Розалина снимает сливки - Алексис Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Розалина? – Ален осторожно толкнул ее. – Я тебя утомил?
– Что? – спросила она. – Нет. Ты меня не утомил. Выпечка вслепую всегда получается непредсказуемой. Уверена, что завтра у тебя все получится.
– Нет, ты права. – Он снова притянул ее в свои объятия. – Я погрузился в свои мысли, а так не надо.
– Все нормально. Конкурс – это стресс для всех.
Он улыбнулся.
– У этого есть свои преимущества.
А затем поцеловал ее.
Воскресенье
Через два часа после пятичасового испытания Розалина начала думать, что лучше бы она прошлой ночью больше спала и меньше получала оргазмов. Но отвлечение Алена оказалось эффективнее, чем его утешение, и в тот момент это был беспроигрышный вариант.
– Итак, что ты планируешь на этой неделе, деточка? – спросил Уилфред Хани, появившись перед ней вместе с Грейс Форсайт, Марианной Вулверкот и оператором.
Розалина перестала помешивать.
– Ну, я всегда интересовалась биологией, поэтому решила испечь хлебное сердце. Камеры я собираюсь сделать из хлеба со сладкой начинкой. Вишневая и черничная начинка будут насыщенной и бедной кислородом кровью, а скрученные бриоши – аортой и нижней полой веной.
– Довольно зловеще. – Марианна Вулверкот выглядела впечатленной, как еще ни разу в этом сезоне, по крайней мере когда дело касалось Розалины.
– Да, – добавила Грейс Форсайт, – в этом есть что-то от серийного убийцы.
Внезапно опасения Розалины по поводу того, что она предстанет в образе несчастной матери-одиночки с посредственными навыками выпечки, стали неуместными.
– Я не практиковалась на настоящих сердцах.
Грейс Форсайт вскинула брови в сторону своего неироничного маллета в стиле 80-х.
– Мне кажется, не стоило это говорить настолько прямо.
– Я считаю, что это очень креативно. – Это был Уилфред Хани, на которого всегда можно было положиться, когда нужно было разрядить обстановку. – Просто сделай так, чтобы это было вкусно. Потому что важно именно это.
Грейс Форсайт похлопала ее по плечу.
– Удачи, мама Патрика Бейтмана[5].
– Ох… да пошло оно, – крикнул Рики с другого конца бального зала, отчего продюсеры, ведущие и операторы устремились к его рабочей стойке, как вороны на падаль.
– Что случилось? – Колин Тримп почти дрожал от нетерпения. – На камеру, пожалуйста.
Рики хлопнул себя по лбу.
– Угадайте, какой недоумок поставил духовку на неправильную температуру. И его булочки с изюмом подгорели.
Через час препарированный орган Розалины оказался в духовке, и у нее появилось несколько минут передышки. Преимущество «Воспекительного воскресенья» перед «Выпечкой вслепую» заключалось в том, что во время него можно было разговаривать и теперь, когда группа немного сплотилась, было нормально ходить по залу и перебрасываться фразами.
Анвита и Грейс Форсайт стояли вместе у рабочего места и смотрели на буханку, которую только что вынули из печи. Как всегда, рядом находилась оператор, но она, казалось, искренне сомневалась в том, что из этого получатся пригодные для использования кадры.
– На что он должен быть похож? – спросила Грейс Форсайт, поглаживая подбородок и глядя на высокую, гордую хлебную колонну, которая определенно что-то напоминала, но не то, что можно было бы ожидать от выпечки на семейном телешоу.
Анвита смотрела на свое творение так же, как когда-то доктор Франкенштейн смотрел на свое.
– Это Биг-Бен, разве нет?
– Дорогая, технически Биг-Бен – это колокол. А это технически бубенцы.
– Оху… ох… охренеть. – Анвита опустила голову.
– Нецензурные слова запрещается говорить на камеру, тыковка.
– Знаю. В голове все спуталось. – Повернувшись к Розалине, Анвита развела руки в стороны. – Это же я. Пекла сама. И испекла пенис. Огромный хлебный пенис. Кто-то вечно готовит пенис. И в этом году пенис сделала я. Бабушка будет смотреть по телевизору, может, даже вместе со всеми своими подругами, как я с любовью голыми руками леплю пенис.
Грейс Форсайт разразилась безудержным хохотом, который никак нельзя было показывать по телевидению.
– Это один из лучших, что я видела. Я имею в виду, в бальном зале. Вне его я не судья. И, честно говоря, кто бы захотел им быть?
– Думаю, – отозвалась Розалина, пытаясь быть полезной, – его можно обрезать.
Подняв со стола выпечку, Анвита ткнула им в лицо Розалине.
– Ты хочешь, чтобы я обрезала пенис?
– Ладно. Плохая идея. Почему бы тебе не сказать, что это сатирический комментарий к нынешнему состоянию нашей политической системы?
– Потому что я на шоу выпечки, а не на «Прожекторпэрисхилтон».
Грейс Форсайт поднялась на ноги и вытерла слезы с уголков глаз.
– Ты всегда можешь это оставить без внимания.
– Я пытаюсь сделать Парламент. Без часовой башни здание Парламента – просто здание.
– Тогда, – сказала Грейс Форсайт, – тебе придется сделать то, что мы делаем каждый год, когда кто-то делает что-то похожее на пенис.
В глазах Анвиты вспыхнул огонек надежды.
– Что? Что я могу сделать?
– Старательно притворяться, что то, что очевидно похоже на пенис, на него не похоже.
– Но тогда все подумают, что я не знаю, как выглядит пенис.
– Извините. – Колин Тримп появился по другую сторону стойки. – Я ужасно извиняюсь. Просто вы очень громко произносите слово «пенис», и его слышно, когда снимают других людей.
– Это я виновата, Колин. – Грейс Форсайт невесело усмехнулась. – Как обычно, все похерила. Все будет хорошо, Анвита. Операторы могут творить чудеса с углами обзора камеры.
В бальном зале со стороны Рики раздался зловещий грохот.
– Что ж, – сказал Рики. Он стоял, положив руки на бедра, и рассматривал осколки того, что, по-видимому, раньше было большим, веерообразным хрустящим хлебцем. – Вот и нет одного из крыльев. Но ничего. У него их два. Я покажу его в профиль.
Анвита поставила свой хрустящий фаллос на место.
– Что это ты там делаешь? – громко спросила она.
– Великого дракона Смауга. А ты?
– Биг-Член.
– Мило.
– Пожалуйста, перестаньте кричать, – взмолился Колин Тримп, – и упоминать гениталии. Дженнифер будет в ярости.
– Знаете, – Джози подняла взгляд от того места, где деловито готовила больше хлеба, чем имеет право любой человек, – мне начинает казаться, что одна из моих косичек немного похожа на вульву.
В конце концов, вопреки, а не благодаря уговорам Колина Тримпа, зал успокоился. Розалина вернулась к своему сердцу, которое приятно подрумянилось и не слишком потеряло форму.
Состояние спокойствия, как она его расценила, сбивало ее с толку. Обычно она слишком торопилась и паниковала, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг, но сейчас была
