Время звёзд - Ирина Соколова

Линны, в кронах которых построен дворец князя, своей древностью просто подавляют. Несколько сплетшихся, почти сросшихся ветвями деревьев, каждое обхватом в хорошую площадь. А тень от их крон лишь немного не достигает пальцев моих ног. Огромные, старые настолько, что, кажется, помнят рождение этого мира. О чём они думают? Чего ждут? Замечают ли копошение смертных букашек на их телах?

Ажурное кружево княжеского дворца, запутавшегося в ветвях, кажется праздничной гирляндой Дня Цветения, почему-то вырезанной из белой, а не алой бумаги. Террасы и переходы, отдельные комнаты и целые замки, серебристо-белые, переливающиеся на солнце, тончайшие и невесомые на фоне мощных, затейливо перекрученных стволов, от времени сменивших цвет на бархатисто-коричневый. Широкие подвесные лестницы и мосты почти теряются среди золотистой зелени листвы и похожи на занесённые ветром паутинки. Дворец князя — пожалуй единственный аналог человеческого города в каждом княжестве. Столица Леса, его сердце. Со вздохом снимаю с плеча связанные ремешками сандалии и нехотя обуваюсь. Входя туда нужно соответствовать приличиям.

Здесь одним кольцом дело не ограничилось — стоящему у лестницы стражу пришлось назвать полное имя и цель визита. Имя знакомое, цель визита известная, но доблестный воин все равно переглянулся с напарником и счёл необходимым проводить меня до первой террасы, передав там с рук на руки одной из незанятых служанок. Девушка приветливо улыбнулась и вызвалась показать мне закрепленные за мной апартаменты. Как будто за то время, что я здесь бываю, нельзя было дорогу выучить! Вежливо поддерживаю бессодержательный разговор, с огромным трудом удерживаясь от того, чтобы смутиться и попытаться одёрнуть платье. Лицо и голос эльфийки источают заученно-привычную доброжелательность, но в глазах, в развороте плеч легко читается всё, что она думает о всяких там оборванках, смеющих являться во дворец в обносках, не озаботившись привести себя в порядок. Всё же украдкой поправляю ворот, заработав презрительное шевеление лопаткой. Это платье у меня самое лучшее, шёлковое, с тонкой вышивкой, но по сравнению с нарядами даже здешней прислуги оно всё равно смотрится обносками. На то, что здесь принято носить мне и за десять лет не накопить. В основном по причине того, что сейчас мне даже в голову не придёт заниматься подобными глупостями.

Во дворце мне отведены несколько комнат на концевой развилке одной из крайних ветвей. Просторные, уютно и со вкусом обставленные и чужие. Я специально стараюсь не оставлять в них своих вещей, чтобы не создавать даже слабую иллюзию обжитости. Мне не слишком-то по душе княжеский дворец.

Присев на краешек стула, достаю из сумки рильду и лист бумаги и быстро вывожу несколько слов. Девушка наблюдает за мной с брезгливым любопытством. Ну да, человеческие выдумки. Эльфийские кисти и тушь требуют слишком много возни. Складываю записку особым образом, не забыв слегка задеть края испачканным в угле пальцем.

— Передай это Наследнику, пожалуйста. Только обязательно лично в руки.

— Всё будет исполнено в точности. — Даже глаза не отвела. Вот что значит хорошая придворная школа лганья!

Служанка спрятала в рукав записку и откланялась, позволив мне, наконец-то, скинуть обувь и ничком рухнуть на широкую постель. Не для того, чтобы поспать — здесь вообще очень тяжело засыпается, слишком многое помнят старые деревья — лишь немного собраться с мыслями. Элистар не откажет. Но мне хочется сформулировать просьбу так, чтобы не перестать себя уважать. Пока служанка покажет записку кому надо, пока этот кто-то убедится, что ничего подозрительного в ней нет и разрешит передать по назначению, пока девушка найдёт наследника, пока он разберётся с делами…. время подумать у меня есть.

Несколькими часами позднее я стою на одной из внешних галерей и слушаю песенку ветра. Лёгкого тёплого ветерка, вечно гуляющего среди ветвей древних ллин. Он дёргает за одежду, перебирает волосы, прохладными прикосновениями ласкает лицо, принося запах листвы и солнца. И поёт. Можно остановить мысли и закрыть глаза, полностью отдавшись его незатейливой мелодии. Шаловливой, переменчивой, очень тёплой и светлой. Даже слишком светлой для этого наполненного тысячелетиями памяти места. Она звучит как россыпь солнечных зайчиков на листьях или вкус первой земляники. Непроизвольно начинаю постукивать в такт кончиками пальцев по резным перилам. Ветер поёт о грядущем лете.

Глупцы те, кто считает стихии мёртвыми проявлениями законов природы. Вдвойне глупы верящие в различных духов, сильфов и прочих дриад. Как они не понимают, не чувствуют того, что для меня не требует подтверждений и доказательств — душу мира. Он ведь живой! Нет, ни в коем случае не разумный, во всяком случае, не в том смысле, который принято вкладывать в это слово. Просто живой. Бесконечно изменчивый и удивительно гармоничный. Его сущность сквозит во всём, что нас окружает. Некоторые умеют её слышать. Единицы — беседовать с ней. Не словами, нет. Слова — глупое и бесполезное изобретение смертных. Душой, сердцем, искусством. Именно это и есть истинное вдохновение.

Легко вскакиваю на перила, неспешно прохожу по ним, напевая услышанную мелодию. Ветер колышет свободное, тёмно-зеленое платье, раздувает распущенные волосы. Наблюдателей, если они все же здесь есть, ожидает довольно занятное зрелище. Впрочем, я слишком хорошо знаю наследника, чтобы поверить, будто он заранее не позаботился убрать все нескромные глаза со всех ближних и дальних ветвей. По влиятельности Элар уже давно соперничает с Князем.

— Морвена! — в донёсшемся из-за спины голосе искренняя радость. Чуть улыбнувшись, оборачиваюсь к его владельцу.

— Элистар. Листвы на твою дорогу.

Спрыгиваю на выложенный мозаикой из разноцветных кусочков дерева пол, поправляю складки платья. Мой друг ничуть не изменился — похожий на серебряную статуэтку в застёгнутом на все крючки и пряжки официальном одеянии, с уложенными в жгуты на старинный манер серебристыми волосами и идеально правильным лицом, не несущем и следа эмоций. Лишь в глазах подрагивают яркие искорки. Элистар, будущий правитель Ллевельдэила.

Мы познакомились почти полстолетия назад, и за время общения очень сблизились. Вплоть до того, что я периодически у него живу. Иногда по нескольку лет, иногда заезжаю на пару дней — отлежаться и успокоиться, никогда не предупреждаю о своем уходе и возвращении, сваливаясь как снег на голову, часто с погоней за спиной и очередной партией соратников-друзей-подопечных на шее. Он не возражает. Не спрашивает, куда я уезжаю и когда вернусь, безропотно приняв мои странности, как принимают капризы погоды и превратности судьбы. Слишком горд, чтобы давать волю чувствам. Но слишком молод, чтобы вовсе не испытывать их.