Король франков - Владимир Москалев

Пауза затягивалась. Пора было изображать губами улыбку и делать так, как сказал этот варвар. И Сусанна, поклонившись королю и припав на одно колено, пролепетала:

– Прошу меня простить, государь, я не знала ваших правил этикета.

– Я прощаю вас, встаньте, – сказал Роберт. – И впредь не забывайте того, о чем сказал вам мой брат.

– Я не забуду, государь.

– Вы не назвали еще своего имени королю.

Невеста тут же исправила эту оплошность.

– Теперь ступайте. О вас позаботятся королевские камеристки.

Сусанна снова медленно поклонилась и отошла. Ее тотчас повели по коридору, повинуясь жесту королевы, обе статс-дамы.

Едва фламандцы ушли, Адельгейда сказала сыну:

– Мой мальчик, я рада, ты вел себя достойно. Именно таким и должен быть король.

– Это всё нормандец, матушка, благодарите его! – воскликнул Роберт. – Когда он поставил эту тетку на место, во мне вдруг что-то проснулось! До меня дошло, что я король, и я понял, что и как мне надо говорить. Можер разбудил меня, и я его очень люблю, потому что он не только мой брат, но и самый лучший друг!

Королева приблизилась к нормандцу и, подняв голову, пальцем поманила его. Можер нагнулся, и Адельгейда поцеловала его в щеку.

– Как ты помог мне и королю, славный рыцарь! – произнесла она. – Ведь я не знала, как ее образумить, дав понять, что она говорит пока еще не с ровней себе. Но ты пришел на помощь королеве и выручил ее из беды. Я благословляю тот день, когда отец решил отправить тебя ко двору Каролингов, и рада, что у моего сына есть такой замечательный брат. Не говоря уже о том, что Роберт по гроб жизни твой должник, Можер.

– Не будем об этом, ваше величество, – ответил нормандец. – Все, что я делаю, велит мне мой долг, и я никогда не прошу платы. Отец всегда говорил: «Делай добро людям, но не смей думать при этом об уплате долга».

И он галантно поцеловал руку королеве. В ответ она мило улыбнулась ему и ушла, сопровождаемая дочерьми и фрейлинами.

Настало время поделиться мнениями. Окружив нормандца и поглядывая на Роберта, придворные стали переминаться с ноги на ногу. Увидев это, Можер красноречиво посмотрел на монаха, и тот выступил вперед:

– Государь, не помолиться ли нам теперь о душе невинно убиенной святой Агаты Сицилийской? Именно в этот день она избавилась от пыток своего тирана.

Роберта тут же как ветром сдуло. Вдвоем с отцом Рено, оживленно беседуя по дороге, они направились к церкви.

– А теперь во дворец, друзья мои! – указал направление придворной молодежи Можер. – Не хватало всем нам, по вине фламандской толстухи, застудить себе ноги.

И они устремились к дверям.

– Что скажешь, Маникор? – спросил нормандец, когда их осталось всего несколько человек, а остальные разбрелись по дворцу. – Видел ли ты когда-нибудь невесту, похожую на сестру Минотавра?

– Только что, Можер! – со смехом отвечал Маникор. – Бедный Роберт! Если он не сойдет с ума в первую же брачную ночь, то навсегда потеряет интерес к женщинам, едва посмотрит на голую старую Арахну.

– Эта Иесавель себя еще покажет, клянусь венцом Христа! – поддакнул шедший рядом виконт де Субиз. – Видели, как она из фурии превратилась в хариту? Тонкая игра, только и всего. Или я ни черта не понимаю в женщинах, или эта дочь Помпея скоро начнет командовать.

– А ты что думаешь, Вилье? – повернулся нормандец к графу Дрё. – Как тебе новоявленная Геката?

– Удивляюсь, как это она явилась сюда без своих собак[20], – пожал плечами Вилье.

– Они были рядом, неужто ты не заметил? Одна – по левую, другая – по правую сторону от своей госпожи.

– И все вместе – трехголовое и трехтелое чудовище!

Они дружно рассмеялись. Субиз заметил:

– Очевидно, королю выгоден такой брак, коли невеста раза в три старше жениха, так ведь, Можер?

– Она богата, ты прав, это позволяет королю закрыть глаза на все остальное.

– Бедняга Роберт! Можно вообразить себе, какую ночь устроит неискушенному мальчику эта наследница Креза. Ее мужем по возрасту впору быть Силену, а по росту… Ей-богу, Можер, она не дотягивает до тебя всего лишь на полфута.

– Что ты хочешь сказать?

– Юному королю наверняка не по силам окажется обнять такую пирамиду. Каков же вывод? Обделенная ласками мужа и озабоченная способами удовлетворения зова плоти, она, несомненно, бросится рыскать по коридорам королевского дворца в поисках любовника и… наткнется на тебя. Что ты станешь делать?

– Ничего. Пройду себе мимо, – повел плечом Можер.

– А если она примется строить глазки? – поддержал Субиза Маникор.

– Этому чадящему факелу не удастся растопить лед в моем сердце.

– А если скажет, что влюблена и немедля начнет сбрасывать одежды? – вступил в игру Вилье. – Неужто в тебе не шевельнется твое мужское достоинство?

Можер со смехом обнял всех троих.

– Друзья мои, придется вас огорчить, а заодно похоронить надежды фламандской вдовы, если она попытается заставить меня потешить ее плоть. Во-первых, меня тошнит от ее провансальского языка; ее речь напоминает карканье ворона.

– Отлично, Можер, но рот ей можно заткнуть кляпом. Что во-вторых?

– Ее лицо безобразнее, чем у моей бабки Кадлин, которой на днях стукнет семьдесят. Его скоро еще больше удлинит третий подбородок.

– И это не беда, картину можно накрыть платком или повернуть к себе затылком.

– Тогда третье: эта дочь Харибды чересчур стара для меня.

– Бросишь ее на ложе при потушенных свечах. Смотри только, не промахнись; уронив на пол, ты переломаешь ей все кости. У тебя есть что-нибудь еще возразить?

– Она чересчур упитанна и наверняка ее живот свисает вниз, закрывая поле битвы. Я буду вынужден постоянно поддерживать его рукой, чтобы он не падал.

– Перемена положения избавит тебя от этого неудобства.

Можер, поочередно глядя на каждого, покачал головой:

– Какие вы все же негодяи, ведь почти загнали меня в угол.

– Почти? Значит, остался последний, пятый пункт? Говори! И если мы разобьем его так же, как и остальные, то тебе, дорогой друг, придется сдаться.

– Друзья мои! Эта провансальская ведьма, эта дочь Сфинкса, эта пышная вдова скоропостижно скончавшегося графа – супруга короля франков Роберта, моего троюродного брата! И этот последний пункт ставит на всем вашем пустозвонстве жирную точку. Надеюсь, теперь я вас убедил?

– Против этого возразить нечего, Можер, – подняли руки в знак поражения все трое. – Мы объявляем тебя победителем! А поскольку мы тотчас отправляемся ужинать в харчевню «Золотой гусь», то платить, как выигравшему, придется тебе.