Другой - Станислав Жейнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят: "дождь, такой плотный, что не видно лица человека, которого держишь за руку". Так вот — ни только не вижу чужих лиц, я забыл, как выглядит мое собственное.
Волны гигантские, еще пару таких накатов и вода начнет переливаться через борт обратно в озеро. Все черпали воду: бутылкой, крышкой от бензобака, ладонями…
— "Твою мать!", — как кулаком, оглушительно влетело в ухо. Даже не понял кто кричал, Сергей или белорус, но судя по тому, что Игорь вдруг исчез, понял, что он.
— Где Игорь?! — крикнул Сергею.
— Что?!
— Игоря смыло!
— Какого хрена..! Игорь! Игорь черт!
Сергей встал во весь рост, заорал во всю глотку: Игорь! Игорь!
Я поднял голову, хотел посмотреть на Сергея, но глазам больно, и он оказался бесформенным, размазанным, как акварельная клякса. Сашу с Антоном тоже не видно, но слышно. И они звали белоруса, Антон скоро охрип и замолчал, Саша заплакала, но кричать не перестала.
Через пять минут дождь пошел на убыль, но волны, кажется — еще больше. Вычерпывал один. Сергей кричал, Саша плакала, Антон, похоже, похоронил белоруса, смирился, — молча, без паники, как и полагает капитану, пытался завести мотор. Правильно — бак-то теперь полный, вода аж через край…
Я что-то услышал, или показалось?
— Тихо! — С силой дернул Сергея за безрукавку. — …зовет!
Замолчали. За шумом дождя, еле послышался, знакомый голос.
— Фуф, — выдохнул Сергей. — Живой — сволочь. — Наконец, сел на место:
— Туда. — Махнул в мой бок.
Голос Игоря, уже громче:
— Сюда! Греби сюда! Ну!..
— Туда. — Сергей показал, теперь, в противоположную сторону.
Весло белоруса, нащупал ногами, сел возле Сергея, погребли на зов.
Слышно все лучше, наконец, увидели самого… Сперва, он был большим размытым пятном, но постепенно фокус настроился и пятном оказался не только Игорь, но и перевернутая лодка, на которой стоял.
Я вдруг все понял, на всякий случай оглянулся. Да, так и есть…
— Антон, а когда она оторвалась?
— Только увидел.
— У меня просьба… Прекрати дергать эту муфту! Мотор не заведется!
— Оставь его, — сказал Сергей. — Это нервное, не видишь что ли?
Лодку перевернули втроем, для этого пришлось лезть в воду, но все получилось. Видно, вещи не успели намокнуть, еще пару минут и расстались бы со своим скарбом.
Привязали, и опять в путь, навстречу волнам. Лодка переворачивалась еще два раза, но я уже не помогал, всего трясло, пальцы от холода задубели, а ноги хватало судорогой.
Плыли еще пять часов, каждые пол часа, менялись. То я с Антоном, то Сергей с Игорем. Последний час, гребли только они. Я очень устал.
— Блин этот берег, вообще… Мы, как на месте стоим, — ругался Антон.
— Я, кажется понял, что такое отчаяние, — говорю.
Игорь, издевательски хихикнул:
— Я понял, что такое отчаяние, когда вас только увидел, — говорит.
Всю дорогу белорус пел песни на морскую тематику: то про гордого Варяга, который все никак не сдастся врагу, то про молодого и красивого лейтенанта, что застрял на берегу и отчаянно отталкивается от края родного, или…
И зачем она так смеется, неужели не понимает, что Сергей жутко ревнует? Если уж собралась замуж, так и веди себя прилично… А этот… Он такой самоуверенный, веселый, — этот белорус, аж зло берет. Так, по доброму берет, если конечно зло, может, брать по доброму? Может. Когда берет, и вроде не больно так, но за такое место, что…
Ничего и сам буду как… даже лучше. Вот только трястись перестану… и… и пусть станет мельче… и теплее пусть будет… и сытнее будет пусть, и… и я буду, такой веселый… такой, заразительно-веселый… и… и сильный… да, я буду сильный… и красивый, и… и бррр… — а ведь холодно…
16
Доплыли до заброшенной деревни. Не могу больше, выпустите меня отсюда… Земля, земля… Она, такая твердая, такая… совсем не резиновая… она…
— Давайте, уже доплывем, — сказал Сергей. — Здесь не согреемся, не поедим, не отдохнем толком. Все вещи в той лодке, развязывать, потом опять… Давайте доплывем, тут осталось-то… Глеб, как думаешь?
— Согласен, но думаю Сашенька замерзла, заболеет…
— Да дотерплю уже, столько терпела, — Конечно, к-комуто т-тепло в мо-еейй к-уртке.
Сергей:
— Ну вот и хорошо. Игорь, давай чуть правее, дальше от берега, видишь, здесь волны…
Погребли. Волны исчезли, может, из-за близости к берегу, но скорее всего — на зло. По той же причине из-за туч вывалилось солнце. Последние минуты пути, самые трудные, еще чуть-чуть, еще чуть-чуть…
Из-за камышей показались палатки, ну вот и все, приплыли.
Палатки три. Две под большим матерчатым навесом и одна, что поменьше, у самой воды. Первые две стоят прямо под обрывом; песок осыпается, обнажает толстые корни деревьев; они уходят дальше в землю как вены, по которым стекает в глубь энергия солнца, нет, лучше — жизненная сила зазевавшегося путника — так красивее.
Сами деревья большие, лохматые, из-за них пляж почти всегда в тени.
От палаток, к корням тянутся веревки, на них и держится навес; он скашивается набок и достает прямо до земли, получилось, что-то наподобие предбанника, в нем кастрюли, миски и куча всяких мелочей, видно: люди здесь поселились основательно, надолго.
Причалили. Стали выкарабкиваться из лодки. Я первый. Вылез, подтащил моторку к берегу и сразу плюхнулся на песок, на колени, на руки, на живот, перевернулся на спину, закрыл глаза. Голова закружилась, в ушах загудело, застучало, застонало. Застонал упавший рядом Сергей, а с остальным я пока не разобрался. И еще три хлопка; звук, — будто три гири сбросили с вертолета, и они упали рядом, на песок. Наверное, уже нет сил выставить вперед руки и мои спутники падали плашмя, как бревна. Пляж наполнился трупами. Хорошо, что хозяев нет, перепугались бы, бедные. И нас, стало бы еще больше.
— Да… Чего только не выбрасывало на этот берег, — сказал тихо, чуть шевеля губами. И вообще все говорили ели-ели, как в анекдотах про дистрофиков.
— Сегодня у стервятников будет пир. — Умерло, что-то справа, с голосом Сергея.
— Кого первого, как думаешь?
С того света донеслось:
— Капитана конечно.
— Почему его?
— А у него, подлеца, бензин кончился…
— Я, виноват да? — грустно пропищало над головой.
Сергей:
— Нет, блин, я виноват.
— Там шланг… Я потом заметил… Перетерся, понял?..
— Антон, избавь нас от этих подробностей, — прошептал я, — а-то убью. Мотор у тебя старый, шланг старый, все блин… трындец — гнилое, ржавое, как его гада — "Дуновение"? или "Бриз"?.. или… как его?