Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф

не менее, говоря, что социальная философия является одним из последних добавлений к схоластической системе взглядов, необходимо некоторое объяснение, чтобы обосновать это мирское сравнение. Философия не растет, как дом, к которому время от времени пристраивают крыло, ни как земельная собственность, к которой постепенно добавляются прилегающие поля. Ведь новые доктрины, которые вводятся в философию, не должны разрушать те, которые уже были приняты, наоборот, они должны подходить для того, чтобы образовать с принятыми доктринами единое целое, и с этой целью каждое и всякое добавление должно быть тщательно обдумано.

Систематический характер схоластической социальной философии поразителен в трудах Фомы Аквинского. Он первым преуспел в строительстве из нового материала доктрины, в которой все держится вместе и которая целиком пропитана общественной ментальностью XIII века. Эта доктрина появляется в его Summa Theologica («Сумме теологии») и в его комментариях к «Политике» Аристотеля; мы знаем, что он также намеревался написать трактат De Regimme Principum («О правлении государей») для обучения правящего государя Гуго II де Лузиньяна, короля Кипра[217]. Другие философы последовали его примеру и его учениям; они адресовали свои труды принцам и королям, чтобы просветить их как в отношении их прав, так и их обязанностей.

Так, например, францисканец Жильбер Турнейский писал по просьбе Людовика IX Святого, короля Франции, трактат Eruditio Regum et Principum («Обучение государей и предводителей»), который был недавно опубликован[218], а Жиль де Ром составил похожий труд для королевского сына.

II. Фундаментальный принцип: группа существует ради своих членов, а не наоборот

В качестве вступления к обсуждению более важных вопросов, с которыми схоластическая социальная философия имеет дело, – предмет, который мы прибережем для следующей главы, – я хочу здесь рассмотреть основной принцип. Этот принцип составляет общее основание политической и общественной теории, и на нем лежит надстройка государства, очень похоже, как этажи дома опираются на цокольный этаж. Принцип можно кратко сформулировать следующим образом: государство существует на благо его граждан, а не наоборот, граждане существуют на благо государства. Это утверждение допускает расширение.

Любая что ни на есть группа, будь то семья, деревня, город, провинция, королевство, империя, аббатство, церковный приход, епархия или даже сама католическая церковь, оправдывает себя благом, которое она совершает для своих членов. Другими словами, члены существуют не для блага группы. Вопрос становится интереснее, потому что профессора римского права в Болонье и другие правоведы, которые дискутировали от имени суверенов (Гогенштауфенов и королей Англии и Франции), и канонисты, следуя Decretum («Декрету») Грациана, касались этих деликатных вопросов, однако философы добились ясности и точности, чего были лишены правоведами по тем же самым вопросам.

Фактически этот принцип – что государство существует только во благо своих граждан, а не наоборот, граждане существуют для блага государства, – тесно связан со всей системой схоластики. Будучи основой для государственной доктрины, этот принцип сам основывается на этической почве. Эта этическая почва, в свою очередь, зиждется на более глубоко лежащей метафизической доктрине. Так, социальная философия в действительности основывается на двойном фундаменте: этическом и метафизическом. Давайте кратко рассмотрим ту роль, которую играет каждая из этих основ.

III. Этическое основание этого принципа

Во-первых, этический фундамент этого принципа. Почему должна группа, в частности государство, зависеть от блага своих граждан? Разве гражданин не является инструментом для блага государства? Схоластическая этика отвечает: потому что каждое человеческое существо имеет определенную священную ценность, неприкосновенную индивидуальность и, например, он обладает личной судьбой, счастьем, реализовать которые ему должно помочь государство. Давайте рассмотрим подробнее, что это означает.

Каждый человек стремится в жизни достичь какой-то цели. Наша деятельность будет лишена даже обыкновенного смысла, если она не стремится к цели, если она не старается – сознательно или неосознанно – творить добро, так сказать, совершенствовать индивидуум, который и является источником этой затронутой деятельности. Это верно не только для человека, но и для всех созданий. Человеческая завершенность – это просто применение вселенской завершенности, и, следовательно, схоластика повторяет вместе с Аристотелем: «Это есть благо, которого ищет каждое создание» (Bonum est quod omnia appetunt). Обладание человеком своего блага означает человеческое счастье.

Собственно говоря, человек ищет блага в самых разнообразных объектах, и он зачастую обманывается, но это лишь вопрос применения, который не влияет на главный тезис. Даже человек, который повесился, поддавался склонностям, что, как он верил, закончится в его пользу. Но эта иллюстрация показывает лишь то, что искать блага следует в соответствии с рациональными суждениями и следовать туда, куда они ведут, не позволяя себе быть обманутым внешней стороной. Человек действительно отличается от падающего камня или от дикого зверя, которые следует своим инстинктам, тем, что он обладает привилегией обдумывать свой путь и свободно выбирать его, он обладает способностью неверного выбора. Намерения человека находятся в его собственных руках. Философы XIII века без труда доказали, что ни богатство, ни почести, ни слава, ни власть, ни чувственные наслаждения не могут удовлетворить потребности блага (summum bonum) для людей; тут он свободен стремиться или не стремиться к ним как к главной жизненной цели.

Более того, каждая судьба непременно личная, благо это мое благо. Если, например, я решил, что оно должно состоять в удовольствиях, вполне очевидно, что это удовольствие – мое удовольствие. Тем более судьба должна быть личной для схоластической этики, которая утверждает, что счастье проистекает из применения того, что есть самое благородное и самое возвышенное в человеческой жизни, – а именно познание и любовь. Ничто не может быть более личным, чем познание и любовь. Счастье – это такое личное дело, что благо другого входит в него лишь случайно, а не обязательно. Нужна благородная душа, чтобы внести судьбы других в сферу собственных забот.

Итак, индивидуум, предоставленный лишь самому себе, как одинокое существо, не способен достичь своей достойной цели. Он окажется лишенным материальных средств, разумного руководства, моральной поддержки. Фома Аквинский говорит, что такая неспособность одинокого индивидуума и есть единственная причина существования общества. «Человек призван природой, – пишет он[219], – жить в обществе, поскольку ему нужно многое, что необходимо для его жизни и что он не может произвести самостоятельно. Таким образом, отсюда следует, что человек естественно становится частью группы (pars multitudinis), которая