Вне подозрений - Джеймс Гриппандо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы дали вам все, что у нас есть.
– Тогда ни о какой сделке не может быть и речи.
– Прекрасно, – сказал Замора. – Нам пора.
– Погодите, – остановил его доктор Марш.
– Идемте, доктор, – стоял на своем Замора.
– Я уважаемый в городе человек, врач. И вонь, исходящая от всей этой истории с Джесси Мерил, позорит мое честное имя. И я не позволю вытаскивать на свет божий всю эту мерзость и грязь. А теперь, мистер Янковиц, скажите прямо. Чего вы от меня хотите?
– Хочу знать правду.
– Мы рассказали вам правду.
– Не совсем. Не до конца.
– Тогда дайте нам иммунитет, – сказал Замора. – И получите то, что хотите.
Глаза их встретились, затем Янковиц перевел взгляд на доктора Марша.
– Хорошо. Даю вам иммунитет. Но требую взамен две вещи.
– Назовите.
– Все, что известно доктору о Свайтеке и Джесси Мерил.
– Это запросто.
– И еще я хочу, чтоб ваш клиент прошел тест на полиграфе. Хочу знать, имеет ли он отношение к смерти Джесси Мерил. Если пройдет испытание, считайте, мы договорились.
– Нет, погодите минутку! – вскричал Замора.
– Договорились, – сказал Марш. – Только вопросы должны касаться непосредственно убийства. А на те, что касаются истории со страховкой, я отвечать не буду.
– Значит, вам есть что скрывать? – спросил Янковиц.
– Абсолютно нечего. Но, учитывая сложные отношения, в которых я состоял с Джесси, мне вовсе ни к чему, чтоб вы усматривали какие-либо порочащие меня намеки в ответах на вопросы о мошенничестве. А если все вопросы будут сводиться к тому, убил ли я Джесси Мерил или нет, проблем нет, отвечу на все.
– Прекрасно, – сказал Янковиц, – в таком случае приступим.
– Нет, погодите! – вмешался Замора. – Сами видите, мой клиент вовсе не против сотрудничать. Но я не собираюсь сидеть и спокойно смотреть на то, как его втягивают в сомнительное мероприятие с тестом. Прямо сейчас, доктор Марш, мы с вами выйдем отсюда, вернемся в мой офис и там спокойно обсудим детали.
– Хочу побыстрее покончить со всем этим, – сказал Марш.
– Понимаю. Но придется потратить еще несколько часов. От этого еще никто не умер.
– Даю вам ровно двадцать четыре часа, – сказал Янковиц. – И если вы не объявитесь, высылаю повестку в суд на имя доктора Марша.
– Мы объявимся, – заверил его Замора.
– Условия вам известны. Пусть пройдет тест на полиграфе по убийству и расскажет все, что ему известно.
Марш поднялся, пожал прокурору руку.
– Вы слышали, что сказал мой адвокат? Мы непременно свяжемся с вами.
Янковиц проводил их до выхода, затем через стеклянную панель двери наблюдал за тем, как они подошли к лифтам. Вернулся к столу. Положил кассету в конверт, запечатал его. После этого взял ручку и нарисовал маленькую звездочку на папке со свидетельскими показаниями доктора.
38
В «Фоксе» было так накурено, что впору топор вешать. Но Джека это вполне устраивало.
Декор комнаты для отдыха в отеле «Фокс» не менялся вот уже бог знает сколько лет – наверное, с тех времен, когда президентом был Джеральд Форд. Стены, обшитые панелями темного дерева, отдельные кабинки, обитые кожей – такой старой, что на ощупь она напоминала пластик. Плюс еще море второсортного курева – вполне достаточно для того, чтобы задушить даже лоббиста табачной промышленности. На сигареты Джеку было плевать, ему хотелось выжить. Он сидел, купаясь в клубах сигаретного дыма, и потягивал виски, до тех пор, пока вся одежда не провоняла, а глаза не покраснели.
Самое подходящее место, чтобы переварить услышанное при чтении завещания Джесси.
– Самый большой, – говорил Джек в мобильник. Он беседовал с администратором цветочного магазина Хирни, договаривался о немедленной доставке самой, черт побери, большой цветочной композиции, которую они могли составить. Такой, чтобы могла прикрыть пятно, оставшееся на бесценном итальянском столе в офисе Клары. Заодно Джек заказал букет роз для Синди. В идеале он должен был находиться дома, готовиться к переезду. Но его не грела перспектива оказаться в новом доме рядом со счастливо щебечущей Синди и выискивать удобный момент, чтобы сообщить ей о Джеке-младшем. Он нуждался в утешении и обратился за этим к старому другу Майку. Тот как нельзя более подходил. Знаком с Джеком со времен колледжа, знал Джесси, когда у нее был с Джеком роман. Многое изменилось с тех пор, кое-что к лучшему – теперь они могут позволить себе самую лучшую выпивку.
– «Олд Пэппи» со льдом, – сказал Майк бармену.
– Что это за «Олд Пэппи»? – удивился Джек.
– Сделал как-то открытие в «Си Айленд». Лучшее в мире виски.
Джек немного удивился тому, что в баре «Фокс» оказался этот напиток. Впрочем, «Фокс» всегда считался местом, где можно было найти самые редкие сорта виски. И если верить наклейке, никто не пил «Олд Пэппи» до тех пор, пока оно не достигало двадцатилетней выдержки.
– Твои мысли на сей счет? – спросил Джек.
Минут пять понадобилось на то, чтобы ввести Майка в курс дела. Майк вынес вердикт за пять секунд.
– Она та еще штучка, – ответил он и взял с тарелки с закусками маринованный перчик. – Всегда была такой.
– Что ты имеешь в виду?
– Ее поступки никогда нельзя было просчитать. И все, что она делала, сводилось к одной цели: шокировать людей. Посмотреть, как они будут реагировать.
– Шок – мягко сказано.
– Я не говорил, что ей не свойственна мстительность.
Джек отпил глоток виски.
– Гениальный ход. Оставить все ребенку, которого она отдала на усыновление. Вместо того чтобы самой разыскать своего отпрыска, все взвалила на меня. Теперь я должен его искать.
– С чисто технической точки зрения ты ничего не должен. И если этого ребенка никто не найдет, полтора миллиона твои.
– В том-то и проблема.
– Что-то я тебя не понимаю.
– Эти деньги получены обманным путем. Если мне удастся найти ребенка, я передам ему полтора миллиона долларов, заведомо зная, что деньги эти грязные. А если не стану его искать, меня обвинят в том, что я лишил законного наследства собственную плоть и кровь.
– Кто будет обвинять?
– Да все.
– Все? Или ты сам?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто пытаюсь думать и рассуждать как Джесси. Возможно, у нее была иная цель. Не отдавать деньги в руки ребенка, от которого отказалась, а сделать все, чтобы ты чувствовал себя виноватым.
– Выходит, она давным-давно замыслила эту месть?
– Выходит так. Но кто знает, что творилось у нее в голове?
Джек отпил еще один большой глоток.
– Кажется, я знаю.
– Не хочешь поделиться?
Джек посмотрел в зеркало, висевшее над стойкой бара, и заговорил с отражением Майка:
– Дело в том, что у Джесси не могло быть детей.
– А этот чей?
– Я имею в виду после родов. Я вел дело в суде и видел ее медицинскую карту. Она страдала ВИМО.
– Что?
– Воспалительной инфекцией маточной области. Джесси вылечили, но осложнения… Такие женщины не могут иметь детей.
– И как она ее подхватила, эту инфекцию?
– А ты как думаешь?
Майк кивнул с таким видом, точно ему все сразу стало ясно.
– Вы с ней расстались, и она понимает, что беременна. Приходит к тебе и говорит, что не прочь начать все с начала. А ты к тому времени уже успел познакомиться с Синди Пейдж, вот почему Джесси не говорит о ребенке. Она не хочет, чтобы ты вернулся к ней по принуждению – из-за ребенка.
Джек допил остатки виски и оглядел тонущий в дыму зал.
– Она рожает ребенка, отдает мальчика на усыновление, от какого-то мужчины цепляет инфекцию. В результате: единственного ребенка отдала, других детей не предвидится. Безвыходная ситуация.
Они обменялись взглядами, затем, точно сговорившись, устремили взоры на экран телевизора с приглушенным звуком.
– Эй, Джек, – сказал Майк.
– Да?
– Кажется, я наконец понял, почему Джесси попросила тебя быть ее адвокатом.
Джек поболтал кубиками льда в пустом стакане и ответил:
– Да. Я тоже.
39
Катрина с Владимиром вошли в ресторан «Бурый медведь» в половине седьмого. Они прошли в дальний конец зала и присоединились к Тео, занявшему отдельную кабинку.
Катрина представила мужчин друг другу, все уселись на обитые кожей сиденья: Катрина – рядом с боссом, Тео – напротив.
«Бурый медведь» находился в восточном Голливуде, неподалеку от бульвара Халландейл-Бич. В большинстве своем обитатели этого района были выходцами из стран Восточной Европы. На газетном лотке у входа продавалась не какая-нибудь там «Майами геральд», а «Экзайл»,[23] газета из Москвы, выходящая раз в неделю. Над кассовым аппаратом красовалась фотография Иосифа Кобзона с автографом. Эстрадный певец, известный в СССР проникновенным исполнением патриотических песен, был любимцем покойного лидера Советов Леонида Брежнева. И за столиками здесь куда чаще звучал русский или словацкий, нежели английский и испанский. Обстановка царила почти семейная, еда стоила недорого. Подавали огромные порции барашка на вертеле, свиные отбивные и бефстроганов. Икра и водка стоили много дороже. По выходным играл джаз-банд из трех человек, и еще гостей развлекала певица с пышными формами. Столики следовало заказывать заранее, исключение делалось лишь для немногих, к примеру таких, как Владимир.