Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

И ничего в голову не лезет, я – как рыба на кукане. Отставить панику, стратиот! Что вообще можно сделать? Для начала надо оказаться как можно дальше от Турова и вытащить из него Никодима – хоть будет возможность удариться в бега, даже если в бегах придется зарабатывать на пропитание собственной задницей, прости меня, Господи, но мой учитель заслужил чтобы ради него я пошел и на такую жертву!

Ладно, будем надеяться, что таких жертв за други своя не понадобится – сюда, вроде, специфические нравы Палатия и монастырей Города еще не добрались, и слава Богу! Но куда можно вырваться из Города? Разве только в Академию этого самого Михаила? А что? За неимением лучшего. Благодарю тебя, Господи, что надоумил меня сказать об этом Иллариону, да ещё обвинить его в недостаточно серьезном отношении к нашим планам – он такого не забудет. Но и Никодима он из рук не выпустит – пока он в Турове, я не смогу рыпнуться даже в мыслях. Занятно…

А кто вообще может сделать это в обход Иллариона? Епископ? А с чего ему отпускать от себя такого книжника? Не с чего… Значит, надо его убедить что это выгодно ему самому… Ага, «мыши, вы должны стать кошками! Но как нам это сделать, о Ворон? Что вы лезете к философу с презренной практикой?!». Вот-вот… Этот чёртов болгарин[63] в каком-то родстве с Асенами[64] и, следовательно, готов три раза в день жрать ромеев, желательно жареными, но можно и сырыми!

Хотя Иллариона он вроде слушает. Или нет? То, как наш доблестный друнгарий попал в языческую засаду, сильно смахивает на подставу, после которой ему даже щенка не доверят, не то что солдат. Но, что интересно, среди сотни катафрактов, которых Илларион положил по лесам, не было ни одного княжеского, а только боярские, причем только тех бояр, что не в ладах с князем. Может, и с епископом тоже? Не знаю, надо бы распросить Феофана… Феофана?! Благодарю тебя, Господи, за эту мысль – Владыка должен послушать своего друнгария виглы! Осталось только убедить моего брата во Христе, заговоре и тайной службе, а для этого ему придётся выложить всё! Полно, Макарий, ты и так уже выложил если не все, то многое, и вступил ещё и в заговор Феофана, а голову тебе можно отрубить только один раз!

Главное, чтобы он поверил тебе и в этом… Вот только как это сделать, а? Мы уже дважды пили с Феофаном в одном кружале, и если будет третий, да сразу после разговора с Ириной, – опасно. Смертельно опасно!»

Утром решение пришло само. «Что я теряю?» – хмыкнул вслух отец Меркурий и отправился прямиком в Илларионову келью.

– У тебя ко мне дело, брат мой? – Илларион встретил отставного хилиарха по-деловому.

– Да, брат мой, – кивнул отец Меркурий, – и не терпящее лишних ушей.

– Тогда пойдём прокатимся верхом, оплитарх! – Епископский секретарь поднялся.

– Кхм, кхм, – прокашлялся отец Меркурий.

– Я слышал насчёт ушей, оплитарх, – усмехнулся Илларион. – В моей келье их нет, но я обещал сделать из тебя наездника, так что пошли.

Отец Меркурий пожал плечами и покорился.

В поле за стенами монастыря отставной друнгарий вдоволь воспользовался возможностью поиздеваться над пехотинцем и загонял отставного хилиарха до полусмерти. Понукаемый язвительными замечаниями сослуживца, отец Меркурий приступил к освоению всех аллюров разом. Спина и ноги у него болели, пот лил ручьями, а отбитый о седло зад превратился в пылающую сковороду. Но Иллариону было мало:

– Р-р-рысью! Бросить стремя!

«Гамо́то ко́ло су, гамо! Малака! То га́мо тис пута́нас! Гамао капион, Георгий!» – подумал отец Меркурий, и только по хохоту Иллариона понял, что, увы, не подумал, а сказал вслух.

– Прекрасная и прочувствованная речь, старина! – бывший друнгарий прильнул к шее лошади и истерически всхлипнул, пытаясь восстановить дыхание. – Вообще-то за такие слова обо мне тебе следовало бы отрезать уши, но ты старший в чине, а Устав запрещает поединки между начальствующим и подчиненным. Или теперь я начальствующий, а ты подчинённый? Всё равно! Завтра в награду за дерзость ты целую стражу будешь болтаться в седле без стремян!

– Я же после этого неделю на задницу не сяду! – возмутился отставной хилиарх.

– Вот и хорошо – отринешь гордыню! Это монаху необходимо! Но вообще ты хорошо держишься для кочколаза[65], – хохотнул Илларион и резко оборвал смех. – У тебя было дело не для посторонних ушей. Излагай!

– Повинуюсь, мой друнгарий! – отец Меркурий вытянулся в седле и тут же поморщился от боли в натёртой заднице. – Ко мне проявляет пристальный интерес друнгарий виглы Феофан. Он несколько раз вызывал меня на острый разговор.

– Да? И что дальше?

– Я хочу получить твои распоряжения насчет того, как мне вести себя с Феофаном дальше и что ему отвечать. Больше отделываться ничего не значащей болтовнёй у меня не получится. Он настойчив.

– Хм, а я уж начал думать, что у тебя завелись с ним какие-то делишки, – хмыкнул Илларион. – Долго ты ждал, чтобы доложить.

– Мы не дети, друнгарий, и давно умеем распознавать ищеек. Да и я плохо подумал бы о тебе, если бы посчитал, что тебе об этих беседах не донесли.

– Ну да, ну да, – кивнул Илларион. – Только у меня два вопроса: почему ты ждал и о чем вы беседовали в кружале? Не просто же вы там нализались?

– Собственно, ответ на первый вопрос проистекает из второго, – усмехнулся Меркурий. – Сначала было простое прощупывание: кто, что, зачем… Не стоит внимания – дело обычное. Да и попойка меня сначала не насторожила, хоть и поили меня косским вином.

– Ого! – Илларион поднял бровь. – Это дорого даже дома.

– Да, – кивнул отставной хилиарх, – но и это было в рамках. В тайной службе любят иной раз пустить пыль в глаза. Но мне тогда задали вопросы, а недавно потребовали ответы. Настойчиво. Со мной работают, друнгарий.

– Что за вопросы?

– Во-первых, наша ищейка поразительно хорошо знает отца Михаила, в преемники которого ты меня прочишь. Более того, Феофан давил на то, что мне придётся, как он выразился, продолжать его дело.

– Хм, – Илларион почесал бороду, – разумеется, знает, Феофан – вольноотпущенник Михаила.

– Твою мать!

– Вижу, ты не теряешь времени на занятиях скифским языком, – усмехнулся бывший друнгарий. – Именно. Жизнь бывает причудлива. Феофан был мальчиком рабом в услужении у отправленного учиться в Константинополь юного патрикия. Мальчик оказался резвым.

– Это точно!

– Но к чести Феофана надо сказать, что он хоть и ревниво следит за своим бывшим господином, но всегда его опекает, почти по-братски. Если бы не Феофан, боюсь, чересчур пламенная вера Михаила довела бы его до беды. Его и так засунули в… Засунули, в общем. Могло кончиться и хуже.

– Я понял.

– А насчет дела я тебя успокою – речь идет не о нашем деле. Всего-навсего есть подозрения, что где-то в тех краях готовится языческий мятеж. Михаилу дано задание. Кое-что полезное он сумел разнюхать, но ничего критичного. Тебе придется копать лучше, но это не главная твоя задача.

– Ясно.

– А ещё что?

– А ещё Феофан много чего рассказал мне о кентархе Корнее и вообще о ратнинской сотне. Надо сказать, это весьма занятная банда[66]. Пожалуй, мы в их лице имеем трапезундских засранцев, только в меньшем масштабе[67].

– Ты прав. Потому я и положил на них глаз. Они сейчас свои собственные, а это в корне неправильно – должны быть нашими, – кивнул Илларион. – А насчёт Михаила?

– Упоминал, но ничего особенного: умный и резвый отрок в руках хорошего воспитателя. Пойдёт далеко. Рекомендовал присмотреться, но и только.

– Что ж, пока не догадался… – Илларион нахмурился. – Или старался тебе показать, что не догадался?