Проклятый горн - Алексей Пехов

– Я все это время молчала, – произнес бархатистый женский голос с мягким и приятным акцентом уроженки Прогансу. – Но теперь скажу. Вы все правы. Одни в том, что инициатива для Братства может выйти боком, после того, как нам прямым текстом сказали, что с человеком, покушавшимся на кардинала Урбана и заварившим всю ту кашу в Шоссии, разберутся без нашего участия. Другие в том, что нельзя спокойно терпеть возможные кражи клинков или того хуже – убийство стражей ради их кинжалов. И раньше я склонялась к мнению большинства, но…

– Но? – В интонациях звонкой Миланы было слышно неприкрытое удивление. – Консервативнее тебя нет в совете, Луиза. Неужели ван Нормайенн смог растрогать твое сердце, словно ты Гертруда?

Раздались негромкие, вежливые смешки.

– Жаль, что он не растрогал твое, – с насмешкой ответила магистр. – Надеюсь, все признают, что кузнец опасен для Братства?

Луиза подождала несколько мгновений, но ей так никто не ответил. Молчание было красноречивее любых слов.

– Хорошо. Просто прекрасно. А теперь давайте говорить откровенно – мы лишь можем предполагать, что сделают клирики с кузнецом, когда найдут его.

– Если найдут, – внес поправку Стенен.

– Будем исходить из хорошего и думать о плохом. – Луизу не удалось смутить. – Что они с ним сделают? Убьют? И если да, то насколько быстро? Можем ли мы доверять их слову в столь щепетильном вопросе?

– Понимаю, куда ты клонишь, – вздохнул Димитр. – Уверен, что каждый из нас думал об уединенном монастыре на окраине мира, коих у церковников больше, чем гостий в дарохранительнице. Слишком ценный приз, чтобы его так просто уничтожить. По крайней мере, веди я политику Риапано и попадись мне такой человек в руки, я бы выпотрошил его без остатка. Узнал бы все, что можно. А уж после отправил погреться на огоньке.

– Верно, – одобрительно сказала Луиза. – Гертруда, хотите вы или нет, на прошлом совете была права. Темный кузнец обладает опасными знаниями для Братства. И если эти знания умрут вместе с ним, не доставшись никому другому, кто в будущем способен использовать их против стражей, никто из нас плакать не станет.

– А если бы он попал в руки к нам? – как бы между делом поинтересовалась Милана.

– Я бы прикончил его, – тут же ответил Стенен. – Сразу. Не навлекая риск на Братство. Мы единственные, кому не нужны его тайны. Они нам лишь вредят. И если мы их узнаем, то рано или поздно те выплывут наружу. Не стоит повторять ошибки прошлых магистров.

Я понял, что он намекает на записи, которые во время раскола достались Ордену и привели к появлению Хартвига, но сохранил невозмутимость. Не входящему в круг теней не полагалось знать такие подробности.

– Но! – Мне показалось, что Стенен многозначительно поднял палец. – Все это теория. Потому что мы не будем плевать в чашу с освященной водой.

– Действительно, – согласилась Луиза. – Братство не должно стоять за этим. Мы не будем отдавать приказ стражам. Мы не станем финансировать операцию по поиску и уничтожению неизвестного и привлекать третьих лиц. Но и оставаться в стороне не должны. Мое предложение таково: среди стражей вполне может найтись тот, кто действует по своему усмотрению, игнорируя приказы, даже если это приказы магистров. Самой подходящей кандидатурой мог бы быть человек, который уже ослушался, и об этом известно не только в Братстве, но и в Церкви.

Я бы, пожалуй, расхохотался, но, боюсь, мой смех могли расценить неверно.

– И что бы делал этот человек? – осторожно, точно пробуя слова на вкус, спросил я, все еще не в состоянии решить для себя, хорошо или плохо ее предложение.

– Смотреть, слушать, искать. Не отвлекаясь на свою основную работу. То есть магистры не станут посылать такого стража в разные части света, отнимая у него время от основного и самого важного задания.

– И когда… если этот человек найдет кузнеца?

– Он пришлет сообщение в Братство. И то в мудрости своей решит, что делать дальше, – произнес Бивой, массивная плечистая фигура в объемном балахоне-тени.

Это было очень неопределенно. Например, магистры решили бы оставить все как есть. Или захотели сдать кузнеца клирикам. Или отправить наемных убийц. Все зависит исключительно от того, в какую сторону будет дуть ветер в тот момент, когда я пришлю сообщение. Течение политической реки стремительно и совершенно непредсказуемо.

– Чушь. Бред. И глупость, – припечатал Павел. – Даже такой упрямец, как ван Нормайенн, не станет молчать, когда его растянут на дыбе.

– Конечно, – мягко ответила Милана. – Но даже если он признается, мы все будем отрицать и говорить, что он нарушил приказ и совет здесь ни при чем. Люди под пытками сочиняют и более сложные истории. У Риапано не будет прямых доказательств. Но, думается мне, мы очень торопим события. До тех пор пока не найдут темного кузнеца, об этом развитии можно не думать.

– Я вообще не уверена, что его можно найти, – проронила Николет. – Риапано занимается этим уже долгое время, и толку чуть. Там, где уже безрезультатно задействованы сотни, одиночка никогда не справится. Ты ставишь вопрос на голосование, Луиза?

– Да.

– Хорошо, – вздохнула один из самых старейших магистров. – Хорошо. Кто против того, чтобы ван Нормайенн и дальше занимался этим делом?

– Я, – сказал Павел.

– И я, – отозвался Стенен.

– Слишком рискованно. – Григорий сегодня был крайне осторожен.

Его поддержали еще трое магистров, ранее молчавших.

– Результат очевиден, – развела руками Николет. – Шестеро против пяти. Предложение не проходит.

– Отчего же? – Луиза вышла на свет.

Она была полной и миловидной, с пушистыми светлыми ресницами и растрепанными волосами, сейчас бледно-синими из-за падающего света. Она показала два тяжелых кольца, лежащих на ее узкой ладони.

– Мириам и Гертруда голосуют «за».

– Смотрю, ты подготовилась, – без всякой злобы или раздражения хмыкнул Павел и подвел итог: – Шестеро против семерых. Хорошо, ван Нормайенн. Можешь развлекаться и продолжать искать ветра в поле. Совет не станет возражать. Просто помни, что Братство не будет оказывать тебе никакой поддержки в этом деле.

– Мы лишь разведем руками, если нас спросят, чем ты занимаешься. И скажем, что ты уже какое-то время игнорируешь наши приказы. Письма с ними будут приходить тебе регулярно, – добавила Николет. – С этой минуты ты один.

– Все это здорово, уважаемые магистры. Вот только вы снова решили за меня и даже не поинтересовались, согласен я или нет.

– А ты не согласен? – полюбопытствовал Григорий и, видя ответ у меня на лице, невесело рассмеялся. – Так я и думал.

– Могу идти?

– Нет, – остановил меня Стенен. – За кузнецом ты успеешь набегаться. Еще один вопрос. Касательно темного одушевленного, которого порой видят возле тебя. Нам это не нравится.

– Я не нарушаю Кодекс теней.

– Еще бы ты его нарушал, – проворчал Димитр. – Но компания одушевленного тебе не нужна.

– Я сам знаю, что мне нужно.

– Вот. Этот парень мне уже знаком. – Григорий сказал это почти с удовольствием. – Но в данном случае за тебя примет решение совет. Темный одушевленный привлекает к себе внимание. Если его увидят законники…

– Мы все время боимся кого-то. Законников, клириков. Если они узнают, если они увидят. Я устал от этого, Григорий.

– Все устали. – В голосе Николет вновь зазвенел металл. – Но это вопрос выживания Братства. Избавься от одушевленного. Если он не причинял никому зла, просто прогони.

– Пока он рядом, я могу его контролировать. Что будет, если он захочет крови, когда поблизости не будет стража? – Я постарался сдержать гнев.

– Он кого-нибудь убьет, – равнодушно ответил Бивой. – И тогда с нас будут сняты ограничения, и мы уничтожим его. Приказ совета ты слышал. Избавься от одушевленного. Это ясно?

– Да.

– Тогда все. – Павел хлопнул рукой по подлокотнику кресла и встал. – Прервемся до завтра. Ты можешь быть свободен, ван Нормайенн.

И я ушел.

– Они правда такие полудурки? Думают, что ты скажешь Пугалу «кыш», и оно улетит? – Проповедник был сама язвительность.

– Что-то вроде этого, – рассеянно сказал я.

Мы шли через двор, мимо деревьев с начинающими распускаться листьями, пахнущими сладкой свежестью весны, под холодным ветром и мелким противным дождем.

– Такое впечатление, что тебе все равно.

– Ты ошибаешься. Мне не все равно. Пугало странное.

– Иисусе Христе! Какое откровение! Мне ли этого не знать! – фыркнул тот.

– Поэтому я постараюсь как можно дольше держать его при себе. Прежде чем оно нарубит в капусту какую-нибудь деревушку, и по его следу пустятся и стражи, и законники.

Он посмотрел на меня, точно не мог разгадать смысл слов. Дернул кадыком, усмехнулся:

– Никак не могу понять, Людвиг. Твоих мотивов.

– Будет для тебя откровением, если я скажу, что просто привык к нашему молчаливому другу? Что его темный юмор оценить можем только ты да я?