуна - Сергей Жоголь

Оба, хозяин и гость, восседали на удобных дубовых стульях с высокими резными спинками. Посреди светлицы между столом и побеленной печной стенкой, служившей для обогрева помещения, лежала огромная медвежья шкура с оскаленной пастью. На столе стояли серебряные кубки с заморскими винами, мясо, дичь, сладкая выпечка и другая, очень редкая по тем временам снедь.

– Знатные у тебя хоромы, боярин и пища у тебя знатная, – обращаясь к хозяину, произнес Горемысл, запивая терпким виноградным вином гусиную ножку. – Даже терем с балконом построил, любо-дорого смотреть.

Тяжело вздохнув, Горемысл потянулся за очередным куском пирога с гусиной печенкой. Страба, сидящий напротив, поглядывал на гостя, попивая вино.

– Так ведь и у тебя, боярин, хоромы-то вроде не хуже моих, мастера-греки строили. Кучу золота, наверное, в них вложил?

– Ох, и не говори, друг, много денег ушло на новые постройки. Много, – тучный варяг озабоченно покачал головой. – А дела-то торговые все хуже и хуже идут, одни убытки от торговли. У тебя-то с этим вроде бы проблем нет, вон я слыхал, недавно ладьи твои от греков пришли, да доверху товаром груженные. Как ты так удачно торговлю ведешь аль у тебя секрет какой? – Горемысл, хитровато прищурившись, с интересом посмотрел на Страбу.

– Какой секрет, просто удача с моими купцами да охрана надежная, вот торговля-то и идет да люди лихие, до чужого добра охочие, на мои товары не зарятся, а кто зарится, тот побаивается. Охрана-то у меня надежная, нурманы да варяги, кто ж с ними сладит.

– Да, дружина-то у тебя славная, и земли на прокорм тебе Рюрик хорошие отдал, говорят, три шкуры со славян твои удальцы-дружиннички дерут? Народец-то, дескать, недоволен.

– На то он и народец, чтобы землю пахать да дружину кормить, а недовольных и укоротить можно. А ты сам-то что так прибедняешься? Дружина у тебя тоже немалая, да и торговля вроде бы неплохо продвигается, а коли денег мало, так вон князюшка наш – Олег – в поход, говорят, собирается. Большую дружину кличет, всех под свои знамена зовет. Садись на коня, собирай дружину да воев из мужичков своих и отправляйся в новые земли. Война нынче – дело самое прибыльное.

– Какая война, стар я стал, на коня-то с трудом влезаю, – тучный гость похлопал себя по круглому животу. – Людей-то я Олегу дам и командиров назначу, попробуй не дай, князь-то наш на расправу лют. Это тебе хорошо, ты при княжиче, он малец еще, ему в бой идти не надобно, да и тебе вместе с ним.

– Ну, а коли стар, говоришь, зачем тебе богатства-то?

– Да как зачем. Прошлую весну жена у меня померла старшая, так вот решил я еще одну жену взять из знатного рода, поэтому и на войну мне никак нельзя.

– А кому же честь такая выпала? – усмехнулся Страба, глядя на незатейливого жениха.

– Асгерд, сестре Свенельда, боярина свейского. А что, и богата, и рода знатного, да и к князю нашему их род приближен. Да и вдовая она, говорят, уж второй год.

– Этот пузатый выскочка – жених Асгерд, – Страба прикрыл рот рукой, чтобы не прыснуть со смеху. – Да она же на него и смотреть не станет.

– А что, роду я знатного, не беден, при княжиче молодом всегда, – продолжал рассуждать Горемысл. – Так я вот и подумал, может, поможешь мне в этом деле. Ты при Игоре, считай, первый знатный муж, не смогут Свенельд и Асгерд отказать, коли ты за меня попросишь да посватаешься, а я век признателен буду, отблагодарю, чем смогу.

Страба начал судорожно рассуждать, как же отказаться от столь неожиданной просьбы, чтобы просящего не обидеть.

– Только вот сомненья у меня есть, – продолжал престарелый жених. – Я тут сегодня поутру к ней домой, к Асгерд то бишь, захаживал, напрямик не сказал, но намекнул, стало быть, а она в ответ ничего. Братца-то её на месте не было. Но вот перед тем, как я к ним в хоромы-то вошел, возле дома паренька встретил из дружинников Олеговых.

Страба с трудом сдерживал смех.

– Что, к невесте твоей уже добры молодцы похаживают, пока ты сватов подыскиваешь?

– Вот именно, чего он там крутился? – не замечая иронии хозяина, размышлял простоватый гость. – Говорит, что по делам княжьим, а каким – не сказал. Да еще наглый такой, глазищи дерзкие, ты его знать должен. Он же недавно Сигвальда, дружинника твоего бывшего, убил, когда князя стерег после попойки Игоревой.

Страба сразу насторожился. Дело принимало интересный оборот.

– Если она молодых парней принимает, так зачем же мне такая жена нужна? – совсем уже разболтался захмелевший варяг. – А если правда по делам, то дело другое. Ты не знаешь часом, чего этот деревенщина у Асгерд делать мог.

– Я-то не знаю, но на твоем месте непременно бы узнал. Если они и вправду полюбовники, так наказать его нужно. А раз говоришь, что он еще и нагрубить тебе посмел, так точно не надо такого прощать. Ты у нас, говорят, воин славный, хоть на коня и почти и не садишься сейчас, так мы, варяги, всегда пешими бились и как бились!

– Да он же, говорят, самого Сигвальда Эриксона зарубил, где мне с ним биться, стар я стал для ратных дел.

– Стар не стар, а силушка-то есть еще, – Страба похлопал гостя по широкой спине. – А гридь этот молодой еще да неопытный, из славян примученных, из радимичей. А они никогда меча и сабли в руках не держали, борона да соха – весь их арсенал. А Сигвальда, скорее всего, не он, а князь сам и сразил, он ведь в сече той изрядно

мечом помахал, а князь у нас, сам знаешь, какой воин славный.

Страба разразился целым потоком красноречивых похвал в адрес своего гостя, перечисляя и приукрашивая все его былые подвиги и заслуги. С Рюриком, дескать, в походы ходил, славу и богатства мечом добыл. Подвыпивший Горемысл разошелся, сам уверовав в то, что говорил ему хитрый Страба.

– И в самом-то деле, чего это я, если узнаю, что этот гридь к моей невесте пристает, ох не поздоровится молодцу. Завтра же пойду к Свенельду сватать сестру его, а если опять мальчишку этого встречу, вызову его на бой, тогда Асгерд по-другому на меня смотреть станет, поймет, кто чего стоит.

Так оба собеседника просидели за столом до глубокой ночи, изрядно накачав себя вином, и Горемысл, уснув прямо за столом, остался ночевать в доме своего гостеприимного приятеля.

3

Одетый в свои лучшие одежды, подпоясанный шелковым красным поясом, с мечом на боку, на этот раз Радмир загодя остановил коня перед домом, дав ему и себе перевести дух. Как он ни старался, но волнение и легкую дрожь в коленях побороть не смог.

Он въехал в ворота и огляделся. Боярская челядь занималась своими делами. Между дворовыми постройками, хлевами и амбарами бегали несколько человек прислуги,

задавая корм скоту да перетаскивая от одного строения к другому какие-то вещи и мешки. Одним словом, сегодня молодой дружинник не произвел такого переполоха, который случился по его приезду днем раньше. Сегодня его встретила сама хозяйка. Асгерд вышла на крыльцо, как только Радмир въехал в ворота. Перед ступеньками молодую хозяйку ждал тот самый мужичок, которому вчера Радмир вверил своего любимого Щелкуна. Только теперь боярский слуга держал под уздцы оседланную пегую красивую лошадку с тонкими ногами и белым пятном во лбу.

– А, это снова ты! Братца моего нет еще, человек от него был, сказал, еще на день задержится, – словно только сейчас заметив прибывшего всадника, с улыбкой произнесла Асгерд. – Ну что, раз уж приехал, составишь мне компанию, я вот лошадь свою новую решила объездить немного, хочу за город выехать покататься.

Радмир не поверил своим ушам от свалившегося на него счастья.

– Как прикажешь, боярыня, все равно мне брата твоего дожидаться велено.

– А что же ты, матушка, нас заранее не предупредила, вон дружиннички все дрыхнут еще, погоди малость, сбегаю, подниму кого-нибудь в охрану тебе, – засуетился слуга.

– Не нужна мне стража, я и сама за себя постоять могу, – и молодая женщина, отодвинув накинутый на плечи плащ, продемонстрировала окружающим висящий у нее на поясе кинжал с дорогой отделкой.