Король франков - Владимир Москалев

– Против этого возразить нечего, Можер, – подняли руки в знак поражения все трое. – Мы объявляем тебя победителем! А поскольку мы тотчас отправляемся ужинать в харчевню «Золотой гусь», то платить, как выигравшему, придется тебе.

– Прекрасно! В харчевню!

– Хорошо все же, что святой отец увел Роберта, – говорил по дороге Маникор. – Как он догадался, ума не приложу.

– Он вообще у нас сообразительный и толковый. Знает свое дело и не чуждается при этом ничего мирского. Жаль, его нет с нами. Где ты его отыскал, Можер?

– В одном из монастырей.

– Говорят, двор франкского короля погряз в грехе. Однако, клянусь распятием, с тех пор как появился отец Рено, он очистился!

– Во всяком случае, – заметил Можер, – это делает наших дам всегда готовым к действиям, ибо они знают, что их исповедник тотчас отпустит им этот грех.

– Слава отцу Рено!

– Друзья, – внезапно сказал Вилье, – а не задумывались ли вы над тем, сколь образован, воспитан и культурен двор французского короля, несмотря на сплетни, которые распускают о нас недалекие умом люди? И это не пустые слова, что я тотчас вам докажу. Однажды мне довелось побывать в замке у графа Турского. Когда его вассалы собрались за пиршественным столом, мне показалось, я попал в общество дикарей. Это были грубые, невежественные варвары времен короля Дагобера или его предка Хлодвига. Они пожирали мясо, урча, как голодные псы, и порою вырывали один у другого лучшие куски. При этом часто хватались за мечи и дрались тут же. Граф криком останавливал их. Съедая мясо, они бросались костями друг в друга, а жирные пальцы вытирали о собственную одежду. С женщинами не церемонились: сидя за столом и бросая собакам кости, они высматривали свою жертву, потом молча подходили к ней, отводили в сторону и, поворачивая к себе задом, тут же раздирали на ней платье.

Они не читают книг, почти все безграмотны, об античном наследии знают лишь понаслышке, а церковных постов вообще не признают, хотя и молятся Богу. Все их разговоры о войне и об охоте: кто и сколько убил, ограбил, изнасиловал, кто какого кабана или оленя завалил в лесу. Их женщины ушли недалеко: столь же невежественны и говорить спокойно не умеют, все больше рычат и лаются между собой, как собаки. Одеты – кто во что, в основном в куртки из кож и шкур убитых зверей, а женщины – в грубые полотняные хламиды. Забота у них одна: совершить набег на соседний замок или деревню, все пограбить и пожечь или напасть на кого-нибудь в дороге, потом обобрать и убить. Одним словом, замок этот – настоящее разбойничье гнездо. А ведь Тур недалеко от Орлеана. Что уж говорить об еще более удаленных от короля областях? Наверное, и там так же, подумал я. Что же вы думаете, друзья? Я не ошибся. Такую же картину я наблюдал в замке графа Оверньского месяц или два спустя. Тот же разбойничий притон, причем язык их ужасен: то словно ворона каркает, а то будто крякнет утка. Да и трудно понять, о чем говорят: язык у них картавый, смешанный, тут и провансальское наречие вперемежку с гасконским, и итальянское. Словом, речь их мало того, что безобразна по форме, но весьма отдаленно напоминает чистый франкский язык, на котором говорим мы с вами.

– Интересно, знают ли они, что происходит при дворе французского короля?

– Я не уверен, знают ли вообще, кто нынче король. Им нет до этого никакого дела. Их господин – граф, который распоряжается всем, как монарх.

– Но они хоть христиане? Молятся в церкви?

– Весьма неохотно. Священники жалуются епископу, но у того иные заботы: грабеж соседних монастырских земель. Чужие богатства, которые необходимо присвоить – вот чем заняты мысли святых отцов. Что им паства? Стадо овец. Есть при нем пастух – вот и ладно, значит, все идет согласно божьему повелению.

– Шайка негодяев! Сброд безграмотных головорезов! – в негодовании воскликнул Субиз. – И они еще смеют называть двор французского короля гнездом разврата! Но, черт меня возьми, друзья, коли у нас такое королевство, сколь трудно придется нашему королю! Ведь ему предстоит усмирить и подчинить себе все эти герцогства и графства. Как иначе идти на войну? Ему нужна армия, и у него, как у сюзерена, должно быть много вассалов.

– Боюсь, дорогой Субиз, на это уйдет не одно десятилетие, – ответил на это Маникор. – Быть может, и ста лет будет мало. Однако все станет так, как хочет Бог, а он видит франков такими, какие они ныне при дворе короля. Наш монарх – избранник Божий и все, что делает, подсказано ему Господом. Так ли, друзья мои, я говорю?

– Истинно, Маникор! – поддержал его Вилье. – Франки – тоже богом избранный народ, ибо лишь они сохранили останки святых мучеников, которых римляне за веру в Христа сжигали на кострах или рубили им головы.

– И именно франки, черт возьми, избавили народ Галлии от ига римлян! – воскликнул Можер. – Ведь это ваш король Хлодвиг разбил наголову римские легионы и заставил империю прекратить свое существование. Так, во всяком случае, нам говорили, когда я обучался при монастырской школе в Руане. Само провидение, иначе не назовешь, направило суда моего славного предка Роллона к вашим берегам! И я горжусь, что земля, которую мы назвали по имени своего племени, является частью не Германии, Англии или Испании, а именно Франкской империи! Я, конечно, не провидец и не обладаю даром дельфийского оракула, но, не видать моей душе Елисейских полей[21], если Франция не станет вскоре великой державой, часть которой – Нормандия!

– Браво, Можер! – хлопнул приятеля по плечу Маникор. – Ты хоть и не дельфийский оракул, но умеешь говорить не хуже Демосфена. На днях в Париж приезжал аббат из Флери; так вот, он сказал Гуго Капету и его сыну, что их мощь – королевская и императорская. И наше королевство вскоре вновь станет империей Карла Великого, а Германия с ее Оттонами будет мыть ей ноги!

– Да здравствует великая Франция! – хором воскликнули все. – Да будет славен и воспеваем труверами и гистрионами двор Гуго Капета, нашего короля!

Глава 12

Первая брачная ночь юного короля

Свадебный обряд состоялся в церкви Сен-Круа. Благословлял молодоженов и освящал церемонию епископ Арнуль. Торжественный кортеж, обилие благовоний, устланная розами и орхидеями, привезенными из Прованса, снежная дорожка на пути новобрачных, нарядные, усыпанные драгоценностями одежды придворных и членов королевской семьи – такое пышное зрелище орлеанцы видели впервые. Сопровождали шествие звон колокольцев, жонглеры, играющие на флейтах, и ликующие крики с пожеланиями счастья молодым.

Войдя в пиршественный зал, все расселись за столами, расставленными П-образно. Едва прозвучали поздравления и были осушены первые бокалы, как на импровизированную сцену вышли жонглеры, труверы, гистрионы и канатные плясуны. И началось, перемежаемое заздравными речами с поднятыми кубками, сопровождаемое музыкой выступление акробатов, танцовщиц, борцов и плясунов.