Лесная тень (СИ) - Фабер Майя

Длинный сделал шаг мне навстречу и прошепелявил:

— Постой, поговорить надо.

Останавливаться не хотелось, разговаривать с ним тем более, я была уверена, что никакого урока из произошедшего он не вынес, а значит, подвернись снова удобный случай, не побрезгует напасть на слабого и беззащитного ещё раз. Может быть даже на меня. Впрочем, я хорошо понимала и то, что не стану заводить его в лес, мы уже были на самой границе, здесь ещё был смысл звать на помощь, но чуть дальше… Я отметила, что тревожность себе все-таки заработала.

— Говори, — сложила руки на груди и повернулась к нему.

Дружки не подходили, но следили внимательно, как будто это я представляла для них опасность, а не наоборот.

— Не от меня послание, — прошепелявил Длинный, начав свою речь с какого-то уж очень дальнего конца, чем только очередной раз доказал собственную трусость. Видимо, посланником поработать он согласился, может даже сам вызвался, а вот брать на себя ответственность не хотел. — С совета передали.

— С какого такого «совета»? — усмехнулась я. Отродясь у нас такого органа не водилось.

— С мужского, — огрызнулся Длинный в ответ. Дружки синхронно хихикнули у него за спиной, как хорошо надрессированные собачки. Им бы ещё аплодисменты устроить для пущей значимости.

— Чего хотят-то?

— От тебя ничего. От этого, мужика твоего.

— Какой он мне мужик? — Я пожалела, что в руках не было ничего тяжёлого. — Ты давно сумками в морду не получал?

Длинный потратил секунду, соображая, на что же я намекаю, дружки заинтересованно встрепенулись. Увы, на провокацию он не поддался.

— Скажи, пусть придёт вечером в трактир. Объясниться по-человечески надо. По-хорошему.

— О чём это?

Варианты у меня были и свои, но очень хотелось услышать именно от него, просто чтобы удостовериться, что я себе ничего лишнего не придумала.

— Про убийство то, — наконец разродился Длинный. — Не хорошо это, не по-людски. Он приехал, волк пришёл. Если человек честный, пусть докажет, что зверь не его.

— А если его?

По лицу Длинного стало понятно, что на такой вопрос он не рассчитывал. Я сильно сомневалась, что тот стихийно образованный «совет», если он хотя бы частично состоял из умных людей, делился с типами вроде Длинного своими планами и догадками. Такие были хороши для малозначимых поручений, когда в итоге не важно, справился он или нет.

— Тогда пусть принесёт, — решил вдруг Длинный и добавил: — Тело. Раз его, значит и искать не придётся. И время тянуть не надо.

Я покачала головой. Говорил он вроде бы нормально, а слушать невозможно было, как будто что-то мешало ему нормальные предложения составлять. Ещё не протрезвел или уже не собирался.

— А чего тело-то? Страшно на живого зверя посмотреть? — ехидно уточнила я. — Ты же, слышала, того волка одним кулаком уложить смог?

Позади него хрюкнули, Длинный зыркнул на дружков вполоборота, чем заставил их смиренно заткнуться.

— Возни много, — деловито пояснил он. Если бы это был Арни, я бы похвалила его вслух за находчивость. — Всё равно убивать.

— Ладно, передам, — решила я, и он заметно повеселел, как ребёнок, который избавился наконец от глупого задания и теперь мог со спокойной душой вернуться к конфетам, ещё утром украденным с кухни и спрятанным под подушку дожидаться своего часа.

— Скажи, не тронет его никто, только зверь нужен, — не слишком уверенно добавил Длинный. — Вечером пусть приходит.

Ага, так и поверила, подумала я.

Лжец из него был и правда никудышный, это если он вообще понял, что пытался сказать.

Глава 20

В домике знахарки меня, как всегда, никто не ждал, свет не горел, а дверь в дальнюю комнату была привычно закрыта. Зажигать свечи я не стала, почти полная луна упрямо светила в окно, да так ярко, словно старалась доказать солнцу, едва скрывшемуся за горизонтом, что она справится ничуть не хуже него, так может ему и не следует возвращаться. Пусть отдохнёт подольше.

Глядя на луну, хотелось выть. Наверное, в этом и заключалось её истинное предназначение — облегчить душу усталому зверю.

Я заварила чай только себе, уже не надеялась выманить Финна даже ароматом трав, хотя обычно он не отказывался, когда находил на это время и силы. Остатки еды, что я захватила в таверне, остыли и перемешались, превратились в месиво удручающего вида, но по-прежнему пахли бульоном из косточки, в котором варились. Я оставила их на подоконнике, разложила покрасивее, поддавшись странному порыву, и оставила там, как тщательно отобранную жертву на алтаре для далёкой луны. Она благосклонно взирала на меня через окно, и мне чудилась улыбка на её узорном боку.

Есть расхотелось.

Я подёргала ручку дальней комнаты и убедилась, что дверь действительно заперта. Спросила:

— Живой?

Ответа не последовало, да я, казалось, и не ожидала. Уселась на пол, прислонилась спиной к косяку у двери, подтянула поближе ноги и обняла их, уткнулась подбородком в колени. Не хватало любимой шали, чтобы накинуть на плечи и спрятаться под ней от всего, чему ещё только предстояло случиться.

Я говорила очень долго, слова сами лились из меня наружу, остановить их было немыслимо и невозможно. Говорила тихо, спокойно, не прорывалось ни чувств, ни эмоций, только голос со временем становился всё тише, как будто где-то внутри меня заканчивались силы даже на то, чтобы просто открывать рот.

Говорила о детстве, о матери, о брате. О том, как никогда не хотела здесь жить, и как не хотела куда-либо уезжать. Как любила и ненавидела тётушку, менявшую кнут на пряник тогда, когда ей было удобно. О том, что произошло с нами в этом злосчастном году, в этом месяце, в эти осенние дни. Не жаловалась, не ждала ответа, просто хотела понять, где неправильно повернулся тот волшебный рычаг на невидимой дверце, через которую мы попадаем в завтрашний день. Жизнь никогда не была лёгкой, судьба не баловала подарками, но почему-то сейчас в этом месте она повернулась ко мне спиной. Я ведь просто хотела помощи, но просила не для себя.

В памяти то и дело всплывал рассказ старой мельничихи, несправедливо обиженные, несправедливо обвинённые люди. Сказочная болотная жертва, знахарка Марта, я была уверена, что если поискать, то найдутся ещё. Да что там далеко ходить, меня и саму едва не обесчестили в лесу, а может и убили бы потом, кто теперь разберёт, что творилось у них в головах. Наверное, Финн был прав, здесь все своё заслужили, быть может, только сейчас я впервые понимала его, не полностью, но чуть больше, чем самую малость.

Я говорила про Монти, Альбу и маленькую уличную лавку. Леший бы их всех побрал, разве не заслужила я хотя бы такой мелочи, как пара досок на четырёх ножках? За что Альба так не любила меня? Возможно, я относилась к ней несправедливо, но никогда не отрицала своей вины, разница состояла лишь в том, что она невзлюбила меня тогда, когда я ещё не могла ни сказать, ни сделать ей чего-либо плохого. То, что мы когда-то приехали в Хюрбен издалека, сохранилось у меня в памяти как простой факт, я знала, что это так, но не могла вспомнить ничего конкретного. И всё-таки смогла перейти ей дорогу. Помешала присутствием. Мешала потом, когда Монти не хотел оставлять меня одну, но это решение всегда принадлежало ему. В конце концов, тётушка позаботилась бы оно мне до совершеннолетия. Брат не доверил ей этот груз.

Я невесело усмехнулась. Хотелось плакать, в груди давило что-то, рвалось наружу, но слез не было, глаза пересохли, так, что даже от мысли потереть их пальцами становилось мерзко в животе, как бывает, когда дотронулся до отвратительной вещицы. Мне не требовались свидетели, слушатели или чужие жилетки, в которые можно было поплакать. Я не заботилась о том, слушал ли меня Финн, знала, что, если слишком помешаю ему, он выйдет и недовольно скажет об этом. Сочувствия не ждала, вряд ли он вообще представлял, что это такое, но жизнь и с ним поступила жестоко. Я бы не стала винить. Лунный свет падал на мои ноги, мир казался черно-белым и совсем не живым.