Джуна - Евгений Муляров

И как свидетельство о том, что рисунок не прихоть художника, не разминка для его масте­ровитой руки, а свидетельство о важном, пока непрочитываемом, возникали стихи. Пророчест­во облекалось и в наглядные, и в словесные об­разы, оставаясь пророчеством, значит, зашифро­ванным посланием, которое следует прочитать, истолковать, ужаснуться.

Как быстро машина мчалась, Как лес был приветлив, ласков, Кто знал, что дорога эта —

Не в сказку, а прочь из сказки. Что ожидания холод

Подрежет надежде крылья,

Кто ведал, что сказка может Вдруг стать черно-белой былью.

Слова «лес», «машина», «сказка» не давали возможности отнести эти стихотворные строки в область лирической поэзии. «Крылья», «надеж­да»... Нет, это не лирика. Жесткое сочетание «черно-белая» относится не к цветовой гамме, оно из разряда смысловых, символических. Чер­ное и белое — это свет и мрак, вспышка и тем­нота. Определение «черно-белое» можно отнести к фотографии или к кино (а ведь кино сродни вызыванию призраков). Сотворение призраков походит на кино или фотографию — при взрыве атомной бомбы в Хиросиме от людей остались только белые тени, отпечатывавшиеся на камнях, словно негативы фотографий.

Вслед за рисунком на белом блокнотном листе стали одна за другой возникать формулы, значения которых были неведомо Джуне. Наи­более частые сочетания АС, АС-4, RAD. Что это в сочетании с нарисованной рядом «розой ветров»? Чудовищная роза-мутант. Что воздей­ствовало на нее, если она неравномерно вспухла на северо-западе и юго-востоке? Крыло какой беды ее коснулось? Пока неведомо.

Джуна погружалась все глубже в себя, но ка­залось, что она погружается в странные гране­ные шахты, напоминающие граненые стаканы. Шахт было четыре, и сигналы самой большой опасности исходили со стороны четвертой шахты. Сетка, огненные шары. Женщины, чьи рты были разорваны криком, а лица искажены болью и страданием. Бегущие солдаты.

Новая война? Джуну часто спрашивали и сейчас спрашивают, будет ли война? Она не берет на себя смелости делать предсказания в этой области, но обязательно пытается успокоить задавшего страшный вопрос: «Войны не будет». Джуна отступает от роли прорицателя. Но пони­мает: в причудливой череде причин и следствий и случайный сдвиг может отразиться в будущем. Испуг человека, страх спроецируются на его по­ступки, поступки повлияют на действия других. Потому, если нет четкого знания или это знание ничего уже не изменит, лучше сказать человеку хорошее, обнадежить его, чем пугать или остав­лять в неведении, которое пугает иногда сильнее реальной угрозы.

Итак, представшее Джуне на новую войну не походило. Загадочные, нетолкуемые детали: кресло, белое покрывало, человеческая голова, лишенная волос, гладкая словно шар.

Потом она увидела саблю с черной рукоятью, лежащую на постели. Этот образ прочитать не­сложно. В сказках и легендах часто встречается сцена: влюбленные друг в друга юноша и девуш­ка или подчиненные жестким обстоятельствам муж и жена, ложась в постель, кладут между собой саблю, чтобы остаться чистыми, оградить себя от плотской любви. Сейчас символ означал разрушение привычных домашних связей, раз­рыв супружеских уз. Сабля перегораживала лю­бовное ложе, сама любовь по неизвестным при­чинам оказывалась под запретом, ей что-то ме­шало.

А вот женщина, которую окружила толпа людей с обожженными лицами. На женщине ог­ромные очки, за ними серые глаза.

В формулах, заполнивших блокнотный лист, преобладает сочетание АС. Что оно значит, также неизвестно. Но беда грядет, страшная, не­избывная беда. «Из-под земли извергнется какая-то масса», — сказала Джуна присутству­ющим при внезапном сеансе предсказания дру­зьям.

Нет, ни на следующее утро, ни через день, ни даже через месяц ничего похожего не случи­лось. А 26 апреля следующего, 1986 года про­изошел взрыв на Чернобыльской атомной электростанции. Официально о нем объявили лишь 28 апреля. Власти скрывали не только размеры самой трагедии (которые в полном объеме были попросту неизвестны), скрывали сам факт взрыва.

Джуна почувствовала грядущую беду еще до страшных событий. Но и она не в силах была прочитать явившиеся ей образы и картины, ин­терпретировать их. Лишь после взрыва она по­няла: механизм предвидения диктовал ей не «АС», он диктовал «АЭС». Следовало буквен­ные обозначения перевести в звуки. Разгадывать предсказания — наука не менее сложная, чем сложное искусство предсказывать. Это походит на разгадывание детской головоломки, которая очень подходит к данному случаю.

А, И, Б Сидели на трубе. А — упало, Б — пропало, Кто остался на трубе?

Атомный реактор четвертого блока, из кото­рого, словно из адской трубы, извергались клубы страшного пламени и радиоактивная гарь. Все порушилось, все пропали. Кто же остался, в конце концов? Последствия аварии сказываются до сих пор. Будут они сказываться еще десяти­летия. Страшные цветы-мутанты уже растут на этой бедной земле, многоголовые и многоногие животные бродят там.

Предсказание не было прочитано. Да и кто бы поверил Джуне, догадайся она о смысле уви­денного внутренним взором? Пророкам и про­видцам не верят. И низвергаются государства, гибнут люди. Напрасно вещая Кассандра выкри­кивала ужасное предсказание: «Вижу великую Трою поверженной в прах!» Ее слушали и не ус­лышали. Троя смешалась с прахом земным. И если жители Трои не верили, что она когда-ни­будь падет, люди будущего не верили, что Троя когда-то существовала.

Обретает в этом мире только тот, кто верит и умеет читать символы, в которых зашифровано знание. Генрих Шлиман поверил, прочитал древние сказания, как читают исторический до­кумент, и обнаружил развалины великого неког­да города.

«Друзей моих прекрасные черты»

Для названия главы, посвященной много - численным и верным друзьям Джуны, а также людям, с которыми она общалась и с которыми связана глубокой душевной прияз­нью, недаром взята строчка из стихотворения Беллы Ахмадулиной. Дружба ее с Джуной до­стойна отдельного рассказа, но именно Ахмадулиной принадлежат слова, которые лучше науч­ных статей и монографий определяют сущность героини этой книги.

«Мне кажется, Джуна есть привет нам от чего-то, что не вполне можем понять, но тем не менее чему мы вполне можем довериться, — пишет поэтесса. — Ну а, собственно, почему мы, человеки, должны так не доверять собствен­ным способностям? У нас есть много чудес, у нас есть Пушкин, у нас есть Цветаева; и Джуна — еще одно доказательство того, что сфера человеческого мозга, вообще человеческих дарований и всего нашего устройства, все-таки находится в области какой-то дымки и тайны. И, может быть, не нужно каким-либо грубым способом пробовать проникнуть в происхожде­ние этого тумана. Просто будем радоваться тому, что ее талант есть, потому что всегда, пока, в крайнем случае, я живу на белом свете, я считаю лучшей своей удачей разглядеть в дру­гом человеке дар. Это всегда — талант другого человека есть дар свыше этому человеку и через этого человека — нам. И вот мне кажется, что надо принять этот дар в доверчивые и призна­тельные ладони и любить Джуну».