Пастушок - Григорий Александрович Шепелев

тебе это? Я ведь в полтора раза выше тебя и в два раза шире! Таких, как ты, семерых голыми руками убью. А если мне будет лень спрыгивать на землю – конём стопчу я тебя, Данила! Куда ты от меня денешься?

– Но зачем же проливать кровь, если оба мы – христиане? – миролюбиво спросил гусляр, – ты лучше скажи, чего тебе надо! Договоримся.

– А я уже говорил. Но ты ведь меня не понял! Мой господин, Михаил-патрикий, женится на Евпраксии. Для чего ты её позоришь?

– Какой позор? Я просто по улице с ней прошёлся! Сама звала.

Глаза у Ахмеда налились кровью. Видя, что точно уж быть беде, Данила прибавил:

– Не убивай меня, храбрый витязь! Если отпустишь, то моя матушка даст тебе много золота.

Над Днепром полыхнула молния. Покачав громадною головою, Ахмед зацокал языком так, что гром потерялся за этим цоканьем.

– Ты – дурак, Данила! Но так и быть, убивать я тебя не стану. А поучить – поучу.

С этими словами Ахмед снял с пояса плеть. Данила не мешкал. Раньше, чем шпоры вошли в конские бока, он прыгнул вперёд, резко наклонился, взял горсть песку и бросил его Ахмеду в глаза. Турчин заревел, заморгал, затряс головою. Отшвырнув плеть, схватился за саблю. Но был Данила проворнее. Зайдя сбоку, он так толкнул вороного, что тот, в ужасе заржав, повалился набок и придавил своего наездника.

Ливень хлынул. Почайна вспенилась, забурлила. Пока испуганный конь поднимался на ноги, Даниил за шиворот отволок от него турчина, сначала выкрутив из его руки булатную саблю и далеко забросив её в Почайну. Сошлись они в рукопашной. Туго пришлось Даниилу, но всё же он изловчился сбить врага с ног, притиснул его к мокрому песку, надавив коленом на грудь, и сжал ему горло пальцами. Ахмед долго ещё боролся – он был силён, как медведь, но, в конце концов, захрипел, обмяк и опустил руки. Глаза его закатились.

– Убить тебя? – закричал гусляр сквозь грохот грозы, немного ослабив хватку, – или велеть тебе передать от меня привет господину?

– Не убивай, – прошептал Ахмед, с трудом размыкая губы. Ливень хлестал по его лицу не только потоками, но и градом. Данила больше почувствовал, чем услышал его слова. И тогда он дал своему врагу вздохнуть ещё глубже.

– Ладно, не буду! Так что, патрикий женится на Забаве? Это решение самого Владимира Мономаха? Говори громче!

– Её отец дал согласие, – был ответ.

– А твой господин Евпраксию любит?

– Любит!

– Она его?

– Я не знаю! Откуда мне это знать? Но она частенько спрашивает о нём у митрополита и у великого князя…

Прежде чем отпустить турчина, гусляр оторвал от его кафтана пуговицы с двуглавым орлом и сунул их в свой карман.

Ливень вскоре кончился. Просветлело. Колокола в Вышгороде смолкли. Над речкой сияла радуга. Сидя возле воды, Даниил смотрел, как Ахмед взбирается на коня и как отъезжает, весь скособочившись и порой сплёвывая кровь. Уже приблизившись к роще, он обернулся и крикнул:

– А всё равно на куски порву! Если не порву, изрублю! Если не один, то с Рахманом!

Рахман был названым братом Ахмеда. Он всё ещё оставался магометанином.

Очень долго сидел Данила на берегу, глядя, как над лесом горит заря. Потом он лежал на спине, следя, как темнеет небо и как на нём вспыхивают звёзды. Гусли его яровчатые намокли. Но он о них позабыл. Он хотел забыть обо всём, что связывало его с прежней жизнью, сесть на коня да и ускакать в какую-нибудь далёкую даль, где ещё не слышали про Евпраксию, дочь Путяты.

Глава седьмая

До прихода к власти Владимира Мономаха Вольга Всеславьевич со своей весёлой ватагой мотался по всей Руси и брал дани-подати с небольших городов торговых, а иногда – с купеческих караванов, охрана коих насчитывала не более сотни воинов. Мономах его приструнил. Иными словами, Вольга начал с ним делиться, вошёл в почёт и даже время от времени заседал на советах князя с дружиной. Но как он был удалым и лихим гулякой, который больше всего любит вольный ветер дикой степи, так им и остался. Кроме вольного ветра, любил он пенную брагу. Ещё он любил Евпраксию. Потому, ввалившись в кабак с пятью молодцами и увидав рядом с ней Алёшу Поповича, вынул саблю. Сабля Алёши была уж обнажена. Все прочие гости, кроме Евпраксии, Василисы, Зелги, Серапиона и Ставра, мгновенно кабак покинули. Девки спрятались под столы. Ираклию прятаться было некуда, и он сделал попытку изобразить на своём лице улыбку гостеприимства. Но вместо этого получился какой-то смертный оскал. Всем было известно, как происходят обычно встречи Вольги Всеславьевича с Алёшей Поповичем. Много знала про этих молодцев и премудрая Василиса Микулишна. Вскочив с лавки и грозно топнув кровоточащей пяткой, она промолвила:

– Поглядите-ка на меня, глупые неумные поросята Вольга Всеславьевич и Алёша Попович! Внимательно поглядите! Ежели сей же час не уймётесь, то я на вас пожалуюсь батюшке, и он вам за один миг головы открутит! Обоим! Вы, сволочи, меня знаете!

– И меня, – присовокупила Евпраксия, – ежели, скоты, не уймётесь, то я на вас никогда больше не взгляну!

Угрозы подействовали. Бог знает, какая была весомее. Когда сабли вернулись в ножны, премудрая Василиса Микулишна продолжала:

– А теперь, Вольга, быстренько убери своих молодцов отсюдова! Пусть в другой кабак перейдут. В этом и без них дураков хватает с избытком!

– Идите, други, – взглянул Вольга на своих товарищей. Они вышли. Девки повылезали. Премудрая Василиса села за стол. Остальные гости, за исключением Зелги, последовали её примеру. Зелга последовала былому её примеру – с важным лицом разлеглась на лавке, как самая настоящая госпожа. Ираклий, не веря своему счастью, поднёс гостям хмельное питьё трёх видов, а девки подали чаши из серебра. Кланяясь, Ираклий промолвил, что угощает всех даром, ибо он счастлив от примирения двух знатнейших витязей земли Русской.

– Да не бреши, – зевая, сказал Вольга, – ты просто меня боишься! Правильно делаешь. И Попович меня боится. Знал он, что бабы вступятся за него, поэтому саблю выхватил.

– А ты был так смел потому, что с тобой вошли пять дружков? – поинтересовался Алёша, – один на встречу со мной пойти испугался?

Вольга собрался ответить, но упомянутые им бабы опять вмешались и окончательно погасили ссору. Серапион и Ставер сказали, что надо выпить за примирение. Это было тотчас исполнено. Потом Ставер наладил гусли и начал играть тихонечко, а Серапион спросил у Вольги Всеславьевича, откуда он прибыл.

– Ездил в Путивль, – сказал Вольга, утирая рот, – князь Владимир велел мне выяснить, точно ли оскудел сей город пушниной из-за того, что тамошние волхвы лисиц и куниц превращают в крыс.

– И что, превращают?

– То мне осталось неведомо. Много там и волхвов, и крыс. Но и куниц более