Либерия - Евгений Введенский

— А семь долларов? — продолжал спрашивать Гена.

— И семи тоже не хватит, — сказал Корома, посмеиваясь.

— А семь с половиной? — спросил Гена.

— Нет, — сказал Корома. — И восемь тоже не хватит. Смотри, какие роскошные девушки! У них груди такие упругие, что вот-вот сами из платьев выпрыгнут. Ты сам-то сколько обычно платишь своим подружкам? Пять долларов? Или семь с половиной?

— Ну ладно, — милостиво кивнул Гена, пошарил по карманам, сунул Короме-младшему в руку несколько зеленых бумажек. — Только отделай их как следует, во все дырки! Во имя "Металлической Либерии". Иначе в следующий раз не получишь ни доллара!

Корома-младший рассмеялся.

— Так оно и будет, не сомневайся! — сказал он и торжественно добавил, положив руку на сердце: — Не будь я менеджер "Металлической Либерии"!

Когда Гена повернулся и пошел обратно к столику, Корома-младший резко посерьезнел, раскрыл ладонь и внимательно посмотрел на мятые купюры в своей руке. Поймав на себе мой взгляд, он смущенно кашлянул в кулак, сунул деньги в карман и подмигнул мне с заговорщицким видом.

— Знаешь, Ифгени, почему эта страна называется Либерия? — спросил он меня. — Потому что здесь можно делать все что хочешь, и тебе все сойдет с рук!

И Корома-младший громко рассмеялся.

— Правда? — удивился я. — А я читал в энциклопедии другое. Что бывшие рабы, вернувшись из США на свою историческую родину, назвали эту страну Либерией в честь своего освобождения. Красивая история! Мне такая версия больше нравится.

— Кому свобода, а кому — наоборот, — сказал Корома-младший. — В нашем случае наоборот вышло для местных племен, которые полтора века оставались неграмотными и бесправными, пока "американо-либерийцы", потомки иммигрантов из США, получали образование в Европе и решали судьбу страны на закрытых собраниях в масонской ложе.

*******

Наевшись супа и риса, Мохаммеды и их спутницы пожелали счастливого пути мне и Гене, откланялись и ушли.

Гена подозвал официанта:

— Принеси мне пачку сигарет. И счет.

— Твой папа знает, что ты куришь? — спросил его Шимон.

— Опять начинается! — поморщился Гена. — Мой папа много чего не знает. И, к твоему сведению, мне двадцать пять лет. Я уже совершеннолетний.

— Да я ведь просто о тебе забочусь, — примирительно сказал Шимон. — Я ведь обещал твоему отцу за тобой присматривать. К примеру, я никогда не курил. Не понимаю, в чем тут удовольствие?

— Хватит тебе занудствовать! — отмахнулся от него Гена. — Смотри лучше, какую я сейчас шутку сыграю.

Он взял у подошедшего официанта счет, просмотрел его и сказал:

— А почему ты включил в наш счет эти африканские блюда?

— Простите, но вы ведь были вместе, — растерянно ответил официант.

— Нет, дружище, — сказал Гена с каменным лицом, выдыхая сигаретный дым через нос. — Мы даже не знаем этих людей! Они просто сидели за соседним столиком.

У официанта вытянулось лицо и задрожали руки; он испуганно смотрел на нас, не говоря ни слова.

— Ладно, расслабься! — заулыбался Гена. — Я пошутил. Вот тебе твои деньги.

И повернулся ко мне с довольной усмешкой:

— Понял, в чем фишка? У него зарплата в два раза меньше, чем сумма нашего счета.

— Не морочь человеку голову своими глупыми приколами! — сказал Шимон, неодобрительно качая головой. — Мы сюда не дурака валять приехали, а работать.

— Уже и пошутить нельзя! — обиженно ответил Гена, встал из-за стола и двинулся к барной стойке.

— Ты куда? — окликнул его Шимон. — Тебе уже хватит! Вы завтра в семь утра выезжаете!

Гена даже не обернулся. Подойдя к услужливо улыбавшемуся ливанцу, он облокотился о прилавок и стал разглядывать пеструю шеренгу бутылок.

— Хочешь узнать, что привело меня в эту страну? — вздохнув, спросил Шимон.

Я кивнул и приготовился слушать.

— Я расскажу тебе свою историю, потому что хотел бы, чтобы ты мне доверял, — сказал Шимон, задумчиво глядя в пространство прямо перед собой. — Доверие к коллегам — это важное условие успеха любого проекта. А для этого необходимо, чтобы ты знал, с кем имеешь дело. Итак, до тридцати лет я служил в израильской армии. Хотел стать пилотом, но не прошел по состоянию здоровья... Потом решил заняться бизнесом. Я сделал себя сам, без всяких протекций! К тридцати двум годам я уже был миллионером! Но потом дела пошли неважно. Представляешь, мне приходилось прятаться от кредиторов! Чтобы рассчитаться с долгами, я продал свой бизнес и устроился работать в израильскую компанию, которая занималась всем, что было связано с обеспечением безопасности: системы слежения, системы защиты информации, подготовка телохранителей, ну и, конечно, разнообразное оружие, танки, самолеты. Я стал представителем этой компании по Африке. Работы было очень много, и грязной работы! Я не видел свою семью месяцами, мотался из одной страны в другую, вел переговоры с диктаторами, рисковал здоровьем — а суммарные продажи в Африканском регионе все равно были скромными и составляли около двух процентов от объемов продаж компании по всему миру. Следовательно, скромным был и мой доход... Я работал так долгих семь лет, и главной моей надеждой было перейти в другое отделение — в Северной Америке, где представитель компании почти не покидал своего офиса, заключал все сделки по телефону и греб деньги лопатой. И представь себе мое удивление: когда это место освободилось, туда направили двадцатилетнего пацана — видимо, чьего-то родственника. Когда я пришел к директору компании с вопросом, почему это место не отдали мне, то получил убийственный ответ: "Так ведь никто кроме тебя не сможет работать в Африке!" В тот же день я хлопнул дверью и стал искать инвесторов под несколько разработанных мной проектов. Случайно в баре я познакомился с Геной; он свел меня со своим отцом, а тот, в свою очередь, нашел этого русского, который и заинтересовался металлоломом. Как видишь, этот проект только начинается, и у тебя есть хорошие перспективы занять в нем не последнее место, заработать хорошие деньги. Главное, чтобы ты адаптировался, освоился, нашел себя в Африке. Как думаешь, получится у тебя?

— Не знаю, — признался я с унылым видом. — Пока что я чувствую себя как рыба, которую достали из воды и бросили на горячий песок. Никак не пойму, что нужно делать и как себя вести. За эти три дня со мной столько идиотских историй произошло...

— Я тебе расскажу одну историю, — перебил меня Шимон с понимающей усмешкой. — В самом начале моей службы в армии нас направили на учения на Голанские высоты. Мы поднялись на гору, нашли ровное место, разбили лагерь и легли спать. Рано утром нас разбудили выстрелы: по нам палили арабские снайперы. Место было открытое, и спрятаться было негде. А самое неприятное, что мы и стрелков-то не видели. Пули прошили палатки, вещмешки, посуду. Раненых не было, но в нашем отряде поднялась паника. Некоторые готовы были бросить все и бежать домой. Тогда командир выстроил всех в шеренгу и рассказал такую притчу: "Однажды зимой воробей замерз и упал на землю. Он уже почти околел, когда проходившая мимо корова навалила на него кучу. Он отогрелся в горячем навозе, ожил и радостно запищал. Пробегавшая мимо лиса услышала его писк, раскопала и сожрала воробья. Отсюда три морали. Первая: не каждый, кто на тебя гадит, причиняет тебе зло. Вторая: не всякий, кто вытаскивает тебя из дерьма, делает тебе добро. И третья: если ты уже в дерьме — закрой рот и не чирикай!"

ЭПИЛОГ

Когда мы вернулись из ресторана в по-прежнему погруженный в темноту дом, Шимон сразу же пожелал всем спокойной ночи и ушел в свою комнату.

Гена направился на кухню и стал при свете фонарика готовить ссобойку на завтра: достав из холодильника пакет с куриными окорочками, он принялся жарить их на плите и заворачивать в плоские хлебные лепешки.

Я же, вооружившись горящей свечой, искал свои носки во всех возможных местах: на бельевых веревках во дворе, в своей комнате, в ванной, на кухне, в гостиной... Почему-то в этот момент мне казалось очень важным найти эти артефакты прошлой жизни. Это было похоже на паранойю, но я ничего не мог с собой поделать. Впрочем, отыскать их мне так и не удалось.

Поставив свечу на парапет крыльца, я прикурил от нее сигарету и посмотрел в сторону клетки с мартышками. Они не спали; прижавшись друг к другу, они глядели на меня своими большими грустными глазами, поблескивающими в темноте. Мне стало жутко... Я как будто смотрел в глаза какому-то скрытому глубоко внутри себя существу, которое хотело вырваться наружу, но лишь беспомощно смотрело на окружающий мир сквозь крепкие прутья клетки, сложенной из привычек, традиций, правил, детских страхов и взрослого окостенения.

Завтра утром я уеду черт знает куда, и неизвестно, когда вернусь — и вернусь ли вообще. А два этих несчастных существа так и останутся сидеть здесь взаперти по чьей-то жестокой, бессмысленной прихоти?