Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий

Николай уселся на широкую кадку и прислонился спиной к глухой стене — так он видел и дверь, и окна.

Георгий постарался отринуть все мысли и расслабить натруженные ноги. Его стража следующая, нужно отдохнуть.

Олег зарылся в солому и уже предвкушал встретить во сне Перещибкину дочку. Какова она была сегодня в платье? Ещё краше, ещё желаннее. А ежели весь день о чём-нибудь думаешь, то и во сне оно же явится.

Только Фёдор всё не спал — прошлый секрет и ночные видения не шли у него из головы. А ну как этот раскольник, Митрофан, и в самом деле клад нашёл? Золота у него в ладонях было вдосталь, на эти деньги можно б хутор купить не хуже Перещибкиного, землицы, батраков нанять…

«Эх, сладкие мечты… Что ж, пожалуй, что можно попробовать, ведь не убудет от меня, ежели я ночку не посплю, а глядишь, и от службы отказаться можно будет».

Нужно только заснуть с этими мыслями в голове, и, Фёдор был отчего-то в этом уверен, раскольник явится.

Вот только Митрофан этот… уж больно во сне непригляден был, а ну как он с нечистой силой водится? А подпускать к себе этакий страх Фёдор не хотел ни за какие деньги. Время шло, и он совершенно измучился в своих метаниях и решил отступиться — пропади оно пропадом это золото!

И как только он это решил, так сразу же успокоился и уснул.

Расчет оправдался — сон пришёл дурной.

Фёдор осознал себя там же, в хате священника, только пустой и тёмной. Ни лучика, ни отблеска не показывалось из окон, но стены, стол и предметы все были видны, будто начертаны серым, скверного качества, мелом по чёрному листу.

И тишина… полнейшая, какой и в погребе не бывает.

«Что ж, теперь… подождать?» — подумал Фёдор. Он понимал, что спит, но всё равно робел этого странного, как будто неживого, места.

Шли минуты, но ничего и не происходило.

Солдат переступил с ноги на ногу, но топота не услышал.

— Эй, есть тут… — окликнул он, но звук его голоса, прозвучав сначала звонко, быстро утих, как будто придушенный кляпом.

Фёдор приложил руку к губам — ничего там не было.

«Э…» — хотел было повторить он, но и того не смог.

«Онемел!» — пролетела заполошная мысль.

В смятении он отступил к глухой стене. Спиной ощутил брёвна. С ними тоже было что-то не так — ощупал… они были плоские, словно доски! Бревна оказались нарисованы.

Перебирая руками, двинулся к стене с окном — то же самое! Ни наличников, ни ставней, только ровная поверхность и серые линии.

«Неправильно, неправильно, не может быть», — стучало в голове.

Он ударил по окну кулаком, но не услышал ни звона, ни гула! И боли не почувствовал.

«Я ведь сплю, а во сне чего не бывает», — попытался успокоиться Фёдор.

«Такого не бывает», — тут же пришла мысль.

Своя или чужая?

«Надо прочесть „Отче наш“…»

«Прочти», — теперь уж точно ответили.

«А-а…» — хотел крикнуть Фёдор, он был в ужасе оттого, что кто-то поселился в его голове! Но первый звук, как и раньше, канул в тишину без всплеска.

Фёдора трясло как в лихорадке, он схватился за голову руками и сжал её изо всех сил!

«Прочь, моя голова, прочь!!!»

«Здесь всё моё».

И в подтверждение этих слов окошко, забранное мутным нарисованным стеклом, вдруг начало светлеть — серый цвет истаивал, а на его месте проступал белый. Затем стали меняться очертания — углы сгладились, отверстие сплюснулось, превратившись в овал.

И сразу же по нему от краёв к центру побежали красные ручейки. Они ветвились, извивались, соединялись, кромсая белое поле, делая его рельефным, делая его живым!

«Да это кровь!» — сообразил Фёдор.

Ответа не последовало.

Алые ручейки к середине овала истончились и, не добежав до центра, замерли.

Заворожённый этим зрелищем, Фёдор стоял не шевелясь, хотя всеми силами пытался сдвинуться с места — отойти от проклятущего окошка. Ему казалось, что он не может уже бояться больше. Он ошибался.

Как только ручейки остановились, овал подёрнулся рябью, в его середине появилась точка. Она дрожала и постепенно увеличивалась в размерах, будто выталкиваемая изнутри. Уже можно было разглядеть её узор — от чёрного центра расходились красноватые извилистые лучи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Да ведь это зеница!» — От ужаса Фёдора так тряхануло, что он преодолел столбняк и упал на задницу. Быстро перебирая ногами, спиной вперёд отполз в угол!

Зрачок сместился, око посмотрело на него.

* «Per diem sol videt omnia. Et dices ad hauriendam picture verba» (лат.) — «Днём солнце видит всё. Начерти рисунок и произнеси слова».

Глава 17

Ночь длилась и длилась, и казалось, что рассвет позабыл дорогу к этим местам. Ничего примечательного не произошло, разве что Фёдор всю ночь стонал, будто животом скорбный, а после и вовсе взвыл в голос. Воронцов стражу ему не доверил, и сам бдел до самого утра.

Как только солнце показалось из-за горизонта, Георгий вышел наружу. Сырой, прохладный воздух бодрил и придавал сил, несмотря на то, что выспаться не удалось.

— Мало того, что не выспался, так ещё и не приходил никто, — сам себе сказал капитан и принял обратно на перстень своего соглядатая.

А что теперь делать?

Пока не подошло время подъёма, Воронцов отправился проводить ритуал поиска и успел зарисовать два портрета, прежде чем Николай позвал на завтрак. К сожалению, оба рисунка показали своих же — Николая с Антипом. Ритуал над следами когтей не увенчался успехом, так как оставлены следы были ночью.

За кашей с кусочками сала Георгий объявил дальнейшие планы:

— Нынче переберёмся к Перещибке, раскопаем холм под его хутором. Ты, Николай, отправляйся в Берёзовку расспрашивать о Митрофане. Быть может, его приютил кто или видел. Если Демиду стало легче — возьмешь его с собой.

Идти до хутора было недалеко, версты две. Пока шли, Георгий рассуждал, как ему вести себя с хозяином.

Убийство солдат не шутка, тут дело может кончиться виселицей. С другой стороны, если бы это был какой-то войсковой наряд, то тридцать душ не потеряли бы, особенно из гарнизонных, ведь оттуда не бегут. Кто ж откажется от тёплого угла в крепости? Это не то что в походы ходить, где и голод, и холод, и вражьи пули. Обязательно стали бы разбираться и вернулись бы сюда не тремя десятками, а ротой.

На собственных, Воронцова, солдат тоже напали с оружием. Как видно, нападать на солдат у этого казака дело привычное. Но дело кончилось миром, хоть и с раненым.

В конце концов смутьян сам явился с дочерью и всё рассказал. Да-а-а… Что бы следовало с ним сделать, имей Воронцов достаточно солдат? Взять под стражу как бунтовщика, а после уж глядеть. Но пока имеет смысл держаться «neutral» — ни вашим, ни нашим.

Хутор показался башней хозяйского дома ещё издали.

Что ж, холм и в самом деле схож размерами с церковным. А отчего ж такие укрепления?

— Кого опасается Перещибка, зачем стены? — спросил капитан Фёдора, но тот будто не услышал.

Он всё утро был смурной и пришибленный. Отвечал односложно, на расспросы о том, что его так взволновало ночью, не отвечал. Вот и теперь как шёл ссутулившись, так и идёт.

— Фёдька, тебе говорю.

— А? Не могу знать, ваше высокоблагородие, — ответил солдат, остановившись и развернувшись к начальнику.

— Что ты не можешь знать? Что я спросил?

— Н-не могу знать.

— Говорил ли Перещибка о том, зачем ему такие укрепления?

— Не могу знать.

— Заладил. Что с тобой стряслось, ты головой не прикладывался?

— Н-нет, ваше высокоблагородие. Я-а-а не мог… я животом захворал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Животом? Хм.

Что-то он темнил. Впрочем, что может скрывать солдат? Что прихватил вещицу или гривенник где-нибудь на постое? На баловство с девками Фёдор не решится, в этом деле от Демида стоит ждать подложной свиньи. Тогда что? Хм.

Вскоре на дороге показались казаки, ехавшие к церкви. Георгий завернул их обратно, одолжил у одного лошадь и в сопровождении прибыл на хутор.