Перстень Рыболова - Анна Сеничева

– Почисти, раз уж помогать взялся, – он дал Сгарди луковицу, а сам принялся помешивать варево.

Скоро похлебка была готова, и Паломник разлил ее в две деревянные кружки.

– Ну, благословясь, – сказал он, потянув носом. – Смотри, не обожгись…

Густой суп напомнил уху, которой старик Ревень потчевал троих друзей на острове. Вкусное тепло побежало по жилам, и Арвельд сжал руками кружку, грея ладони.

– Чего задумался? – спросил Паломник. – Ужин не хорош?

– Ужин хоть куда. Тебя хоть в келари…

– Куда-куда? – переспросил Паломник.

– В келари. Это люди такие, которые…

– Да уж знаю! При монастырях стряпают и припасами ведают. – Арвельд удивленно посмотрел на него. – А чего вдруг сразу в келари? Послушник, что ли, будешь?

– Послушание не принял, но при монастыре воспитывался, – ответил Сгарди. – Вот и знаю.

Паломник отложил кружку.

– Так ты и вправду по святым местам ходишь? А я-то…

– Да прав ты был, я ведь сразу сказал.

– Дела… Выходит, из монастыря сбег или назад в монастырь идешь?

– Из монастыря не бегал, а назад возвращаться больно далеко.

– А где обитель-то? – помолчав, спросил Паломник.

– На Краю морей.

Костер вдруг зашипел, повалив сизым дымом: это Паломникова кружка с варевом опрокинулась, плеснув в огонь. Тот поднял ее и молчком поставил на бревно. Сгарди даже подумать не мог, что Паломник верно понял слова насчет «края морей», а потому молчание его истолковал по-своему.

– Послушай-ка, – твердо сказал он. – Если ты думаешь, будто я обманул, украл или еще…

– Что ты! – задумчиво ответил тот. – Украл, скажешь тоже! Нет на тебе никакого греха.

– Откуда такая вера? – Арвельд отхлебнул из кружки. – Незнакомцу-то?

– Не первый день живу, всякого народа навидался.

Вечер сгущался. Темнота оседала на землю, и вот она обняла все, оставив крохотный пятачок вокруг костра. Выпала роса. Зажглась на небе первая звезда, далеко просветила.

Пламя трещало, поедая сухие ветки, а лес оживал: в глубине его шептало, вздыхало, кралось и выглядывало из-за деревьев, ждало чего-то… Тени хоронились в чащобе, прятались до поры до времени. Скрипели корни, будто старые деревья пытались вылезти из земли. Тревожно заухала сова.

«Погулял бы я здесь», – подумал Сгарди.

– Как, по-твоему, – нарушил молчание Паломник. – Что это было там, где мы повстречались?

– Святилище, – ответил Сгарди. – Лесной алтарь Первого рыболова.

– Алтарь, но других богов. Их почитают те, кто живет за Окоемом, – Паломник задрал голову и глянул на небо. – Нынче славная ночь, можно огоньки затеплить. Я бы показал тебе, как это делается. А не хочешь, останься тут.

– Отчего же? – Арвельд встал.

Паломник кивнул, снова скрылся в своей землянке и вышел с фонарем. Затушил костер, оставив один уголек и сунув в фонарь. Ночь сразу же придвинулась вплотную, но все вокруг посветлело, озаренное небесными огнями. Рукав молочно-звездной протоки разлился над самой землянкой, в лиловом воздухе отчетливо проступили тени.

– Ишь, вызвездило, – молвил Паломник, еще раз глянув на небо. – Вёдро завтра будет… – Он посмотрел на тонкую одежду Арвельда, вошел в избушку и вынес оттуда плащ. – Возьми, застудишься.

Они двинулись ночным лесом.

– Как звать-то тебя? – дорогой спросил Паломник.

– Арвельд. Арвельд Сгарди.

– С Севера родом?

– Оттуда.

Вот деревья расступились, открыв поляну, залитую серебряным сиянием. При луне покинутое капище смотрело таинственно и одиноко. Паломник прошел по мощеной тропинке, кладя в чаши кусочки свечей и зажигая их. Через несколько мгновений по поляне рассыпались мерцающие капли огоньков. Над святилищем поплыл золотистый отсвет, и тут послышался едва уловимый звон, будто далеко звучали сотни тончайших колокольчиков.

В алтаре Паломник затеплил три свечи. От арки поднялись три золотых дымка, сплетаясь куделью в невесомый туман, в котором искрились звезды.

Арвельд сел на землю, Паломник опустился рядом. Так они сидели, слушая поющий воздух и любуясь золотым сиянием, плывшим над поляной.

– А ты сам бывал за Окоемом?

– Бывал, – помедлив, ответил Паломник. – И не раз… – он замолчал и больше не проронил ни слова.

Свечи угасали, а с ними становился и тише неведомо откуда исходивший звон.

– Будет, – решительно сказал Паломник. – Идем. Надо же им одним побыть.

…В землянке Паломник зажег свечу, и Сгарди с удивлением осмотрелся. Внутри жилище оказалось гораздо просторнее, чем можно было думать, а уж чистота везде какая! Гладко оструганные доски, покрывавшие пол, стены и потолок, были изукрашены резьбой. Камелек в углу заставлен фигурками из кости и дерева.

– Слушай, Паломник, – Арвельд присел на скамью. – Разговор у меня к тебе…

– Поздновато будет разговаривать, – заметил Паломник, возясь у двери. – Завтра целый день, – он обернулся и увидел, что Арвельда сморил сон.

Паломник уселся перед ним за стол, снял нагар со свечи. Подпер лапами лягушачью голову и долго смотрел на правильное, чистое лицо Арвельда. Сгарди спал беспокойно, дергаясь и роняя что-то бессвязное. Паломник поднял плащ, соскользнувший на пол, накинул на Арвельда, и мальчик затих, словно отступило прочь что-то дурное, давившее.

– Свалился ты на мою голову, Арвельд Сгарди, – задумчиво вымолвил Паломник. – Будто я тебя звал? И что мне теперь с тобой делать… – он прикрыл лапами круглые глаза и тяжело вздохнул.

Было уже далеко за полночь, а он все сидел. И долго еще сидел, свеча догореть успела.

VI

Проснулся Арвельд рано. Сон отступил легко, не заставляя зевать и тереть глаза. Сгарди лежал, водя глазами по резному потолку. До чего хорошо спалось в эту ночь – ни качки, ни воплей чаек, ни тревоги, холодным камнем лежавшей на сердце с того дня, как «Восток» вышел из вод Лафии.

Через распахнутое окошко травянисто пахло лесом и тянуло костром. Чаща наполнялась переливчатыми трелями, а кто-то скрипучим голосом выводил песенку, звеня ложкой о стенки котелка.

Арвельд приподнялся на локтях, вслушиваясь, и засмеялся. Песенка смолкла, и скрипучий голос спросил:

– Что, не нравится, как я пою? Еще тебя не слышали.

Сгарди потянулся и заложил руки за голову.

– Да и я не певец. Рань такая – шести часов еще нет, а ты уже на ногах.

– Мы привыкшие. Вставай завтракать, пока не остыло.

При дневном свете стало видно, что полянка вокруг выровнена и расчищена, очаг обнесен камнями. На ветках висели кормушки – сейчас в них шумно копошились воробьи, а на одном из деревьев был прилажен деревянный разрисованный круг.

– Мишень? – Арвельд кивнул на него.

– Да, бросаю помаленьку. Охотой живу, по-другому нельзя.

Сгарди вспомнились вчерашние слова про следопыта «куриную голову», и ему захотелось блеснуть перед новым знакомцем.

– Дай, я попробую. Нож есть?

– Слева от тебя в ведерке.

Арвельд повернулся, взял один, подбросил на ладони, примериваясь, и красиво, почти без замаха, метнул. Охряной круг на щитке был нарисован кривовато, но видно было, что клинок встал прямо посреди.

Задумка удалась – Сгарди краем глаза видел, как Паломник, держа тарелку в перепончатой руке, уставился на деревянный круг. Ага, и сказать нечего! То-то же…

– Можно и точнее, – с равнодушным видом сказал Арвельд. Только он повернулся, как сразу услышал глухой стук о дерево. Сгарди глянул и чуть кружку не выронил – в рукояти брошенного им ножа уже торчал другой. Во второй руке Паломник по-прежнему держал тарелку.

– Можно и точнее, – согласился он и вернулся к еде.

Речь вернулась к Арвельду через несколько минут, но хвастаться больше не хотелось.

– Я еще вчера спросить хотел, – начал он, – ты откуда про обительское житье наслышан?

– Да уж наслышан. У Лакоса монастырь стоит, на излучине Салагура. Это река такая, недалеко от Города. Как совсем тяжелые времена наступают, я туда трудником ухожу на месяц-другой. Там, к слову сказать, и прозвищем своим обзавелся…

– А настоящее имя твое как? – спросил Арвельд.

– Сперва я в обители посохи тесал, – будто не услышав, продолжал Паломник. – В келарне помогал, за больными ходил, строенья поправлял, всякую работу делал… Потом случаем прознал тамошний настоятель, что я грамоте обучен, так посадил книги переписывать.

– У самого Лакоса, говоришь, – повторил Сгарди. – А когда снова в те края подашься?

– Может, и скоро, – ответил Паломник. – Может, и нет. Не ближний свет, да и не с руки.

«Рассказать? – мелькнуло у Арвельда. – Хотя, ему-то какое до всего этого дело…» Паломник вдруг поднялся со своего бревна, прислушиваясь, и сделал Арвельду знак уйти в землянку.

– Случилось что? – спросил мальчик.

– После! В дом иди и спрячься, чтоб тебя не видно и не слышно было! – тихо проговорил Паломник. – Понял? Иди, говорю!

Сгарди скользнул к землянке, нырнул за покрывало и притаился. Снаружи было тихо. Но тут раздался свирепый вороний грай, захлопало крыльями, и хриплый, резкий голос каркнул: