Польская карта (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Господа офицеры, жду вас на палубе «России» через десять минут. Людей не распускать. — Выбрал адмирал этот корабль не из каких-то верноподданнических настроений, просто он был самым ближайшим из пришвартованных к причалу.

Поднявшись по трапу и подождав пока вся палуба заполнится офицерами, Юрий Данилович начал.

— Вчера я разрешил командам и пассажирам двух кораблей сойти на берег и пошататься по крепости, ноги размять, может прикупить чего. Так четверо человек с «Митау» ослушались приказа крепости не покидать и в город за её пределами не ходить. Так они, по моим сведениям, подкупили стражу на Бычьих воротах и попали в рабство к берберам. Чёрт бы с ними. Если они будут освобождены, то мы их повесим, чтобы все понимали, что на кораблях самое главное — дисциплина. Но чтобы их повесить, нужно сначала получить их назад. Для этого экипажи и собраны. Сейчас все шестьсот человек выходят по двести человек через каждые из трёх ворот и проводят зачистку территории возле крепости. Нужно убить двести мужчин и взять в заложницы двести женщин. После этого там на рынке и в городе нужно всё разгромить. Только не жечь, а то ещё на порт огонь перекинется. И все через час должны вернуться в крепость. Дальше мы отправим к местным ультиматум с предложением поменять сто женщин на наших четверых, а остальных сто выкупить за десять тысяч пиастров. Если в течении двух суток с получения ультиматума, наши плотники не будут возвращены, то мы идем всей эскадрой на север и подвергнем бомбардировке город и порт Касабланку, захватив все марокканские суда. Потом направляем повторный ультиматум, что если люди и теперь не будут возвращены, то мы обстреляем все прибрежные марокканские города. Начало операции «Поход на рынок» через полчаса. Разойдись.

Событие пятьдесят шестое

Пощада повинным. Смерть непокорным. Час — на размышление.

Ультиматум, предъявленный генералом И. Ф. Паскевичем, представителям паши при осаде крепости Карс в ходе русско-турецкой войны 1828–1829 годов.

Не помогло. Мужчин убивать не стали. Перед началом операции поменял контр-адмирал приказ. Нет, не пожалел, посчитал Вильстер, что разумнее на первый раз будет просто избить от души. От всей широты русской души. Тут главное тоже не переборщить, немного зубов нужно оставить. Чтобы они потом болели. Женщин (выбирали помоложе) загнали в почти полные припасами трюмы и стали ждать. Ни ответа, ни привета. Вильстер отлично понимал, что не выполненная угроза резко ухудшает положение самого угрожающего. Не исполнил обещанного хоть один раз и тебя перестают бояться, и начинают считать слабым и безвольным, а зачем вести дела со слабаками. При этом он вполне себе осознавал, что при тотальном обстреле города Касабланки из Единорогов шрапнельными и картечными гранатами, погибнет много женщин и детей. Ну, что ж. Это война, и не он её объявил, объявил тот, кто похитил его людей. Этого спускать было нельзя. Только страх может заставить марокканцев и этого многодетного папашу — их султана уважать и бояться Андреевского флага, и чтобы в будущем у Российской империи не было проблем с марокканцами, сегодня он — адмирал русского флота Юрий Данилович Вильстер должен заставить этих берберских пиратов убегать при виде Андреевского флага или гадить в штаны при звуках русской речи, которую должны запомнить.

Корабли шли на север. Благо, словно по волшебству, ветер переменился с северо-западного на восточный, идти против ветра на, гружённых почти по ватерлинию, судах — удовольствие ниже среднего. Чуть скрашивало, что ли, чувство вины, за будущий погром, то, что поведал будущий тестюшка.

— Лет двести назад наш флот обстрелял город, а зашедшие потом туда войска довершили разгром мавров. Город сгорел, и потом нами был отстроен заново. А сейчас там опять мавры, нам просто не удержать здесь все крепости. Доходы уже не те, специями торгуют все кому не лень. Опять же французские и английские каперы и просто пираты серьёзно проредили наш флот.

— Отбить не обещаю, дорогой Гуттьере, а вот, как выражается герцог Бирон, «принудить к миру» попытаюсь.

— Ты, осторожнее там Юлий. Амалия единственный наш ребёнок, и графский титул перейдёт к её мужу, мои младшие братья погибли холостыми от рук тех самых французских каперов. Я последний граф Фернандес.

— Да, Ваше Сиятельство, мне моя жизнь тоже дорога.

От Касабланки до Мезагана, наоборот, от Мезагана до Касабланки вдоль побережья всего миль пятьдесят. Но вышли после обеда в море, Вильстер до последнего ждал возвращения плотников и каторжника, так что в пяти милях от Касабланки, уже когда солнце коснулось глади океана, встали на якоря. Ночь прошла спокойно. Хотели продолжить путь, как только рассветёт, но тут прямо на стоящие ещё на якорях корабли из утреннего сумрака выскочил двухмачтовый галеот. (не нужно путать с огромным галеоном испанцев). Точно такой же гребной галиот, имевший шестнадцать банок для гребцов и две мачты, Петр I купил и отправил в Россию, как образец, где его разобрали по досочке и стали использовать, как эталон, при строительстве кораблей русского гребного военно-морского флота. Именно такие галеоты и нанесли поражение гораздо более сильному Шведскому флоту у мыса Гангут (Финляндия).

— Пираты! — заорали с вороньего гнезда на «Принцессе Анне», стоявшей севернее остальных кораблей.

— Правому борту, четыре орудия книппелями зарядить, огонь по мачтам по готовности, — капитан корабля — капитан первого ранга голландец Питер Беземакер (Pieter BESEMAKER), принятый волонтером в 1717 году на русскую службу, отстранил повелительным жестом выскочившего из каюты адмирала, — после, Ваше Превосходительство. После боя.

Вильстер, решивший было покомандовать, отошёл на бак, оттуда будет виднее. Правильно, во время боя на корабле должен командовать капитан. Да и опыта у старого моряка и сподвижника Петра поболе. Орудия бахнули в разнобой, только галеоту от этого легче не стало. Удар по фок-мачте двухпудовыми книппелями, практически в упор, разрубил её на куски, и один из книппелей, видимо, прошёл дальше и разорвал косой огромный парус на второй мачте. С галеры этой стрельнули через пару минут из пушчонки, потом ещё из одной. Это как дробью по крепости каменной стрелять. А нет, всё же одну щепку от борта откололи.

— По гроту, четыре орудия по готовности, огонь! — услышал Вильстер уверенный голос капитана. Успокаивающий голос. Нет, он и так не сильно волновался, что может сделать одна галера, ну, один галеот, как их тут называют, шести военным фрегатам, вооружённых самыми дальнобойными пушками в мире.

Бабах. И грот стал заваливаться, накрыв собой почти всё судно.

— Абордажной команде приготовиться!

Через полчаса примерно на бак «Принцессы» подняли пару десятков живописно одетых товарищей. Точно мавры, как их и описывают. С тюрбанами даже некоторые. И рожи страшные.

— Ваше Превосходительство, там, на банках, рабы. Прикованы колодками к вёслам. Мичман Говоров говорит даже русские есть, — капитан Беземакер мотнул головой в сторону мавров, — С этими что делать?

— А как думаешь, Пётр Иванович, в гавани Касабланки могут быть ещё марокканские суда? Да, хоть и турецкие, али карибские, с рабами? Может и наши там есть гребцами на тех кораблях, раз на этом тоже русские?

— Конечно. Нужно зайти и первым делом обездвижить все суда. И не разбирать какое чьё. Потом извинимся. С Францией у нас война, португальских тут быть кораблей не может. Испания? Извинимся. Голландия? Да, тоже извинимся. Англия? А затрофеим. Пираты, дескать. Что они нам сделают? Где та Англия⁈

— Не, Пётр Иванович — это перебор. С французами согласен. Войну они начали. А вот остальные суда, если флаг будет, не трогаем. Тем более, англичан. Нам через полмира добираться. У них придётся продукты и воду закупать. Ремонт, если понадобится, делать. Нет. Англичан не трогаем. А всяких турок, марокканцев, тунисцев — это сам бог велел. Ладно, давай спустимся, посмотрим, кто там к вёслам прикован.