Стихи - Юрий Джанумов

WALSE TRISTE

Что же, — веселье подходит к концу.Зала пустеет, пустеют бокалы.Темные тени легли по лицу,Кружится вальс тяжело и устало.

Что же, — пора покидать этот бал.Сами собою смыкаются веки.Миг, — ив сияющих недрах зеркалВскользь промелькнем и исчезнем навеки.

И ничего не останется нам:Ночь, ледяные пространства и ветер,Ветер, бегущий по мертвым мирам,Прах развевающий тысячелетий.

Что же, — дослушай, допей, дотяни…Меркнущий вальс все страшней, все печальней.Гаснут последние в мире огни,Ветер крепчает во тьме изначальной.

«Спаслись, уцелели, ушли от меча…»

Светлой памяти Раисы и Михаила Горлиных

Спаслись, уцелели, ушли от меча,В огне не сгорели, под пулей не сникли…Пылай же, зажженная мною, свечаКак радость победная в праздник великий.

Дойди ликованье мое до ТворцаВзволнованной и благодарной молитвойЗа всех пощаженных, — кого до концаХранил Он в опасностях, бедах и битвах.

Но вас — неповинных, которых не спасНи бегства туман, ни лирический ветер, —Какой панихидой оплакивать васИ чем вашу гибель достойно отметить?

Я помню последнюю встречу… УжеЗловещими были берлинские ночи;Слова и движения — настороже,Свидания — реже, беседы — короче.

Но рифмы братались, но строки теклиКак прежде — на нашем случайном Парнасе…Кто думал тогда, что столицы землиРассыплются прахом, что солнце погаснет?

Что в недрах подземных, слепые кроты,Мы будем дрожать бесконечные годы,Что в мире миллионами встанут крестыИ плачем библейским заплачут народы?

Кто думал о проклятых небом местахЗа ржавой чертой, о зачумленных остах,О желтой звезде, о последних словах,Кто думал о смерти?.. — Привычно и просто

Закончился вечер. Но как-то не такОбыденно мы попрощались: глазами.Трамвай зазвенел. И судьбы нашей мракКак занавес глухо упал между нами.

Следы затерялись и нить порвалась.Во вздыбленных годах свершилось так много.Но верю: по зову премудрого БогаС земли голубиная пара взвиласьИ к рощам блаженных была их дорога.

«Паровозы кричали, как птицы ночами…»

Паровозы кричали, как птицы ночами,Напряженно желтели во мгле их глаза.Навсегда сохранила проклятая памятьСундуки, поцелуи, платки, голоса.

И окно сохранила — подобно камее, —Где никто не прощался и рук не сжимал,Только думал тоскливо: о, лишь бы скорее!В эту ночь, в этот час не сойти бы с ума.

Золотились огни, убегая за стрелку,Убегали они далеко-далеко…На суконное небо, как проигрыш мелкий,Ночь небрежно просыпала горсть медяков.

А когда заскрипели прощально колеса,Разрезая ландшафты, шатая мосты, —На вокзале остался стоять низкорослыйЧеловек, опиравший плечо на костыль.

И опять изможденно тащились вагоны.Кочегары как жертву сжигали дрова.Ухмылялся калека. Стучал по перронуКостылем деревянным, глаза закрывал —

И как будто не видел, как там, у забора,Пригибаясь к земле, поднимаясь к звездам,Однорукая смерть фонарем семафораПодавала последний сигнал поездам.

«Поезд ушел, не спрося и не справившись…»

Поезд ушел, не спрося и не справившись,Можно ли, должно ли, нужно ль уйти.В сумерках шпалы белели, как клавиши,Ночь зачернить торопилась пути.

Бедные, мы расторгались пространствамиСпящих чужих городов и полей… —Разве тебе не наскучило странствовать,Мир обходя, как знакомый музей?

Разве тебе не постыли названияСтанций, стоянок, местечек, столиц;Кровы менять, чаевыми позваниватьИ разбираться в похожести лиц?

Впрочем, как знаешь… Ведь каждый по-своемуТот же все путь коротать обречен.Многим, увы, не дано, не позволеноСгруживать верстами жизнь за плечо.

Многим досталось завидное мужество:Чью-то судьбу проводив на вокзал,В тусклый, унылый паноптикум ужасовШагом спокойным вернуться назад.

Там над Жюль Верном, над львами, над трампамиЖдать, задыхаясь… Однажды, в туман,Вдруг за окном, как за вспыхнувшей рампою,Смерть многоместный подкатит рыдван.

«В детстве, — так ясно сейчас это помню…»

В детстве, — так ясно сейчас это помню, —Вечером как-то меня посадилиНа подоконник — широкий и белый;Ватного зайца держал я в руках.Там с любопытством смотрел я на стекла,Где, разрисован декабрьским морозом,Понизу вился, искрясь и сверкая,Нерукотворный и пышный узор.Вдруг над собой я заметил в пространстве,В черном, как прорубь, рождественском небе,Яркую точку, мигавшую часто, —Трепетный светоч, невиданный мной.Что это было? Внезапно исчезлиСтекла с морозною вязью, упругостьГладкой доски, на которой сидел я,Шорохи жизни и свет и тепло.Помню, как, словно повисший над бездной,Даже дышать иль мигнуть не посмел я.Помню, как страшно мне стало, как громкоНяня, — я крикнул, — няня, огонек !

Долго в ту ночь надо мной хлопотали,Сказкой напрасно стараясь утешить.Страх и смятенье остались доныне…

Вечность, я жду, чтоб исчезнуть в тебе.

«Перед тобой — твой неизбывный день…»

Перед тобой — твой неизбывный день,Он может стать подарком или пыткой;Промчаться быстроного как оленьИли ползти докучно как улитка.

Он может быть и щедрым и скупым,Угрюмым скрягой и веселым мотом, —Разбрасываться счастьем голубымИ предаваться скаредным заботам.

Он может роком выдаться твоим.Он на твою погибель выйти может,И как палач, движением однимРазрушить, искалечить, уничтожить.

А может быть — в цветении пустомОн будет блекл, бесплоден и напрасен;Ни бури гром не прогрохочет в нем,Ни солнца блеск его не приукрасит.

И праздными останутся мечты,Желанья на корню своем завянут.День этот кончится вничью…И ты Погасишь свет, измучен и обманут.

ДОН ЖУАН

Я странствую не в пышных колымагахИ не веду заметок путевых.Надежный конь, червонцев горсть и шпага —Вот спутники в скитаниях моих.

Мне ночь сообщница. Слепая сводня,Она мне помогает до утраНе размышлять о начатом сегодняИ не жалеть о конченом вчера.

Что ж! Мудрость чисел копят звездочеты,Скупцы стяжают звонкий груз монет,А я, — я в мире тоже занят счетом:Имен и встреч, желаний и побед.

Преследуя волнующее счастье,Я не ищу ни истин, ни богов,И вот — живу, покорный только страсти,Увы, столь не похожей на любовь!

О бедные мужья, отцы и братья!Вас не хотел иметь врагами я.Я ваш должник. К ответу и к расплатеДавно, всегда готова кровь моя.

Но эти ночи, эти упоенья,Восторг греха и страсти торжество!Я помню каждое прикосновеньеИ каждый миг блаженства моего.

Я помню каждую. Их было много,Но я ли виноват, что не нашлосьНи рук таких, ни губ — дабы в дорогуМне новую пускаться не пришлось?

Нет, это — горький рок, и неизбежноЯ обречен, терзаемый алчбой,Обманывать доверчивую нежность,Позор и горе сея за собой.

Пусть будет так. Не умирают дваждыИ не родятся. Жребий дан навек.Пусть отвращеньем утолится жажда,Пусть близится последний мой ночлег.

Любимая! Сегодня наша встреча.Тебя мне больно будет обмануть.Зажглась звезда. Грустит кастильский вечер…А завтра снова — поиски и путь.

ВСТРЕЧА