Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С точки зрения византийцев выдворение из Сицилии вероломных берберов было бы одолжением Фатимидам. Император Михаил и его брат-евнух Иоанн назначили зятя Стефана архонтом, высшим военно-морским командующим во главе византийского флота. Ему явно нужна была работа. «Он пришел из какой-то безвестной глухомани или глубинки, – написал придворный Пселл, знавший Стефана и до, и после назначения, – фермером он не был, землей не владел, не пас и даже не имел собственный крупный рогатый скот или овец, он не располагал другими средствами к существованию или перспективами трудоустройства». Единственным его опытом, связанным с морем, была работа калафатом – он конопатил корпуса лодок для водонепроницаемости.
Стефану удалось перевести императорскую армию через пролив в целости и невредимости. Наполовину она состояла из греков и турков из фем Малой Азии, которые возглавлял Катакалон Кекавмен, протоспафарий Армении, чьей автобиографией так активно пользовался Скилица при написании своей истории империи. Наемники составляли остальную часть армии.
Помимо Харальда и его варягов, итальянский аристократ Ардуин командовал двумя тысячами ломбардов (или лангобардов, «длинными бородами»). По словам Малатерры или со слов скандинавов, от которых он это разузнал, «лангобарды – действительно ненадежная нация, всегда сомневающаяся в честном человеке». Как народ они происходили из равнин северной Германии, но во времена варварских миграций переселились на юг. Их предыдущее поколение устроило восстание против своих византийских владык и сражалось в решающем бою при Каннах – на том же самом поле боя, где Ганнибал из Карфагена на тысячу двести лет раньше сразился с римлянами. И победил. Лангобарды проиграли. Оставшиеся целыми отряды поступили на наемную службу к Гвемару IV из Салерно, но когда он триумфально завершил свои войны и Константинополь потребовал содействия для своей сицилийской экспедиции, «принц, воспользовавшись возможностью избавиться от них благородным способом, немедля согласился», – написал Малатерра. Лангобарды не особенно обрадовались необходимости воевать за византийцев вместо того, чтобы сражаться против них.
Также в составе армии было несколько сотен нормандских рыцарей под руководством ссыльного наемника Райнульфа Дренго. Нормандские наемные воины сражались в Каннах против греков и остались на стороне лангобардов после поражения. Аббат Дезидерий из Монте-Кассино, позже ставший папой Виктором III, чей отец погиб в битве с нормандцами и который, скорее всего, разделял предвзятую точку зрения, написал, что они были «жадны на разбой, всегда стремясь захватить собственность других народов». Среди тех, кого направили на Сицилию, были братья Вильям и Дрого из Отвиля – старшие из двенадцати сыновей мелкого землевладельца Танкреда из Отвиля, восемь из которых приехали на юг попытать счастья. И в этих поисках они проявят себя неутомимыми.
Встретившись с превосходящей армией, Мессина не только капитулировала перед Маниаком: около пятнадцати тысяч сицилийцев из числа христиан встали под его знамена. Маниак прошел с ними около семи миль (11,3 км) через Пелоританский горный хребет – не очень высокий, но крутой – до расположенного на вершине утеса под названием Рометта, который сейчас называется Раметта. Он был последним христианским анклавом, павшим под сарацинами в 965 году, который те впоследствии укрепили. (Название этого города происходит от арабского слова rameth, означающего «укрепленные стены».) Они приняли бой от пятидесяти тысяч византийских воинов, но проиграли. «Маниак заставил воевать и тунисцев, – записал Скилица. – Убито их было так много, что ближайшая река переполнилась кровью».
Однако кровь проливалась с обеих сторон, и вместо того чтобы продолжать военные действия вдоль северного побережья в направлении Палермо, Маниак провел зиму и весь 1039 год, продвигаясь через Сицилию на юг. «Он пошел дальше и взял тринадцать сицилийских городов, – сообщает Скилица, – после чего, шаг за шагом, завоевал весь остров».
Скилица необъективен по отношению к своему народу точно так же, как скандинавские писатели – к своим. Как покажет история, византийцы никогда не приблизятся к завоеванию Сицилии и даже не захватят Валь Демоне – ее северо-восточную треть. В «Саге о Харальде Суровом», естественно, эти успехи ставятся в большую заслугу Харальду, а в «Гнилой коже», хоть Снорри и пользовался таким предвзятым источником информации, придается большое значение разногласиям между ним и его командиром Маниаком. В ней стратиг изображен нерешительным, безвольным лидером, всегда желавшим довольствоваться легкой добычей, когда встречал сопротивление. В итоге Харальд всегда умел выторговывать себе лучшие трофеи и буквально в одиночку завоевал весь остров хитроумными и почти наверняка сомнительными методами.
Иллюстрация высадки Георгия Маниака в Мессине к рукописи
(изображение взято из хранилища Национальной библиотеки Испании, СС BY 4.0)
Говорится, что во время одной осады Харальд приказал своим варягам наловить птиц, которые гнездовались в черте города, когда те вылетали за городские стены в ближайший лес кормиться. Люди прикрепили к птицам древесные опилки, серу и воск, зажгли их и отправили лететь домой, чтобы поджечь соломенные крыши города. «Через секунду весь город уже полыхал огнем, – сообщает Снорри. – Все жители города бежали, умоляя проявить милость. <…> Харальд сохранил жизнь каждому, кто просил пощады, и захватил город». Практически такую же фантастическую сказку рассказывали об Александре Великом, о Чингисхане и других героях до и после Харальда, но это не удержало Снорри в рамках правды.
Он рассказывает другую, более убедительную историю о варягах, которые оцепили город в засушливой долине – на холмистой Сицилии, скорее всего в долине Катания, расположенной по дороге к Сиракузе, к югу от горы Этны. В «Гнилой коже» содержатся подробности этой операции. Маниак сказал Харальду: «Это неприступный город и не сдается даже при нападении. Нам придется отойти, полагаю, легче будет сразиться с врагом на побережье, где у него меньше войско». Однако для Харальда не представляло никакого интереса вести больше сражений за меньшую добычу. «И как ты наградишь меня, если я возьму
