Жизнь и труды св. Дионисия Великого, епископа Александрийского - Свящ. А. Дружинин

Но достаточно прочитать изданное Питрой письмо св. Дионисия к Дионисию и Стефану, чтобы убедиться в том, насколько несправедливы все подобные обвинения. Это письмо весьма ясно свидетельствует о том, как св. Дионисий не разделял крайних мнений Карфагенского и Римского епископов, так и о том, что он имел собственное вполне определенное мнение по вопросу о крещении еретиков, признавая действительным только то крещение, которое было совершено во имя Отца и Сына и Св. Духа. К сожалению, простой ссылки на это свидетельство еще недостаточно для опровержения всех изложенных выше обвинений против св. Дионисия, так как высказано сомнение в подлинности письма к Дионисию и Стефану, основанное на том, будто содержание его «не вполне согласуется с тем, что мы можем предполагать относительно положения Александрийского епископа в споре о крещении еретиков» ,[617] Действительно, если сопоставить письмо к Дионисию и Стефану с изложенными выше предположениями относительно мнения св. Дионисия о действительности еретического крещения, то нетрудно убедиться в том, что взгляд, изложенный Александрийским епископом в письме к Дионисию и Стефану, отличается от тех разноречивых мнений, какие приписывались св. Дионисию на основании сохранившихся у Евсевия отрывков из других писем св. Дионисия и на основании свидетельств блаженного Иеронима и св. Василия Великого. Но это еще не значит, что письмо к Дионисию и Стефану расходится и с самими свидетельствами Евсевия, блаженного Иеронима и св. Василия Великого. При ближайшем рассмотрении этих свидетельств и при сопоставлении их с письмом к Дионисию и Стефану легко видеть, что содержание этого письма не только весьма легко примиряется со всеми другими сохранившимися до нашего времени сведениями о мнении св. Дионисия по рассматриваемому вопросу, но и открывает путь к наиболее правильному толкованию и примирению этих сведений между собой, предохраняя нас от тех крайних выводов, какие делаются из этих сведений защитниками изложенных выше предположений относительно мнения св. Дионисия по вопросу о действительности еретического крещения.

Как мы видели, все они указывают на факт снисходительного отношения св. Дионисия к противоположным обычаям различных Церквей, о котором так ясно говорят отрывки писем св. Дионисия, сохранившиеся у Евсевия. Но эта снисходительность св. Дионисия приводится в качестве аргумента и для доказательства того, что св. Дионисий был сторонником воззрений Римского епископа, и для доказательства того, что он разделял мнение Киприана, и для доказательства того, что он не имел определенных воззрений по вопросу о действительности еретического крещения. Уже это разноречие в толковании одного и того же факта само по себе говорит далеко не в пользу правильности тех выводов, какие из него делаются. Правильность этих выводов становится еще более сомнительной, если мы обратим внимание на то, что и св. Киприан признавал как за римским, так и за всеми другими епископами право поступать в решении вопроса о крещении по собственному усмотрению, хотя вовсе не разделял мнений Римского епископа, имел вполне определенное мнение по этому вопросу и ясно сознавал важное догматическое значение спора о крещении. Таким образом, снисходительное отношение св. Киприана к практике Римской церкви было возможно при решительном разногласии его с Римским епископом во мнениях по вопросу о крещении и при самом твердом убеждении в справедливости своего личного мнения. Причина этой снисходительности заключалась не в том, будто он не имел ясного представления о спорном предмете или сам склонялся к мнению Римского епископа, а в том, что он хотел предотвратить раздоры и несогласия в Церкви и для достижения этой цели считал возможным допустить совместное существование противоположных обычаев там, где ввиду важности таинства необходимо было общее соглашение. Пример св. Киприана показывает, что и снисходительное отношение св. Дионисия к заблуждениям других еще не дает нам права и во всяком случае не вынуждает нас обвинять в заблуждениях самого св. Дионисия и приписывать ему крайние мнения Римского или Карфагенского епископов или упрекать его в том, будто он не имел определенного мнения по вопросу о крещении. Признавая за каждым епископом право поступать в решении вопроса о крещении по собственному усмотрению, св. Дионисий мог руководиться тем же стремлением к поддержанию мира и единения между всеми Церквами, которое внушило такую же снисходительность и св. Киприану. Правда, тот же пример Киприана показывает, что вследствие этого стремления к поддержанию мира и единения между Церквами снисходительное отношение к противоположным обычаям различных Церквей совместимо было с самыми крайними воззрениями по вопросу о крещении. Но если мы согласимся допустить, что в сохранившемся до нас отрывке письма к Дионисию и Стефану мы имеем подлинные слова Александрийского епископа, то снисходительное отношение св. Дионисия к противоположным обычаям Римской и Карфагенской церквей будет понятно для нас и без обвинения св. Дионисия в крайних воззрениях по вопросу о крещении. При том воззрении, какое высказывается в письме к Дионисию и Стефану, Александрийский епископ должен был признать долю истины как во мнении Киприана, так и во мнении Стефана, так как для одной группы случаев его личное воззрение совпадало с мнением Киприана, а для другой — с мнением Стефана. Следовательно, к снисходительности могло побуждать св. Дионисия не только стремление к миру, но и убеждение в относительной справедливости мнений Стефана и Киприана. Но если содержание письма к Дионисию и Стефану объясняет нам факт снисходительного отношения Александрийского епископа к практике Римской и Карфагенской церквей лучше, чем это возможно при изложенных разноречивых предположениях относительно личного мнения св. Дионисия по вопросу о крещении, то отсюда следует, что письмо к Д ионисию и Стефану по меньшей мере так же легко согласуется с упомянутым фактом, как и те неправильные выводы, какие делаются из этого факта.

То же самое можно сказать и относительно свидетельства св. Василия Великого. Это свидетельство только в том случае расходилось бы с содержанием письма к Дионисию и Стефану, если бы мы действительно имели право выводить из него заключение, будто св. Дионисий был сторонником римской практики и признавал действительным всякое еретическое крещение, кем бы и как бы оно ни было совершено. Между тем даже без сопоставления слов св. Василия Великого с письмом к Дионисию и Стефану легко видеть, что такое заключение было бы слишком поспешно. Как мы видели, Василий Великий выражает удивление, «каким образом от сведущего в канонах Дионисия укрылось то, что крещение монтанистов не имеет никакого значения». Конечно, удивление св. Василия Великого было бы вполне понятно и в том случае, если бы «сведущий в канонах» Дионисий, признавая действительным всякое еретическое крещение, обнаружил незнание правил о крещении вообще. Но если бы мы стали в таком смысле понимать свидетельство Василия Великого, то неясно было бы, почему он удивляется только ошибке св. Дионисия в отношении к монтанистам и не говорит о том, что св. Дионисий погрешал против правил относительно всех еретиков вообще. Ведь тогда удивительно было бы не то, что св. Дионисий признавал действительным крещение монтанистов, а то, как он мог опустить из виду, что всякое крещение, несогласное с церковными правилами, должно быть отвергаемо. И если сам св. Василий называет ев. Дионисия «сведущим в канонах», то всего вероятнее, что он имеет в виду ближайшим образом упоминаемые им правила древних, определивших «принимать то крещение, которое ни в чем не отступает от веры». Знание других правил, например, правил о покаянии, конечно, не могло предохранить св. Дионисия от ошибок в решении вопроса о действительности еретического крещения, а потому не могло бы в такой мере усилить удивление св. Василия Великого, как знание правил, относящихся к тому самому вопросу, в решении которого допущена была ошибка. Таким образом, ближайший смысл слов св. Василия не оправдывает тех выводов, какие делаются из него защитниками мнения, будто св. Дионисий был сторонником римской практики. Сопоставление свидетельства Василия Великого с содержанием письма Александрийского епископа к Дионисию и Стефану не только подтверждает правильность нашего толкования, но до известной степени объясняет и то, каким образом св. Дионисий, несмотря на знание правил, относящихся к принятию еретиков в общение с Церковью, мог допустить ошибку, вызвавшую удивление св. Василия. Как мы видели, в письме к Дионисию и Стефану Александрийский епископ весьма ясно выражает мысль, что без нового крещения должны быть принимаемы лишь те еретики, которые крещены во имя Отца и Сына и Св. Духа. Если предположить, что св. Василий Великий знал это письмо, то ему, конечно, трудно было не выразить удивления, каким образом св. Дионисий не применил принятого им правила к монтанистам, совершавшим крещение «во имя Отца и Сына и Монтана или Прискиллу», как свидетельствует об этом сам св. Василий Великий.[618] Правда, бенедиктинцы толкуют это свидетельство св. Василия Великого в том смысле, что монтанисты, как и православные, совершали крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа, но только под Духом Святым имели в виду Монтана или Прискиллу, хотя и не называли их по именам.[619] Однако и в таком случае крещение монтанистов, не погрешая против формы, оставалось бы неправильным по своему внутреннему смыслу и не могло быть признано действительным, как не было действительным крещение последователей Павла Самосатского, которые, хотя и называли при крещении имена Отца и Сына и Св. Духа, но понимали имена Сына и Св. Духа не в православном, а в еретическом смысле. Для действительности крещения необходимо не только соблюдение надлежащей формы и произнесение установленных слов, но и правильное понимание истины, выражаемой этими словами. Но если предположение бенедиктинцев справедливо, по крайней мере, относительно времен св. Дионисия,[620] если монтанисты в это время действительно совершали крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа, то не в этом ли заключалась причина ошибки, допущенной св. Дионисием и вызвавшей удивление св. Василия Великого? Внешнее сходство крещения монтанистов с церковным крещением легко могло ввести в ошибку св. Дионисия, особенно если он не считал разногласия их с Церковью в учении о Св. Троице настолько значительным, как св. Василий, обвинявший монтанистов за то, что они «хулили Духа Святого и Монтану и Прискилле беззаконно и бесстыдно усвояли наименование Утешителя».[621] Говоря это, мы вовсе не утверждаем, что в суждении о монтанистах св. Дионисий был ближе к истине, чем Фирмилиан Каппадокийский, св. Василий Великий и II Вселенский собор, осудивший крещение монтанистов,[622] а хотим только показать, что, признавая действительным крещение монтанистов, св. Дионисий мог считать свое мнение вполне согласным с общим правилом, выраженным в письме к Дионисию и Стефану.