Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

– С твоего позволения, кирия, – отозвался епископский секретарь и после кивка Ирины продолжил: – Брат Меркурий, безусловно, прав, но он забывает о взрослых мужах, а меж тем среди наставников этого Михаила есть вполне незаурядные люди. И их можно сделать нашими.

– Вижу, вы понимаете меня, светлейшие. Я довольна, – Ирина кивком поблагодарила собеседников. – На сегодня достаточно о делах.

– Как прикажешь, кирия, – ответил за двоих Илларион.

– А раз с делами мы покончили, то я желаю потешить своё любопытство, – Порфирородная лукаво улыбнулась, и эта улыбка совсем не понравилась отцу Меркурию. – Вот скажи мне, кир Макарий – юный Патрокл из моей девичьей мечты, чему ты улыбался, когда рассказывал о нашей первой встрече? И чему улыбаешься сейчас?

– Carior est auro jventus[59] – таков ответ на твой первый вопрос, кирия, – отец Меркурий грустно улыбнулся.

– Молодость дороже золота… Да, ты прав, кир Макарий, об этом времени отрадно вспоминать, но чему ты так иронично улыбался, когда я упомянула Патрокла?

– Судьбе, Порфирородная. И тому, в какие причудливые узоры свивает она человеческую жизнь…

– Я не поняла тебя. Кажется, ты куда более философ, чем кажешься на первый взгляд.

– Прости, кирия, никакой философии в моих словах нет. Просто при Поливоте над моим телом тоже шла битва, только я, в отличие от Патрокла, уже не был юн, да ещё и выжил. И тут ты в шутку называешь меня этим именем – что тут сказать, кроме избитого «ирония судьбы»?

– И всё же ты философ, кир Макарий! – рассмеялась Ирина. – Но скажи мне, где ты учился? Ты свободно цитируешь Гомера и языческих философов, говоришь на высоком койне и латыни, знаешь Писание и труды Отцов Церкви. Откуда? Неужели этому учат в рядах?

«К чему она клонит?»

– О нет, кирия, в рядах такому не учат! – отставной хилиарх позволил себе улыбнуться. – Науки я постиг в монастыре святого Георгия во Валхернах, тамошняя братия, как тебе известно, славится своей учёностью.

– Не под ферулой[60] ли смотрителя тамошней библиотеки брата Никодима – известного всему Городу мудреца? – игуменья улыбнулась, как кошка может улыбнуться мыши, с которой решила поиграть.

«Как? Господи, как они пронюхали? Тихо! Никодим и правда известен. Его даже прочили в консулы философов[61]».

– Да, кирия, под его, – кивнул отец Меркурий. – Это муж великой учёности. Я не устаю благословлять Господа за то, что он позволил мне учиться у брата Никодима.

– Тогда с нечаянной радостью тебя, кир Макарий! – казалось, что Ирина сейчас расхохочется. – Твой наставник в скором времени приедет в Туров! Владыка был счастлив выписать в свою епархию столь учёного мужа. Ты рад, брат мой?

– Безумно, кирия! Не могу поверить в такое чудо! – отец Меркурий изо всех сил изобразил изумление. – Как же игумен Фотий отпустил брата Никодима в Скифию?

– Представляешь, Никодима обвинили в ереси! – Ирина придала лицу возмущённое выражение и даже осуждающе сложила губы клювиком. – Но это оказалось сущей неправдой! Ведь не может же твой учитель быть мерзким еретиком, правда, брат Меркурий?

– Нет, кирия, не может! – твёрдо ответил отставной хилиарх.

– Вот и я так думаю! – игуменья сочувственно кивнула головой, но тут же полоснула отца Меркурия взглядом, как бритвой по горлу. – Епископский суд, хоть и не нашёл в душе его диавольской ереси, определил, что большие города опасны душе брата Никодима, и повелел подвергнуть его покаянию смирением да отправить в дальнее место. А тут как раз владыка искал книжника в епархию. Так что всё удачно совпало. Вот только из-за чьего-то злобного навета будет брат Никодим под епископским надзором и тяжким послушанием.

– С твоего позволения, кирия, – подал голос Илларион, – мы поможем брату Никодиму оправдаться и восстановить своё доброе имя. А особенно этому поспособствует его ученик – брат Меркурий. Ведь сказано, хоть и язычником, но мудро: «Учителя своего не предай, даже если он убьёт». Не так ли, брат мой?

– Так, брат Илларион, только так, – твёрдо ответил отец Меркурий.

– Вот и хорошо, – Ирина поднялась со стула. – Теперь ступайте. Всем нам нужно обдумать услышанное. Храни вас Господь, братья мои.

Монастырь Меркурий и Илларион покинули в молчании. Только отъехав на изрядное расстояние от монастырских стен, Илларион заговорил:

– Ну что, брат-солдат, теперь ты понял, с чем придётся иметь дело?

«Вот и ещё одна проверка. Не оплошай, Макарий!»

– Да, друнгарий, – кивнул отец Меркурий, – по крайней мере, в общих чертах.

– Это хорошо, – кивнул епископский секретарь. – Значит, дальше ты пойдёшь с открытыми глазами, старина.

– Ты прав, – отец Меркурий позволил себе улыбнуться. – Впрочем, они у меня и так не были зажмурены. Я ведь выбрал сторону, и ты это знаешь.

– О чём ты, старина? – Илларион нахмурился.

«Вот сейчас! Надо убедить его, что я опасен, но верен, и верен сознательно. В идейного дурачка он не поверит, а в то, что у меня свой интерес в его деле, должен».

– О крючках, на которые умные люди сажают глупую рыбу, друнгарий, – в тон ему ответил основной хилиарх. – Порфирородная Ирина на то и Порфирородная, чтобы самой решать, что делать, но то, что мы с ней сегодня вспомнили, сожгло для меня все мосты.

– Надеюсь, объяснять, что вспоминать об этом и называть её иначе, чем игуменья Варвара… – перебил епископский секретарь.

– Не надо, – закончил за него отец Меркурий. – Такая откровенность может стоить мне сначала всех конечностей, включая срамные, а потом и головы. В мои планы это не входит. Это должно успокоить твою подозрительность.

«Давай, давай, соображай, друнгарий! Я же тебе правду сказал. Ну, почти…»

– Я верю тебе, старый друг, – кивнул Илларион. – Если бы не верил…

«Угу, и это правда. А сейчас я удивлю тебя, старина!»

– То меня не было бы в живых, – опять закончил отставной хилиарх. – Всё правильно – в нашем деле по-иному не выйдет. Слишком много поставлено на кон. Но скажи, зачем ты насадил меня ещё на один крючок – Никодима? Умно, не спорю, только излишне… Но всё равно – благодарю тебя за учителя! Я на самом деле люблю этого старого книжного червя за тот мир, что он мне открыл. И он мой друг.

– Я не сомневался, – кивнул Илларион. – Да и идея не совсем моя.

– А должна быть твоя, друнгарий, – отец Меркурий осуждающе взглянул на епископского секретаря. – Никодим умеет учить, и я тому неплохой пример. Ты сам говорил, что мы должны воспитывать идеи из хорьков.

Если помнишь, то мой поднадзорный Михаил основал Академию. Тебе не кажется, что для нашего дела будет лучше, если консулом философов там будет наш человек, всецело преданный нашему делу? Теперь ты понимаешь, мой друнгарий, почему это должна была быть твоя идея?

Некоторое время Илларион молчал, а потом расхохотался и хлопнул отставного хилиарха по плечу:

– А ты куда опаснее, чем я думал, старина! Общение с этим Никодимом пошло тебе на пользу. И хорошо, что ты на моей стороне!

– Я тоже так думаю, Георгий…

«Общение с Никодимом и правда пошло мне на пользу!»

«Н-да, Макарий, бодрился ты здорово. И изворачивался – не всякая змея сумеет! Только вот Ирину это лишь позабавило. Она таких, как ты, видала по десятку в день. Как они изворачивались – тоже. И как палачи превращали их в куски мяса – куда там мясникам! Из базилики святой Ирины можно наблюдать не только за скачками на ипподроме…

Получается, что ты добился лишь одного: пробудил у Иллариона – да, он больше не Георгий, и оттого стал только опаснее – уверенность в том, что Никодим имеет ценность сам по себе, а не только как гарантия твоей верности. Но Ирина… Эта су… самка уничтожит и меня, и Никодима, как только сочтёт, что это ей выгодно. Или просто хочется… Гамо́то Христо́су! Здесь, конечно, холоднее, чем дома, но греться на костре я не хочу! И еще больше не хочу, чтобы там погрелся Никодим! Впрочем, наказание стеной[62] как бы не хуже…