Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

— Они больше не боятся О’Коннелла. Правительство подрезало ему крылья, когда поставило вне закона массовые митинги, — сказал Оуэн Маллой.

— Как ни печально, но это правда, — согласился отец.

В течение многих лет на протесты против политики Британии собирались толпы по пять тысяч человек, но потом правительство неожиданно запретило такие сборища. Это произошло как раз в тот момент, когда десятки тысяч ирландцев уже направлялись на самое большое собрание в Клонтарфе, где в свое время король Бриан Бору нанес поражение викингам. Туда срочно были посланы войска, получившие приказ стрелять в толпу, если она все-таки будет там собираться. Дэниел О’Коннелл развернул людей и предотвратил кровавую бойню, но за это попал в тюрьму и вышел оттуда уже совсем другим человеком.

— Они сломили Освободителя, — заявил Патрик.

— Нет, погодите еще, — не согласился отец.

Но Патрик продолжал:

— О’Коннелл до сих пор считает, что Виктория, эта «славная маленькая королева», поможет Ирландии. Он уговаривает ирландцев быть лояльными к короне. Но появились новые люди, называющие себя «Молодой Ирландией», которые хотят завершить разрыв с Англией, — Ирландия должна стать республикой, как Америка. Я знаком с ними. Это Джон Митчел, Томас Мигер, Уильям Смит О’Брайен.

— Это приверженцы физической силы, — заметил Майкл.

— Называйте их как хотите, но они опираются на факты. Англия задолжала Ирландии. У Митчела есть точные цифры. За сорок лет с момента создания Унии мы ежегодно платили им восемь миллионов фунтов налогов. Всего получается более трехсот миллионов, так? Добавьте к этому десять процентов десятины, которые каждый из нас платит церкви Ирландии на поддержку церковников вроде Мерзавцев Пайков. Это целое состояние. Все, о чем мы просим, — оставлять часть налогов здесь. Парламент отказывается. А англичане водят О’Коннелла за нос, обещая облегчение и рабочие места на общественных работах, тогда как из Голуэя, Корка и Дублина непрерывно уходят корабли с нашим зерном, нашим скотом, нашими свиньями, нашими овцами и нашим маслом! Мы не можем себе позволить купить то, что вырастили своими руками. А теперь мы потеряли еще и картошку. Но что им до этого? Они столетиями хотели нас извести — чтобы Ирландия была без ирландцев. А картофельная чума — это оружие, которого они столько ждали. Пока мы здесь будем умирать с голоду, Британия будет просто отводить глаза в сторону.

Отец и Оуэн молча смотрели на умирающий в очаге огонь. Тесси плакала. Недди держался руками за голову. Бабушка закрыла глаза. Мама обняла за плечо Хьюи. Кати всхлипывала, крепко прижимая к себе маленького Джеймса. Джозеф сидел, опершись подбородком о колени. Мальчики Маллоев смотрели снизу вверх на Патрика. Мэри Райан следила за Хьюи. Пэдди ерзал между мной и Майклом и смотрел на своего дядю. Остальные дети спали.

Все молчали.

Я прислонилась к Майклу. Он взял меня за руку и поднял глаза на брата.

— Так что же нам делать, Патрик? — спросил он.

— Остановить корабли, вывозящие из Ирландии провизию.

— Каким образом?

Разговор этот происходил так, будто в комнате они были одни.

— Атаковать подводы, — ответил Патрик. — Для этого достаточно всего нескольких вооруженных людей, но страху на народ вроде Билли Даба это нагонит такого, что ни один крестьянин не погонит туда свою повозку, ни один докер не станет грузить эти корабли. Уже есть люди, — он взглянул на Майкла, — которые готовы действовать прямо сейчас, отважные люди, которые не боятся.

Я почувствовала, что Майкл собирается встать, и придержала его за руку.

— Никакая отвага не поможет, если извозчики будут знать нападающих в лицо. На них донесут, и те будут арестованы еще до того, как разойдутся по домам, — возразила я.

— И даже еще раньше, — сказал Оуэн Маллой. — А подводы сопровождаются солдатами — я сам это видел. Они пристрелят любого налетчика.

Мужчины сокрушенно покачали головой.

— Я помню, что происходило, когда британцы подавляли бунт 1798 года, — сказал отец. — Трупы наших людей висели на деревьях во всех таунлендах, отсюда и до Мейо. Там были и два моих брата. Дэниел О’Коннелл тоже помнит это. Именно поэтому он выступает против насилия.

— Это не сработает, Патрик, — сказал Майкл.

Внезапно очень тихо заговорила моя мама:

— Я помню времена, когда люди из Кладдаха…

Что-то в ее голосе заставило всех нас прислушаться к ее словам.

— Я тогда продавала рыбу с кладдахскими женщинами, и мы выступили против торговцев, которые занимались обвесом, — подняли большой шум, заваруху, с криками прошли через весь рынок. Выскочили солдаты, но мы принялись швырять в них камни. Муниципалитет после этого заставил оптовиков снизить цены. Может быть, Патрик, нам сделать что-то подобное?

— Вы имеете в виду демонстрацию? — спросил Патрик.

— Наш собственный массовый митинг, — вставила я. — Это очень хорошая идея, мама. Мы могли бы собрать весь наш приход и пройти через Голуэй Сити на пристань к муниципалитету.

На меня устремились испуганные взгляды… Можем ли мы поступать так, не навлекая на себя беды?

— Но там должна быть строгая дисциплина, — сказал отец. — Никаких инцидентов — никакого насилия.

— Мирное собрание, — подхватил Оуэн, — с получением разрешения и присутствием священников. Отец Рош — приличный человек. Он за нас.

— Это было бы началом, — сказал Патрик. — Все лучше, чем ничего.

— А ты с нами пойдешь, Патрик? — спросил его Майкл.

— Пойду, — ответил тот. — Сколько можно прятаться? Мы должны действовать, прежде чем голод сделает людей настолько слабыми, что… — он медленно обвел всех нас тяжелым взглядом, — что они смогут только лечь и умереть.

*

Но к концу дня уже не Патрик подбивал людей таунлендов собираться и идти маршем в порт. Это делал Майкл.

— Он пугает их, — сказала я ему после того, как в Рашине им с Патриком никто не открыл дверей. — Иди сам или с Оуэном Маллоем. Тебя там знают и любят.

Никто не ожидал, что волынщик, обходивший дом за домом и игравший на своем инструменте за несколько клубней молодой картошки, будет разносить послание: «Собираемся 11 ноября, на День Святого Мартина, чтобы закрыть порт». И люди обещали прийти.

— В глазах Майкла им хочется казаться смелыми, — потом говорил мне Оуэн.

Патрик скрылся. Оуэн подозревал, что он пошел рекрутировать риббонистов и народ вне закона, и опасался, что эта суровая публика не сможет вести себя мирно.

— Мы не должны давать солдатам ни малейшего повода арестовать нас, — говорил он Майклу.

— Патрик знает, что делает, — успокоил его Майкл.

Истинную цель отлучки Патрика муж раскрыл только мне. Он ушел за великим сокровищем рода Келли, за их cathach, за bachall — посохом, который держал Святой Греллан, придя вместе со Святым Патриком к клану Келли в качестве миссионеров. Майкл рассказал, что тогда эти два христианских пастыря застали языческую королеву Келли скорбящей по мертворожденному сыну. Святой Патрик помолился о душе усопшего младенца. Келли обратились в новую веру и назначили Греллана своим святым покровителем. Его посох из ореха, покрытый чистым золотом, был символом, вокруг которого клан сплачивался в тяжелые времена, а также инструментом, позволявшим выявлять правду: если человек, державший посох, лгал, золото раскалялось и обжигало лжецу руку. Когда Майкл рассказывал мне все это, в голосе его слышался благоговейный трепет. Патрик отправился в Ахаскру, где священный посох хранился у человека по имени Кронелли. Патрик должен был доставить этот боевой штандарт клана вовремя, к началу нашего марша.

— Все вместе мы будем сильнее, — сказал Майкл.

Но назначенный день приближался, а Патрика все не было.

— Все состоится в День Святого Мартина — тут мы ничего уже поменять не можем, — сказал Оуэн.

*

Мы выступили без Патрика. И таки сделали это. Мы закрыли порт. Тысячи мужчин и женщин из разных таунлендов пришли в гавань, крича и скандируя: