Сыны Перуна - Сергей Жоголь

Вошедшая прошла в душную комнатку и откинула надвинутый на голову капюшон. Молодая женщина поприветствовала свою кормилицу и обняла ее.

– Твой дом совсем пришел в запустение, почему ты не хочешь, чтобы я подыскала тебе новое жилье? Как можно так жить? – Асгерд с ужасом оглядела ветхое жилище старухи.

– Ты же знаешь, моя хозяйка, мне не нужны роскошь и богатство, здесь спокойно и для меня это – самое главное.

– Надеюсь, мой гость тебя не слишком обременил, боюсь, что ему придется провести у тебя еще некоторое время.

– О, ты же знаешь, что для тебя я готова на все, ну а тем более, такая мелочь. К тому же, он молчалив и умеет слушать. Старики с годами становятся болтливы, и я не исключение, – усмехнулась финка.

– Мне нужно поговорить с тобой наедине. Выйдем во двор, только накинь что-нибудь, что помешает тебя узнать, – и, поманив Радмира за собой, Асгерд вышла во двор.

Юноша, накинув на голову капюшон, вышел во двор и проследовал к стоящему позади дома ветхому сараю, куда уже прошла его прекрасная спасительница.

Они стояли под крышей и несколько минут смотрели друг на друга. Рядом, почуяв запах хозяина, фырчал и бил копытами обрадованный Щелкун.

– Все плохо, как я и ожидала, – в голосе Асгерд слышалось волнение. – Тебя ищут люди покойного Горемысла, ты для них теперь кровник и они постараются убить тебя, если найдут. С ними люди тиуна из городской дружины. Я отправила человека к твоему командиру, он все знает и говорит, что постарается тебя защитить, но лучше тебе дождаться князя, он-то точно не даст тебя в обиду. Боярин Страба мутит воду и настраивает против тебя княжича. Говорит, что дружинники Олега совсем распоясались, теперь вот и людей знатных убивать стали безнаказанно. Требует от тиунов городских твоей поимки и немедленного строгого суда. Сегодня вернулся мой брат, новгородцы не дали городскую дружину, Свенди сказал, что не иначе греки к этому руку приложили. Олег в гневе, кличет добровольцев из новгородских людишек для похода, говорят, сердит очень, так что как приедет, до тебя ли ему будет, вот вопрос? Еще брат сказал, что все славяне южные к войне готовятся, не хотят под русов добровольно идти, значит, война долгой будет, затяжной. Крови много прольется.

– Значит, воевать будем, это хорошо, надоело мне в городе сидеть да всяким боярам кланяться, лучше врага бить, чем поклоны.

– А если убьют тебя, что тогда?

– Пусть убьют, все одно лучше, чем так… – юноша не успел договорить, потому что Асгерд прикрыла ему рот рукой.

– Глупый ты, молод ты. Жить тебе еще да жить.

Вторая рука женщины легла ему на плечо. Губы их соединились и, через несколько мгновений упав на сеновал и отдавшись порыву страсти, молодые мужчина и женщина позабыли на время об опасностях и бедах, которые готовила им суровая жизнь.

8

Олег вернулся только через неделю, и на следующий день после его приезда Асгерд прислала к старухе-финке гонца, который сообщил, что Радмир может возвратиться в княжью гридницу. Все это время юноша ждал свою спасительницу, но она ни разу больше не появлялась в доме бывшей рабыни. Простившись со старухой, юноша выехал с ее двора.

В княжеских хоромах была необычная суета. Весь маленький воинский городок словно превратился в один большой человеческий муравейник, где каждый выполнял свою задачу, важную и необходимую как ему самому, так и всем окружающим. Дружинники точили мечи, проверяли луки и другое оружие, а также начищали до блеска свои тяжелые шлемы и доспехи. Ржали кони, словно общее возбуждение и азарт передались этим отважным животным, которые, так же как и их хозяева, готовились к боевому походу. Прислуга таскала на спинах мешки и провиант, загружая им возы и телеги, которым предстояло сопровождать готовящееся к большому походу войско. Радмир встретил Сбывоя, который отдавал приказания воинам и отрокам, подгонял суетившихся вокруг слуг.

– А, явился, пропащая головушка. Ну, не буду тебя бранить, хоть и следовало, а лучше скажу тебе, что рад тебя снова видеть, – и матерый рус обнял своего молодого товарища. – Видишь, что у нас тут творится, к походу войско готовится. За городом ополчение новгородское лагерем стоит. Со всех концов вои в Киев спешат – с Ладоги, с Изборска, других городов и земель славянских, тех, что теперь под руку князя нашего встали. На днях воинство выступает, а ты прохлаждаешься где-то.

– Так я же не по своей воле, я же…

– Да ладно, шучу я, понимаю, что в беду попал, сочувствую. Только теперь, думаю, князь-то тебя прикроет. Не принято у нашего вождя свою гридь в беде бросать. Влетит тебе, конечно, зато жив остался да в кабалу вечную не попал. Виру-то за боярина убиенного, ох, большую назначить могли, век не расплатишься, а нечем платить, так и в неволю попасть можно. Ну ладно, ступай. Вон тебя в гриднице Горик со Свенельдом дожидаются, – произнеся эту речь, Сбывой продолжил руководить сборами.

Радмир поднялся на крыльцо и вошел в гридницу.

В конце длинного коридора он нашел ожидавших его Горика и юного Свенельда. На этот раз брат Асгерд был без своих привычных охранников.

– Наконец-то, явился, – стоявший у красного окна 41Горик был непривычно суров. – Ну, здравствуй, друже, рады мы видеть тебя с головой на плечах, а не с обрубком.

– Приветствую тебя, Горик, и тебе, боярин, желаю здравия, – обращаясь к обоим воинам, произнес Радмир и покорно склонил голову.

Сидящий на широкой скамье Свенельд только кивнул головой в ответ.

– Ну что, поведаешь нам, товарищам твоим, где ты бегал, пропадал столько времени, и почему головушка твоя нынче к полу опущена? Вижу, не слишком торопишься рассказать, что натворить успел, – продолжал корить парня суровый рус.

– А чего ж не рассказать, – Радмиру начало надоедать то, что его отчитывают, как мальчишку.

Привычная гордыня начинала брать свое.

– Мне стыдиться нечего: боярин Горемысл на меня сам с саблей кинулся, после того как оскорбил и меня, и сестру боярина Свенельда, – указав на сидящего подростка, произнес с запалом Радмир. – В доме боярском я не по своей воле оказался, а по повелению Сбывоя, старшего нашего. Гонцом он меня туда направил, послание боярину передать.

– Вот именно, что послание передать, а не глазки боярыне строить да голову кружить, да еще шеи знатным мужам киевским сворачивать, как тем гусям, – Горик почти кричал.

– Так я… – попытался возразить парень, но Горик его перебил.

– Хватит, не для того я тебя искусству воинскому учил, чтобы ты бояр княжьих губил. Князь наш милостив, он тебя перед тиунами городскими обелил, не сам князь, конечно, а мы, люди его. Видаков нашли, которые подтвердили, что боярин на тебя первый с оружием кинулся. А ты, дескать, его не бил, а он сам оступился, – голос руса чуть потеплел. – Так что тебе не только жизнь спасли, а еще и от виры тебя избавили, которую ты бы всю жизнь свою выплачивал.

– Прими благодарность мою за то, Горик, век тебе благодарен за все, что ты для меня сделал, – сказал Радмир, прервав речь руса.

– Ладно, чего уж, ты вместо благодарности теперь проявить себя в делах наших воинских должен будешь. Видишь, какие теперь дела творятся. Послезавтра в поход выступаем, так что на сборы у тебя только день.

Радмир словно расцвел при этих словах подобревшего варяга.

– А про сестру Свенельдову забудь. Она тебя спасла, так что ты имени ее славного порочить не должен. Не ровня ты ей и не спорь, – Горик взмахом руки остановил попытавшегося возразить парня. – Вот и боярин, Свенельд, тебе тоже скажет.

Молодой свей поднялся со своего места.

– Все, что сказал Горик, правда, не забывай, покажешь себя воином настоящим, славу и богатство найдешь, – молодой скандинавский воин говорил степенно, и молодость его не принижала его величия. – Сегодня вечером в доме, где ты прятался все это время, тебя будет ждать Асгерд, это была ее просьба. Она сама все тебе скажет, поэтому приходи, я разрешаю вам проститься, но проститься навсегда. Я ухожу, до встречи, гридь, во всех последующих походах и боях, я рад, что ты на нашей стороне, – и Свенельд вышел из гридницы во двор, где попрежнему кипели сборы киевского войска.