Шкловцы - Залман Шнеур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но торговки сельтерской затаили на Файвку злобу: кваса они ему не простят. Желчь кипит в них из-за потерянного копеечного заработка.
Файвка еще не выпил и трети кружки, а на его вспотевшую голову уже льется целое помойное ведро злословия и колкостей:
— Ай да мальчик!
— Квасу ему, видите ли, захотелось…
— Трефнятина…
— Трефная глотка!
— Чревоугодник!
— Это чей парнишка?
— Ури Косого.
— Хедер прогуливает!
— Папе все будет рассказано…
— Погоди, погоди!
Файвка отрывается от кружки. Квас встал ему поперек горла, он закашлялся. Такого злословия со стороны торговок Файвка не ожидал. Если бы не смущение, он бы оставил кружку недопитой и убежал. Но это же стыд и срам перед веселым кацапом в красной рубашке. И Файвка, точно бесстыдник какой, кричит разозлившимся теткам:
— А вас никто не спрашивает!
И принимается допивать квас с преувеличенным азартом, глотая всю горечь своего положения. Но у гойского кваса нет уже прежнего вкуса, он смешался с ядом ненависти и не лезет в горло.
Как бы там ни было, Файвка допивает огромную кружку, вытирает с губ кислую пену и запускает руку в карман. Шарит… и лицо у него вытягивается!
Нет копеечки!
Он ищет в другом кармане, хотя прекрасно знает, что никогда не кладет деньги в левый карман штанов. Ищи вчерашнего дня! Нет!..
А? Нету? Нету!
Файвка краснеет, бледнеет, на лбу выступает холодный пот. Караул, где же несколько копеек? Как в воду канули!.. Караул, но они же должны быть здесь!
Уже отчаявшись, Файвка шарит в карманах, как слепой в дырявой суме… как тот обворованный мужик у монопольки… Только что Файвка посмеялся над другим, вот Бог его и наказал. Коли б ты ховав, як я ховав!.. — крутится в голове у смешавшегося Файвки. Ему хочется и плакать, и смеяться… А трясущиеся руки все ищут. Неужели его обокрали?.. Но тут он глядит на свои штаны и застывает как вкопанный.
Руки перестают искать. Нечего искать.
Файвка вспоминает, что с утра, перед тем как идти в хедер, он из-за ярмарки надел старые штаны, а его несколько копеек остались в новых. Они висят теперь дома на стене. Вот ведь несчастье!
Квасник видит, что с его девятилетним клиентом что-то не в порядке, что он слишком долго роется в карманах. Все дружелюбие сходит с его широкого лица, и Файвка слышит резкие фоняцкие слова:
— Копеечку, маладой человек-с!
Вроде те же самые слова, что и раньше, но уже с совсем иным значением. Странное дело!.. А тут еще злословят противные торговки сельтерской, шипят, как гадюки, из-за своих медных сифонов:
— Ну, и где же копеечка?
— Ха-ха-ха!
— Квасу ему захотелось!
— Приспичило ему!
— Копеечку! А?
— Не хворый был бы выпить и еврейской сельтерской!
— Это ему боком выйдет!
У Файвки кровь приливает к лицу. Он начинает что-то мямлить, но поди расскажи кацапу с помощью десятка русских слов, вызубренных по хрестоматии, историю про две пары штанов… он их поменял… он ему потом все отдаст… разве тот поверит?
Так и есть. Прежде чем Файвка успевает промямлить полдюжины невнятных русских слов, рука кацапа взвивается над Файвкиной головой и срывает с него картуз, а продавщицы сельтерской принимают это действие на ура. Вкусный квас был, да? Вот тебе квас!
Тут Файвка начинает плакать:
— Как же это… гроши… штаны, штаны… гроши. Ив… ив другие штаны…
Кацап отвечает очень вежливо:
— Принесешь копейку, маладой человек-с, получишь обратно картуз.
Но Файвка все упрямится: картуз ему нужен сейчас, он не может пойти домой… Тогда кацап отпихивает его:
— Ступай, еврейчик, не мешай!
И сразу запевает бодро и весело, вытирая руки о расшитый рушник:
— Квасу ядреного, прохладительного.Квас ядреный, холодный,Сыта медовая,Райский вкус,Цена ерундовая!
Первая ссуда
пер. И.Булатовского
1Бледный, без картуза, со взъерошенными волосами, с перекошенным лицом проталкивается Файвка сквозь людскую стену Всякому видать: с Файвкой только что приключилось что-то ужасное. И правда, за несколько минут он прошел все круги ада — унижение, грубое любопытство, подлость. Он вдруг почувствовал, что значит «чужие люди», что значит попасть в беду, когда папы-мамы нет рядом… Файвка поднимает глаза на воздетые к небу оглобли. Меайн ёвей эзри?[164] Откуда придет помощь моя?.. Нет выбора! Он должен бежать домой, взять пару копеек из других штанов, вызволить картуз из рук кацапа и снова бежать домой — обедать, а оттуда в хедер… Легко сказать! Сперва нужно пройти всю ярмарку, потом по улицам, да без картуза, да с такой вот несчастной физиономией! Весь город узнает, что с ним произошло… И тут Файвка видит: будильник в лавке Алтера-часовщика, к которой он протиснулся, показывает ровно три. Уже два часа, как он крутится на ярмарке. В хедере давно сидят и учат Сварбе, а он-то, Файвеле, где, а он-то что? Он даже еще и дома-то не был. Эх, не надо было пить квас у фони в разбойничьей красной рубахе! Правы были женщины… Еврей бы сжалился. Еврей бы поверил в долг. И потом, кто не знает дядю Ури? Файвка сказал бы еврею: «Я сын Ури», — тот ему бы поверил. А кацапу поди растолкуй, что Ури Косой — человек порядочный и что его сынишка Файвка тоже человек порядочный. И что у него есть эти копейки, только в других штанах… Еврею можно было бы оставить в залог не картуз, а что-нибудь другое. Например… Например, арбоканфес. Арбоканфес… а?
Слово «арбоканфес» напоминает Файвке о том, что процентщик Лейба-горбун как-то раз тоже сорвал картуз у него с головы, когда Файвка палкой с гвоздем таскал из подвала Лейбы яблоки… Файвку осеняет мысль: где-то неподалеку от часовщика должна быть лавка Лейбы-горбуна. Ах, если бы Башева, его молодая жена с румяными щеками, была сейчас в этой лавке одна! Она добрая, она бы сжалилась, она бы одолжила копейку, она бы поверила. Но сейчас как раз то время, когда Башева обедает дома с детьми… Остается только пойти взглянуть, вдруг Бог поможет. Вдруг случится чудо… Все равно пропадать.
Файвкины уши горят от нетерпения и надежды. Он изо всех сил проталкивается вперед и получает затрещины до тех пор, пока не добирается до принадлежащей Лейбе-горбуну бакалейной лавки с гонтовым козырьком над входом. Мрак залег в лавке процентщика, так же как в его каменном доме. Тянет его, этого Лейбу-горбуна, в сумрак, в тень — скрыть, схоронить все, что ему принадлежит…
Однако в черном провале дверей видит невезучий Файвка не мягкие бока, светлое лицо, не широкий приветливый фартук Башевы, а самого Лейбу-горбуна… Его борода и лицо белеют привидением в темноте лавки. Свою капоту из чертовой кожи он ради ярмарки перетянул черным хасидским кушаком, чтобы она лучше сидела. Его тельце от этого стало казаться еще худосочнее, а горб — еще острее, еще отвратительнее. И этот… этот-то одолжит Файвке копейку?
Просто чудо, что у Лейбы-горбуна покупатель: Файвка успевает перевести дыхание и подумать о том, что делать дальше. Только вот придумать ничего не успевает, потому что Лейба-горбун, от чьих жадных глаз не ускользнет ни одна мелочь, вдруг поворачивается к Файвке:
— Эй, мальсик, тебе сего?
— Ничего… — лепечет Файвка, изумленный тем, что Лейба-горбун даже не узнает его.
— Нисево? — не верит горбун. — Тогда сто ты здесь делаесь?
Файвка чувствует, что оказался в том же положении, в каком был, когда его поймали на краже яблок.
— Урин я… — отвечает он невпопад. — Я хожу на урок вместе с Зельдочкой.
— А где же твой картуз? — тоже невпопад спрашивает Лейба-горбун. — Я тебя совсем не узнал.
Файвка снова не отвечает на заданный вопрос:
— Мама… Послала меня… Мама… Чтоб… Чтоб…
Но тут Файвка начинает задыхаться от этого бессвязного вранья и, как пропойца, бросается к Лейбе-горбуну:
— Реб Лейба, одолжите мне копейку! Мне нужна копейка…
Лейба-горбун переминается с ноги на ногу. Его жадные зрачки расширяются и темнеют:
— Ко-пей-ку? Я — тебе, копейку?
— Копейку… — как нищий клянчит Файвка. — Одну копейку. У меня… много. В других штанах.
— В каких станах? — удивляется Лейба-горбун. — Сто еще за станы?
Файвкины глаза краснеют, лицо горит. В голове будто молотом бьют. Он уже сам едва разбирает, что говорит:
— Я надел другие штаны… Я выпил квасу и забыл… Этот гой…
— Ага… — помогает ему реб Лейба. — У тебя картуз отобрали?
— Да, да! — радуется Файвка тому, что его сразу поняли. — Я вам вечером отдам. Честное слово!
— Вот оно сто… У тебя отобрали картуз!.. — поглаживает бороду Лейба. — Скверная история.