Цветы в Пустоте - Александра Сергеева

　　 Инстинкт — дремучий, забытый, ненужный, как рецессивный ген — гнал его вверх, к единственному доступному сейчас чужому телу, подставляться под властные раскалённые ладони, под поцелуи-метки, заставлял отпустить себя. Сильвенио даже рад был, что почти не мог связно мыслить: следующая вспышка сознания случилась уже тогда, когда он был полностью раздет, как и Аргза, и жадно вылизывал пальцы пирата. Потом, к счастью, сознание отключилось снова. Запомнил он одно: было безумно сладко и ужасно стыдно.

　　 Для него, представителя расы, которая считалась носителями высшего разума, гордо презирающими все первобытные порывы тела, это всё было постыдно вдвойне.

　　 Зато на следующий день, когда цветы были благополучно выкинуты — Аргза всё же не хотел каждый рабочий день превращать в чёрти-что, спасибо и на этом — Сильвенио уже абсолютно точно знал, что ему следует сделать. Он забрался на колени к пирату сам, обвив руками его шею, и коснулся губами мочки его уха, вызвав у того несказанное изумление.

　　 — Извинитесь передо мной, — потребовал он вдруг.

　　 — Мм? — изумление Аргзы возросло, и он словно невзначай до боли сжал его колено. — С какой это стати?

　　 — За вчерашнее. Ваши эксперименты надо мной уже перешли все границы. Я был послушен, я не дерзил, я ничего плохого не сделал, а вы подвергли меня очередному унижению. Это несправедливо. Я понимаю, когда я действительно в чём-то виноват — по крайней мере, по вашей системе правил — но это не тот случай. Извинитесь, или я обижусь.

　　 Аргза сдавил его колено сильнее, рискуя разломать сустав. Сильвенио же только прижался к нему крепче и просяще погладил ладонь на своём колене кончиками пальцев.

　　 — Извинитесь передо мной, или я действительно обижусь, — повторил он настойчиво. — Мне надоело терпеть подобные ваши шутки.

　　 Аргза ещё пару секунд сверлил его взглядом, а затем неожиданно развеселился и разжал руку, издав короткий смешок.

　　 — Обидишься? Надоело терпеть? А ты наглеешь, моя пташка-говорун! Если ты ещё не заметил, я — твой хозяин. И мне нет абсолютно никакого дела до твоего настроения. Назови мне хоть одну причину, которая помешает мне отыметь тебя прямо тут, разложив на консоли и при этом заставив не задеть ни одной кнопки?

　　 Он, разумеется, не собирался прямо сейчас выполнять свою угрозу. Но Сильвенио удивил его снова, ничуть не растерявшись. Напротив, почти бескровные тонкие губы сложились в лёгкую — и уверенную, ну надо же! — улыбку.

　　 — Хорошо, вот вам причина: если вы сделаете это, я вас не прощу. Вы привыкли ломать окружающих, удостоверяя свою власть над ними, вам нравится делать людям больно, унижать их, потому что это каким-то извращённым образом возвышает вас в собственных глазах. Вы всегда добиваетесь своего исключительно силой. Но со мной это не проходит. Я слабый, и ломать меня неинтересно, потому что я не ломаюсь, а только гнусь, и вас это злит. Я слабый, да, я не умею врать, я не умею драться, я не могу сопротивляться вам, а вам приятно чужое сопротивление. Я нуждаюсь в вашей защите. В вашей лояльности. У меня нет никого, кто мог бы защитить меня от вас самого. Я ваш. Полностью в вашей власти: вы отняли у меня дом, заменив своём кораблём, вы отняли у меня свободу, заменив работой на вас. И по этой причине вам не nbsp; — Они — что? нравится, когда я на вас обижаюсь: потому что большей власти, чем у вас надо мной уже есть, вам всё равно не добиться. Я, честно говоря, не знаю, почему вы так стремитесь сохранить иллюзию моей добровольности, но я зато знаю, что вам это важно. И если вы хотите, чтобы я по-прежнему искал вашего покровительства вместо того, чтобы просто отключить разум и восприятие — а я это могу — то… извинитесь передо мной, сир.

　　 Аргза зарычал. Негромко, но зло, угрожающе. В тёмных глазах плеснула ярость, и на секунду Сильвенио показалось, что он ошибся в своих расчётах, что его сейчас в самом дел изнасилуют или изобьют, но…

　　 — Тварь, — произнёс пират почему-то ласково. — Маленькая тварь.

　　 Он схватил его за волосы у основания затылка и резко дёрнул, заставляя запрокинуть голову. Ладонь снова легла на колено и сжалась до предупреждающего хруста.

　　 — Извини меня, — прорычал варвар ему в губы, прокусывая их до крови. — Доволен?

　　 Было очень больно, едва ли не на грани включения Контроля, но это было не так уж важно. В конце концов, за всё надо платить, а заплатить минутной болью за такую важную победу было совсем не зазорно. А победа ведь стоила того! Подумать только, он заставил извиниться, пусть даже и так грубо, самого Аргзу Грэна, никогда и ни перед кем не признававшего своей вины!

　　 — Да, — он не сдержал слабой улыбки. — Я буду доволен, если вы не станете сейчас ломать мне шею и коленный сустав.

　　 Аргза ничего ломать не стал, вновь разжав руки, и осталось потерпеть только ещё один злой укус, пришедшийся уже на ухо. Победу можно было считать одержанной почти без потерь.

　　 В дверь постучали, и Аргза впустил в кабину Джерри, вызванного для повторного отчёта о тех самых шумах в динамиках. На этот раз Сильвенио не стал слезать с колен пирата и даже не стал отводить взгляд. Только руки с шеи его убрал, но по сравнению с прошлым его смущением это тоже было своеобразной победой, только уже со стороны Аргзы. Пронзительно-голубые, ангельски-ясные глаза эрландеранца сияли таким неприкрытым торжеством, что Джерри глянул на друга с большой настороженностью, но, к счастью, комментировать никак не стал.

　　 И вот уже потом, в каморке механиков, за очередными вечерними посиделками, Джерри повторил, как-то напряжённо разглядывая его лицо:

　　 — Устроим бунт. Свергнем Аргзу.

　　 И Сильвенио на этот раз не отшатнулся, не дёрнулся, не стал оглядываться по сторонам. Только приглушил голос и шёпотом, почти неслышно, спросил:

　　 — У тебя есть конкретные идеи?

　　 Тот кивнул, продолжая в него вглядываться. Сильвенио почувствовал укол досады: его лучший друг, кажется, ему не вполне доверял.

　　 — Послушай, я понимаю, в каком направлении ты сейчас думаешь. Что ко мне он относится лучше, чем к остальным рабочим. Что я купился на его фальшивую доброту. Что я мог забыть, кто он на самом деле и что со мной сделал, раз уж он одаривает меня такими привилегиями, — лицо Джерри при этих словах запылало, что только доказывало правоту Сильвенио. — Но это не так. Этот человек… угнетает всех нас. Он отнял нашу свободу. А я хочу эту свободу вернуть. Я хочу снова приносить людям пользу, а не составлять отчёты с грабежей. Я хочу читать книги и нести в мир учения моего народа. Я хочу… не бояться сказать лишнего, хочу снова жить без страха. Поэтому — да, я в деле, что бы ты ни задумал, мой друг, я хочу рискнуть. Я не могу сражаться, но… я могу его отвлечь. Да… пожалуй, действительно могу… Я с тобой.