Антитело - Андрей Тепляков

— Что именно?

— Пока не знаю, но я хочу попросить тебя кое-что узнать.

— Легко. Записываю.

— Село Кокошино, оно была недалеко отсюда и полностью опустело много лет назад. Я хочу знать, что там произошло. Все, что угодно.

— Кокошино… Я поищу.

— Спасибо.

— Перезвоню, как только что-нибудь найду.

Анна немного расслабилась.

— Как твой кашель?

— Аня, я тебе должен в ноги поклониться! Если бы не ты… Я бросил курить. Вот уже почти полтора года назад.

— Рада слышать.

— Ты самое настоящее доброе чудо! Я для тебя все сделаю! Можешь быть уверена.

— Спасибо.

Они еще немного поговорили, вспоминая прошлое, и распрощались. Анна улыбалась, вешая трубку; улыбалась, возвращаясь к столу. Ее щеки раскраснелись. На некоторое время она даже позабыла о ферме и собственных страхах.

Тяжелая пила визжала, вгрызаясь в толстый ствол. Уже третий. Глеб сидел на корточках, закрепляя трос на распиленном бревне. Солнце поднялось к зениту и яростно изливало на землю свой горячий свет. Плотное марево висело над дорогой, заставляя предметы колебаться и менять очертания. Покончив с бревном, Глеб вернулся в машину, включил заднюю передачу и медленно потянул его прочь, убирая с дороги. Оттащив груз на безопасное расстояние, он отвязал трос, включил мотор лебедки и аккуратно намотал его на бобину.

И все сначала. Пила ревела. На дядиной рубашке выступило большое темное пятно. Тот работал с каким-то болезненным остервенением, почти не останавливаясь на отдых. Покончив с одним стволом, он сразу же шел к следующему. Оставалось только гадать, сколько он еще продержится.

Было почти два часа дня, когда дядя заглушил пилу и бросил ее на землю. Пикап осторожно пятился назад, волоча за собой очередное бревно. Увидев, что дядя прекратил работу и идет к нему, Глеб остановился и открыл дверь.

Сергей выглядел измотанным: серое лицо, залитое потом; неуверенная тяжелая походка; дрожащие руки.

— Я схожу, проверю, как там они. Устал?

— Да нет.

— Хорошо. Вернусь через полчаса.

— Дядь Сереж, вы отдохните. Нельзя так.

— Все нормально. По дороге отдохну.

Глеб закрыл дверь и несколько минут наблюдал за тем, как дядя идет к дому. Потом снова включил заднюю передачу.

«Куда все-таки делся туман? И что все это значит? Лучше стало или хуже?».

Лес выглядел абсолютно нормальным, как и в тот первый день до злополучной прогулки к водопаду. Теперь только поваленные деревья мешали покинуть ферму. Обычные упавшие деревья, в которых не было ничего сверхъестественного.

«А вдруг это все же конец? Прорубим брешь и уедем? Все вместе?».

Глеб автоматически работал, погруженный в свои мысли. Отработанными движениями он снова закрепил трос, вернулся к машине и забрался в кабину. Но не успел закрыть дверь, как где-то рядом послышался громкий треск и свист рассекаемого воздуха. Краем глаза Глеб успел уловить позади какое-то движение. Он вывалился из кабины как раз в тот момент, когда огромная сосна, застонав, с грохотом обрушилась на кузов пикапа, сминая железные борта, словно жестянку. Передок машины поднялся вверх и вправо, да так и застыл, накренившись под грузом упавшего дерева. Глеб успел откатиться в сторону, стукнулся во что-то спиной и закрыл голову руками.

Аленка снова слушала сказку про Муми-Троля. Сергей почувствовал приступ раздражения: в последнее время эти звуки у него ассоциировались только с проблемами и болью. Было что-то неправильное в том, что она опять и опять заводит одно и то же. Какая-то одержимость. Он тряхнул головой, приказывая себе выбросить эти мысли прочь. Девочке нелегко, и, если эта история способна ее успокоить, если для Аленки она стала способом отгородиться от происходящего, значит — так тому и быть. Он не собирался вмешиваться.

Ира лежала на диване и дремала. Услышав шаги, она открыла глаза.

— Ну как?

— Продвигаемся помаленьку. Как вы?

— Не очень.

— А я хорошо себя чувствую! — заявила Аленка и закашлялась.

— Я вижу.

— Не хочу лекарство!

— Нужно выпить, милая. Это тебе поможет.

Сергей взял со стола сироп и ложку.

— Пусть мама даст.

— Маме плохо. Ей нужно лежать.

— А Глебу?

— Что Глебу?

— Он хорошо себя чувствует?

— Да.

— А где он?

— На улице. Помогает мне расчистить дорогу.

— А мы куда поедем?

— К доктору. Он вылечит тебя и маму. Ну, давай!

Аленка послушно проглотила лекарство и поморщилась.

— Противное.

— Потерпи. Зато ты быстрее поправишься.

— Не поправлюсь!

— Поправишься. И мама поправится. Доктор вас посмотрит и вылечит.

— Не вылечит!

— Почему?

— Он никого не вылечит. И мы отсюда не уедем.

— Нет, милая, уедем, — сказала Ира, настороженно следившая за их разговором. — Папа и Глеб расчистят дорогу, и мы…

— Мы не уедем! Мы останемся здесь! — настойчиво повторила девочка. — Так сказал тот человек ночью.

Сергей сел, почувствовав, что у него подкашиваются ноги.

— Что он сказал?

— Он сказал…

Она нахмурилась, и, глядя на перепуганных родителей, произнесла хриплым голосом, копируя говор чудовища.

— Нет выхода!

Глеб осторожно поднялся и, дрожа, подошел к изуродованной машине. Лес вновь наполнили звуки. Беспощадно пекло солнце, отражаясь на стеклах. Двигатель пикапа все еще работал. Одно из задних колес накренилось и почти лежало на земле. В устройстве автомобиля Глеб разбирался плохо, но и его знаний было достаточно, чтобы понять — «Тойота» свое отъездила. Он ощутил укол вины. Глупо конечно, он ни в чем не виноват, но все же.

«Как это будет выглядеть для дяди? — Хреново».

Сердце никак не желало замедлить свой спринтерский бег. Во рту пересохло.

«Случайность или нет? Господи, я сам чудом живой остался!»

Глеб подумал, что упади дерево секундой позже, и он успел бы дать задний ход. Очень легко было представить, как исполинская сосна падает на кабину, сминая ее, расплющивая, словно консервную банку вместе с ним, сидящим внутри.

Эта мысль мгновенно отрезвила Глеба. Он оттолкнулся от разбитого борта и поспешил к полю.

«Ну ее нахрен — эту просеку! Я жить хочу!»

Он почти бежал, постоянно оглядываясь по сторонам, а в голове настырно стучало: «Не случайно! Это не случайно!».

Глеб выбежал на поле, остановился и сел прямо в траву, накрыв голову руками. Пришел запоздавший шок: все тело сотрясалось от дрожи, из глаз брызнули слезы. Он сидел и бубнил про себя «таракан, таракан — тараканище!», стараясь не сосредотачиваться на том, что случилось. Не думать об этом.