Избранные труды. Том IV - Олимпиад Иоффе

Если же в качестве самостоятельной правовой категории ответственность должна отличаться от охраняемой ею обязанности не только по форме, но и по содержанию, ее следует конструировать как дополнительное для нарушителя обременение соответственно ленинской характеристике ответственности как кары за нарушение закона[190]. К тому же она должна быть очерчена такими границами, которые исключают смещение ответственности со смежными феноменами или, наоборот, оставление за пределами выработанного понятия отдельных разновидностей подлинной ответственности. Нельзя, например, ограничиваться общими рассуждениями о том, что ответственность связана с лишениями личного, организационного или имущественного порядка[191], ибо при такой характеристике ею охватывались бы любые юридические санкции, реализуемые принудительно и уже по одной только этой причине неотделимые от известных лишений. Не менее ошибочно сводить ответственность к бескомпенсационному лишению прав, ибо, не говоря уже о сугубо цивилистической значимости признака бескомпенсационности, это в подавляющем большинстве случаев устраняло бы всякое различие между самой ответственностью и чисто экономическим ее действием. Такая, например, мера ответственности, как возложение обязанности возместить причиненный вред, уменьшает состав имущества причинителя, но не вследствие лишения его имущественного права, а в результате исполнения вновь появившейся имущественной обязанности[192].

Чтобы юридическая ответственность была представлена в своем правовом содержании, а не в экономическом действии и очерчивалась адекватными, а не отклоняющимися от ее сущности границами, нужно различать три возможных вида вызываемых ею лишений или дополнительных обременении: 1) лишение права (например, лишение права проживания в определенной местности в течение установленного срока как административная санкция); 2) возложение обязанности (например, возложение обязанности уплатить неустойку как мера гражданской ответственности); 3) лишение права, соединенное с возложением обязанности (например, лишение свободы как мера уголовного наказания). Любые из перечисленных лишений (обременении) могут быть следствием как нарушения обязанности, так и злоупотребления правом (например, конфискация незаконно приобретенного и изъятие бесхозяйственно содержимого имущества), сочетаться с лишениями, не являющимися мерами ответственности, или не находиться в таком сочетании (например, взыскание убытков вместе с принудительным исполнением нарушенного договора или без принуждения к реальному исполнению, получать, в словесной обрисовке законодательно закрепленной санкции не только прямое, но и косвенное выражение (например, материальная ответственность работника, причинившего ущерб, и дисциплинарная его ответственность в виде выговора, другого взыскания, погашаемого давностью только при соблюдении определенных условий, а также вызывающего для ответственного субъекта иной предусмотренный законом правовой урон)[193]. Важно, однако, подчеркнуть со всей определенностью, что там, где не наступает хотя бы одно из последствий такого рода, нет юридической ответственности. И именно потому, что правовая ответственность – особая государственно-принудительная мера, обрушивающая на ответственного субъекта существенно новые, дополнительные обременения, в советской юридической науке и стоит так остро вопрос об условиях ее применения вообще, о вине как обязательном условии – в первую очередь.

Возможна ли ответственность без вины?

Не порывая с научной последовательностью, едва ли удалось бы примирить возведение в ранг всеобщего правила ответственности за вину с признанием мерой ответственности уже одного только принудительного исполнения нарушенной обязанности[194], поскольку ни закон, ни практика, не ставят применение этой меры в зависимость от виновности нарушителя. Значит ли это, что, объявив дополнительные обременения или лишения особого рода обязательным элементом ответственности, нельзя идти противоположным путем и допускать от начала вины вообще какие бы то ни было отступления?

Те, кто отвечают на поставленный вопрос без всяких оговорок утвердительно, апеллируют преимущественно к идее справедливости. И она действительно обладает силой неопровержимого аргумента, но лишь в отношении карательных санкций – мер уголовного наказания, административных или дисциплинарных взысканий, гражданско-правовых штрафов, не выполняющих компенсационной функции, и т. п. Достаточно выйти за указанные пределы и обратиться к компенсационным санкциям, как доказательственное действие той же идеи существенно ослабится. Еще в минувшем столетии защитники начала причинения не без иронии вопрошали: почему возмещение убытков за счет невиновного причинителя несправедливо, а оставление их на бремени не только невиновного, но и не причинившего убытков потерпевшего справедливо? Таков же ход рассуждений сторонников этого начала и в наши дни: «Ведь отказ от взыскания убытков с должника по мотивам отсутствия его вины означает, что тем самым экономическая ответственность, убытки возлагаются на так же невиновного кредитора»[195]. И если эти рассуждения несмотря на солидный возраст, не перестают быть ущербными, то по мотивам, относящимся не к справедливости, а к объективным потребностям нормального общения между людьми: ответственность за непредвиденные последствия своего поведения скорее бы отвращала от участия в общественных процессах, чем поощряла такое участие. Поэтому даже и для компенсационных санкций начало причинения не может быть закреплено в социалистическом государстве ни как всеобщее, ни как параллельное вине начало юридической ответственности.

Однако в отдельных случаях, например для вреда, причиненного источником повышенной опасности (ст. 90 Основ гражданского законодательства), закон предусматривает возложение компенсационных обязанностей независимо от вины. Поскольку принципу абсолютной несовместимости ответственности с невиновностью такие случаи явно противоречат, они вызвали со стороны приверженцев этого принципа реакцию двоякого рода.

Предельно радикальная реакция вылилась в предложение вовсе отказаться от подобных правил, использовав вместо них «метод страхования – наиболее справедливый метод распределения убытков, возникающих при отсутствии вины»[196]. Но предложенная замена осуществима не иначе, как путем введения обязательного страхования случайных убытков для всех тех видов деятельности, субъекты которых возмещают убытки независимо от вины по правилам действующего советского законодательства. Приведет ли это к уменьшению фактического бремени, лежащего на владельцах источников повышенной опасности, – должны показать экономические расчеты, произведенные применительно не только к транспортным средствам, но и ко всем другим аналогичным объектам. Сейчас же важно отметить, что даже столь далеко идущие рекомендации исходят из безусловной обоснованности установления для деятельности некоторых видов определенных дополнительных обременений. Обсуждается лишь вопрос о том, что рациональнее – систематическая уплата страховых взносов или полное возмещение эпизодически причиняемых случайных убытков. Но это уже спор скорее утилитарный, чем теоретический.

В рамках сугубо теоретической дискуссии существенна другая реакция, ничего менять не предполагающая и сосредоточенная всецело на оценке того, что фактически закреплено в ст. 90 Основ и аналогичных законодательных нормах. Суть этой оценки выражается в утверждении, что здесь нет подлинной ответственности, а имеется нечто аналогичное «ответственности страховщика за ущерб, причиненный страховым бедствием застрахованному»[197]. При ином подходе к делу ответственностью нужно было бы также считать «обязанность Госстраха возместить страховой ущерб, обязанность собственника принять на себя убытки, происшедшие от случайной гибели или случайной порчи принадлежащего ему имущества, и т. п.». В действительности же при таких обстоятельствах происходит не возложение ответственности, а распределение риска[198], компенсация убытков в силу предусмотренных законом особых оснований[199].

Но отсылки к риску или особому основанию ничего не объясняют: ответственность – тоже особое основание возмещения убытков, снимающее риск с потерпевшего и перелагающие его на ответственное лицо. Помимо отсутствия вины, нет также ровно никакого сходства между возложением убытков на владельца источника повышенной опасности, страховщика и самого понесшего их собственника: первый устраняет последствия своих хотя и невиновных, но противоправных действий; второй выполняет принятую на себя за определенное вознаграждение договорную обязанность возместить ущерб к причинению которого он вовсе не причастен; третий вообще не возмещает ущерба, а только несет его ввиду отсутствия оснований для получения компенсации от других лиц. И именно потому, что лишь в первом случае производится возмещение невиновно, но противоправно причиненного вреда, он тяготеет к ответственности в гораздо большей степени, чем к различным иным формам распределения риска.