Лесная тень (СИ) - Фабер Майя

Реветь расхотелось. Я сжала кулаки и засопела. Ох и дрянь же ты, дорогая невестушка.

Глава 19

Я в растерянности стояла на крыльце. Солнце назойливо слепило глаза, в такой день бы радоваться его свету и совсем уж неожиданному теплу, вот-вот наступит зима и Хюрбен засыплет крупными и поблёскивающими хлопьями снега, а меня терзало странное чувство, что я должна была устыдиться даже мыслям о радости. Не заслужила, не сделала всё возможное, недостаточно старалась, рановато свесила руки. И всё-таки внутри трепыхалось что-то маленькое, но настоящее, упорно доказывало, что жизнь продолжалась, а значит в ней всегда найдётся место для улыбки.

У меня совсем не было плана. Видеть Финна в сознании мне не хотелось, так что в домик я собиралась отправиться не раньше, чем начнёт темнеть. Если мне повезёт, то к этому времени колдун уже будет валяться где-нибудь под столом, где можно его мстительно бросить, предварительно развернув на бок, чтобы легче дышалось. Нашлась заботливая, подумала я, стиснув челюсти.

Вернуться к Монти не могла. Не знала, как посмотрю ему в лицо, зато отчётливо представляла его печальные глаза, чуть поджатую нижнюю губу, вздох и голос, говоривший, что на меня даже в мелочах нельзя положиться. Я ведь так и не исполнила его желание, значит и награда мне не полагалась. К тому же мне требовалось время, чтобы подавить в себе желание по-детски нажаловаться на Альбу, иначе что бы я не сказала, звучать будет так, словно я стараюсь скинуть на неё свой промах. Просто потому, что мы с ней плохо ладили. Самое мерзкое заключалось в том, что в глубине души я понимала её. Немножко. Где-то очень и очень глубоко. Вот только Альба росла единственным и горячо любимым ребёнком в обеспеченной и отвратительно правильной семье. Пропасть между нашими мирами не поддавалась измерению. Я не завидовала ей, просто искренне не понимала, зачем отнимать у меня то малое, что я ещё имела, если у неё самой было неизмеримо больше.

Из-за крыш домов впереди застенчиво выглядывала старая мельница, построенная на отшибе у ручья, далеко от дороги. В детстве мы любили играть там, а ещё живой мельник кричал и гонял нас растрёпанной метлой. Получить ею по спине считалось позором, дразнили потом минимум неделю, пока «метка» не переходила на другого неудачника. Я улыбнулась своим мыслям. Что бы не случалось с нами, детство у меня было хорошим, да и жизнь в целом я считала забавной штукой, только люди иногда попадались не те.

Дом хозяев стоял рядом с мельницей, к нему вела тонкая, местами зарастающая травой тропинка, ходили по ней редко. Мельничиха, оставшись одна, совсем сдала и перестала выбираться в город, всем необходимым её обеспечивали дети, которые, впрочем, не горели желанием навещать её слишком часто. Поговаривали, что она давно сошла с ума.

Хозяйка нашлась на улице, плотно закутанная в плед, она сидела в кресле-качалке у крыльца и смотрела на воду. Выглядело это весьма удобно, я подумала, что зря Монти отказался от кресла, может и Альба от такого богатства стала бы добрее.

— Спасения от вас никакого нет, — пробурчала мельничиха, услышав мои шаги, но оборачиваться не стала.

Я обошла вокруг, чтобы показать себя, но она и глаз не открыла. Я потопталась на месте, но так и не решила, что делать, и просто встала рядом с ней, уставилась на воду. Внизу в ручье копошилась рыба-переросток, крупная и неповоротливая, она словно попала сюда случайно и совершенно не понимала, что теперь с этим делать. Круглая чешуя, хорошо заметная через чистую воду, переливалась на солнце, как настоящая драгоценность. В каком-то смысле драгоценностью была вся рыба, у нас ведь их уже давно не водилось. По крайней мере не таких, которыми можно было наесться. Будь я одна, так и полезла бы за ней в воду…

— У меня только один вопрос, — невежливо начала я, так и не вспомнив, как мельничиху звали, — можно?

— Кто же вам запретит, — отозвалась она, но недовольства в голосе я не расслышала. Может быть ей просто нужно было поворчать для порядка, со стариками такое иногда случалось.

— Вы слышали про Лесную тень?

Мельничиха молчала так долго, что я почти решилась потрогать её за плечо, чтобы разбудить, но она вдруг сама открыла глаза и странно, почти злобно зыркнула на меня, хотя голос её не изменился.

— С каких пор мы снова храним правду?

Я растерянно пожала плечами и запоздало спохватилась, что она не могла этого увидеть.

— Что такое Лесная тень?

— Сказка. Муж мой покойный запрещал о ней вспоминать, говорил, люди с Тенью разобрались, нет её больше и детей пугать дурью не надобно. Только сдаётся мне, не его слова это были, кто-то ему тоже их навязал. Нет его больше со мной и правды нет.

Она пошевелилась в кресле, подтянула покрывало повыше и прикрыла шею от ветерка, который начинал разгуливаться всё сильнее. Я и не заметила, когда он появился. Уселась на остатки травы, так, чтобы кресло загораживало меня от порывов.

— Пожалуйста, расскажите.

— Все записано в хрониках, — недовольно отозвалась она, — мой покойный супруг все тщательно записывал, много лет. Все хранится у Управляющего.

— Кто-то взял читать, — соврала я.

— А ты подождать не можешь? Эх, молодость. Ладно, раз день сегодня солнечный, слушай. Говорят, много лет назад случилось на этой земле убийство, несправедливое и бесчестное. Города тогда ещё толком не было, два дома да болото. В болоте то девку нашли, и улики при ней были, на сы́ночку Управляющего показывали. А как дело до суда людского дошло, народ глаза в пол опустил, никому такого человека обвинять не выгодно было: кто землю потеряет, кто заказы хорошие, кто почёт в глазах прочих. Так и решили единогласно, что девка та сама в болоте утопла. В следующее же полнолуние вернулась та девка в город, прошла по улице не скрываясь, дождалась пока жители из домов повыскакивают, а потом раз и обернись волком. Не обычным, огромным. Черным, как сама ночь. Как Тень. Так суд над убийцей её зубами да когтями и свершился, да над всеми, кто его оправдывал.

— И что с ней стало? С Тенью?

— А что с ней станется? Так и живёт она здесь незримо. Раз в полтора десятка годков появляется напомнить людям о их злодеянии. Смотрит, исправились ли они, решает, пора ли ей на покой.

— И как? Правду говорят, что она больше не появится?

Мельничиха хрюкнула, рот её расплылся в улыбке.

— Нет, милая. Ничего здесь до сих пор не меняется. Крадут, травят, убивают, сама, небось, знаешь.

Я покивала скорее себе, чем ей. Мы помолчали, раздумывали каждая о своём.

— Бедная Марта, — продолжала мельничиха чуть тише, — без неё нам совсем туго придётся.

— А кто это? — удивилась я.

— Знахарка-то наша. Хорошая была душа, чистая. Защищала нас от зла, как мать её до того и бабка. Бедная, не оставила после себя наследника, не обучила. Теперь никто между нами и Тенью не встанет.

Я поёжилась. Особенно настойчивый порыв ветерка, словно живой обогнул коляску и прошёлся холодом по моей спине, напомнил, что я где-то потеряла свою шаль.

— И вы в это верите?

Она снова задумалась, но все же ответила:

— Верю, девочка. Я видела Тень собственными глазами. Надеюсь, что не доживу до этого вновь.

Мне не удалось выведать у неё ничего другого. Она лишь повторяла что-то про зло и бедную Марту. Смирившись, я помогла ей зайти в дом, пока принесённые ветерком тучи совсем не затянули небо. Занесла внутрь кресло, кряхтя и ругаясь себе под нос, вежливо попрощалась и сбежала, очень уж хотелось побыстрее убраться отсюда.

На выходе из города меня поджидали. Длинный с парой таких же шалопаев, они стояли, не скрываясь, но то и дело оглядывались, как будто для того, чтобы удостовериться в незримой поддержке дружков, которые прятались за углами. Слишком большой гадости посреди дня от них можно было не ждать, но подпортить настроение эти точно сумеют, а оно едва начало приближаться к нейтральному.

Я сбавила шаг, чтобы не показывать напряжение и гордо задрала голову вверх. Позади меня слышался шум и голоса, свидетелей было достаточно.