Проклятый горн - Алексей Пехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здесь все просто. Законники прибыли в тот момент, когда таинственным образом был отравлен один из стражей. Господин Маркетте предложил магистрам помощь, и те с благодарностью согласились. В итоге представители Ордена Праведности выяснили, что страж, выпивая с магистром Стененом, увидел у того второй кинжал, которым, как известно, строжайше запрещено пользоваться.
– Серьезно? – Мои брови поползли вверх.
– Он сам отдал нам клинок. И мы обязательно предъявим его законникам, чтобы те провели глубокую проверку и узнали, сколько светлых душ собрал этот человек, недостойный звания магистра.
Я только покачал головой:
– Такого давно не случалось.
– Толстяк подпитывался на стороне. Бывает. – Павел не выглядел удивленным. – Когда его раскрыли, он запаниковал. Подсыпал яд в бутылку и подсунул ее цыгану. Кстати говоря, ты тогда задал Стенену вопрос. Он не скрывался при покупке, потому что покупал яд для себя.
– Для себя? – эхом отозвался я.
– Его мучили боли в ногах. Так что какое-то время Стенен подумывал, что, если ему станет хуже, он напьется хорошего вина со… специями. – Павел, прищурившись, смотрел на солнце, и его плоское немолодое лицо совершенно ничего не выражало. – Но в итоге отрава пригодилась для другого.
– А окулл? Как он с ним договорился?
– Этого мы уже никогда не узнаем. Короче, ван Нормайенн. Когда законники увидят запрещенный кинжал, они займутся только им и не станут особо разбираться, как преступник кого убил.
Я вздохнул:
– Но они зададут вопросы, почему он умер.
– Потому, что это оскорбление для Братства. И внутренний вопрос. Мы сами вершим суд над такими преступниками. Без помощи и вмешательства чужаков.
– Дополнительный клинок у стража. У магистра. Законники будут землю носом рыть.
– И мы будем полностью сотрудничать. Паршивые овцы есть везде. Письма уже ушли в Риапано. Гертруда в курсе и работает на месте, смягчая мнение клириков. Хочешь что-то спросить? – поинтересовался Павел.
– Если бы законники остались живы? Что тогда?
– Сам знаешь ответ. Мы бы замяли это дело и не дали ему хода. Но твой одушевленный… В общем, лучше ему не встречаться со мной. Хотя если подумать, то мы довольно легко вышли из щекотливой ситуации. Мое мнение – совету случившееся на пользу. Нам давно надо было устроить встряску. С этой проблемой Братство разберется. И, кстати, меня интересует вопрос – что бы ты стал делать, если бы Стенен не сломался и не спустил на тебя окулла?
– Ну он же это сделал, – невинно заметил я.
Павел рассмеялся:
– Ван Нормайенн, ты поразительно ловко умеешь класть голову на плаху и отдергивать ее, когда топор уже должен перерубить тебе шею. Карл мне потом все рассказал. Если бы я знал, что твои подозрения строятся на словах обкуренного хагжита и трости с дурацкой резьбой, я бы никогда не согласился на такую авантюру. И ты бы даже не успел коснуться магистра палкой, как тебя бы уже отправили в самый глубокий подвал Свешрикинга лечиться от полоумия.
– Ну что же. Я рад, что до этого не дошло. После посещения подвалов маркграфа Валентина, я их как-то недолюбливаю.
Внезапно он протянул руку и крепко пожал мою.:
– Когда-нибудь такой риск доведет тебя до беды, ван Нормайенн. Или до совета. Благо в нем освободилось еще одно место. Удачи тебе в поисках темного кузнеца.
Он позвал Тильду, и они вместе ушли. Эрик снова был рядом.
– Она милая, – сообщил он мне. – А правда, что ты убил черта?
– Нет. Это сделал инквизитор.
– Все равно здорово. Я вот чертей пока не видел.
– Надеюсь, что и не увидишь. Против нечисти мы такие же бессильные воины, как и обычные люди.
Мальчишка подумал над этим, внезапно потянул носом воздух и наконец понял, куда мы идем:
– Конюшни крепости?
– Верно. Умеешь ездить верхом?
– Ну… – протянул он. – Не так хорошо, как хотелось бы, но нас учат. А куда мы отправимся?
– Никуда. – Мой ответ несколько разочаровал его. – Просто хочу познакомить тебя с одним другом.
– И твой друг живет в конюшне? – удивился тот.
– Сейчас сам все увидишь.
Я подвел его к знакомому стойлу, тихо свистнул, и огромный жеребец потянул ко мне шею.
– Ух ты, какой красивый!
– Его зовут Вьюн. На. Угости его яблоком.
Мальчишка, прежде чем я успел отреагировать, уже был внутри, протягивая плод. Конь посмотрел удивленно, он давно привык, что его боятся, а тут какая-то мелочь сама лезет под копыта.
– Это друг, Вьюн, – спокойным голосом сказал я, оставаясь наготове на тот случай, если знакомство пойдет не так, как я рассчитывал.
Тот фыркнул, подумал, но угощение принял. Затем пихнул Эрика мордой в грудь, так что тот отшатнулся и едва не упал.
– Кажется, он просит еще.
Я кинул ему второе яблоко, мальчик ловко поймал, откусил сам, остальное отдал жеребцу и, не удержавшись, привстав на цыпочки, погладил его по шее. Вьюн не возражал.
– А он чей?
Я посмотрел на них обоих и ответил:
– Думаю, что с сегодняшнего дня он твой.
История третья
Пожиратели плоти
– Весна, – со странной грустью произнес Проповедник. – Последняя весна.
– Почему последняя? – удивился я, поворачиваясь в седле.
Он шагал рядом с лошадью, похожий на аиста в клерикальной одежде, и лишь развел руками:
– Такое чувство, Людвиг.
– Последняя для тебя?
– Бог его знает. Вообще-то я имел в виду человечество. Юстирский пот не дает мне покоя. Как ты думаешь, есть шанс, что он не перепрыгнет через Южный океан на наш материк?
– Нет шансов. Можно мечтать и надеяться, но зараза всегда приходит, как ни закрывай от нее порты.
– Но ведь тогда, в Солезино, благодаря кордонам кондотьеров удалось остановить ее распространение в Ветецию и Литавию.
– Исключительно из-за удачного географического положения Каварзере. На юге герцогство закрыто горами, на всех перевалах и смотровых площадках находились колдуны, прибывшие из соседних государств. Вспомни-ка, как полтора года назад они боролись с теми, кто пытался уйти из страны?
Проповедник неохотно ответил:
– Они сжигали их. И зараженных, и здоровых. Если бы я мог спать, мне бы снились одни обугленные трупы. Сотни погибших.
– И десятки тысяч уцелевших.
– Жалкое оправдание грехов. Погубленная душа – это погубленная душа.
– К сожалению, во время мора теологические вопросы идут побоку. – Я придержал лошадь, чтобы она не повредила ноги, вся дорога была в ямах. – Но, возвращаясь к ситуации в Каварзере и нынешним проблемам, хочу сказать, что теперь гор, как естественной преграды, не существует.
– Но есть море. Вполне себе преграда, – возразил он мне.
– О да. Море. – Я небрежно указал рукой налево, где солнечные блики сверкали на ярко-синих волнах, бьющихся об высокий золотистый берег. – На востоке береговая линия изрезана и безгранична. Сотни лиг, друг Проповедник. И это не бесконечные заснеженные хребты, в которых всего лишь нужно перекрыть перевалы. Здесь же – нельзя поставить через каждые пятьсот ярдов по колдуну или аркебузеру. Слишком много людей потребуется. Тут не только мышь, тут стая драконов пройдет, и никто ее не заметит.
– В Каварзере тоже море имеется. И, как ты помнишь, зараза не пошла дальше. Не в При, не в Хунгу и даже не в Ветецию, которая под боком.
– В Каварзере, всего пять пригодных для судоходства портов в природных гаванях. Во всех остальных местах течения, мели, камни и скалистые берега. Говорят, когда в Солезино появился первый заболевший, герцог отдал приказ, и его кавальери уничтожили все суда в портах, включая утлые рыбацкие лодки.
Проповедник вздохнул:
– Тем самым он обрек сотни своих подданных на бессмысленную гибель.
– И спас тысячи в соседних странах. – Мы снова столкнулись лбами на той же теме, что и несколько минут назад. – И умер сам, хотя мог бы попытаться сбежать от мора на собственном корабле.
Я вспомнил, как встретил герцога ди Сорца с его свитой на мертвой ночной дороге, ведущей из Солезино.
– Думаешь, кто-нибудь об этом припомнит через сто лет? – с какой-то печалью поинтересовался старый пеликан. – Что сильный мира сего поступил как правитель, а не как обычный человек? О нем забудут, как и обо всех нас.
– Такова жизнь.
Он с досадой махнул рукой:
– Какая это, к чертям, жизнь? Здесь даже молитва не поможет, хотя многие истово молятся в храмах, чтобы болезнь их не коснулась.
Тайны в том, что в Хагжите разразилась эпидемия, больше не было. Правители окрестных стран уже выпустили запрет на отправку кораблей на юг, а также прием судов с товарами из этих регионов.
Море только-только успокаивалось после холодных мартовских и апрельских штормов, начинался сезон судоходства, и военные патрульные корабли курсировали вдоль торговых маршрутов, разворачивая подозрительные суда. Но я понимал, что остановить всех невозможно. Безлунной ночью любое корыто может пройти на расстоянии вытянутой руки от корабельного носа, и его никто не заметит. А такое обязательно произойдет. Потому что разум людей часто пожирает жадность или страх.