Мы из подводного космоса - Валерий Касатонов

Прав поэт Есенин: «Тот, кто выдумал твой дивный стан и плечи, к светлой тайне приложил уста». А я красный, с подскочившим давлением и учащенным пульсом, поглупевший и одуревший от ласкового слова неземной женщины-богини, только что переживший стресс в борьбе за жизнь, стоял и про себя повторял: «Вечером. Там же… Вечером…» Было ощущение, что сегодня бог поцеловал меня в темечко… Легкий ветерок с моря с запахом водорослей обдувал меня, успокаивал и возвращал к жизни. Молодость – до чего ты хороша!

P.S.

«Чье сердце не горит любовью страстной к милой —Без утешения влачит свой век унылый.Дни, проведенные без радостей любви,Считаю тяготой ненужной и постылой».

35. Невезучий матрос Сабадаш

Сашок Сабадаш, родом из Молдавии, никогда не видел море. Но мечтал служить на Флоте. И мечта его сбылась. Он попал на подводную лодку, в боцманскую команду на должность рулевого-сигнальщика. Опытный воспитатель молодых матросов боцман Крячко сразу же обнаружил какие-то странности в поведении юного подводника. Началось с хлеба. Когда Сашок узнал, что по утрам они едят спиртовой хлеб, он задумался. Уж больно хорошо звучит – спиртовой. Боцман Крячко Фёдор Фёдорович однажды обнаружил матроса Сабадаша, сидящего под столом и давящегося сухим хлебом. На вопрос, что он делаете под столом, Сашок разочарованно ответил: «Ем третий батон, но не в одном глазу! Нет спирта! Не пьянею. Не пойму, почему?».

Корабельный боцман популярно с использованием ненормативной лексики объяснил, что спиртовой батон перед употреблением сбрызгивается водой и закладывается в духовку, где под действием паров спирта превращается в свежий горячий хлеб, который надо скушать немедленно, иначе через полчаса он превратиться в камень. Сашок скис, он надеялся немного захмелеть. Сорвалось! Боцман именно здесь почувствовал первые сигналы тревоги. А сын молдавских виноградарей, опечаленный, надолго задумался, как бы впал в кому. И лицо его выражало полное отсутствие мысли, ну точно, как в песне: «Вот выйдешь, бывало, раззявишь хлебало, а мухи летять и летять…»

Эта задумчивость подвела его и в очередной раз. Когда подводная лодка стала срочно погружаться, и все матросы из ограждения рубки гроздьями попадали в центральный пост, матрос Сабадаш стоял в глубокой задумчивости возле надводного гальюна, видимо, думал: «Быть или не быть?» и не отреагировал на команду «Все вниз! Срочное погружение!» Опытный командир капитан 2 ранга Каширин Михаил, убедившись, что наверху никого не осталось, захлопнул верхний рубочный люк, и лодка стала проваливаться в морскую пучину. Сашок в последний момент бросился к задраенному люку и, поскольку ремень и брюки у него были расстёгнуты, бляхой стал судорожно бить по бронзовой крышке люка, как говорится, стучаться в закрытую дверь. Командир прильнул к перископу и … ничего не увидел. Вообще ничего. Потом он разобрал искажённое страхом лицо матроса, который держался за перископ, прильнув к оптике. Командир мгновенно дал команду: «Продуть среднюю!» Лодка подвсплыла, и матрос по перископу, не разжимая рук, вместе с уходящей водой так и скатился на рубку лодки. Когда выскочили «спасатели», они были поражены увиденным. В зубах перепуганного моряка был сухой военный билет, за ним волочились вывернутые наизнанку брюки…

Большего позора боцман Крячко Фёдор Фёдорович не испытывал. Чтобы его подчинённые без штанов болтались на верхней палубе! Этот случай не прибавил авторитета матросу Сабадашу, а боцман вообще его очень «полюбил». Особенно после того, как всевидящий старший помощник капитан 3 ранга Колчин Юрий Павлович просверлил мичмана насквозь своим насмешливым «рентгеновским» взглядом и на попытки боцмана как-то оправдаться отрезал: «Не надо мне ничего объяснять. Я и так знаю, что вы шоколад не любите, что у вас изжога от фольги». ЮП (так уважительно за глаза называли Юрия Павловича на лодке и офицеры, и матросы) был первый юморист, весельчак и насмешник, за что его любили беззаветно. Служить с ним было нетрудно. Неунывающий, всегда в хорошем настроении, блестящий рассказчик анекдотов, морских баек. И, главное, никакого занудства, свойственного некоторым начальникам. Все его приказания исполнялись бегом и с песней.

Для поправки здоровья молодого матроса направили в распоряжение корабельного доктора – пусть освоит профессию вестового. В должности вестового Сашок продержался две недели. Это была не его работа. Он, бывало, с трудом открывал переборочную дверь из второго отсека в третий. Садился на комингс, что категорически нельзя делать, (это всё равно, что сесть на кнехт на причале), вызывая скрежет зубов у сурового боцмана, и говорил вахтенному офицеру: «Стол накрыт, пусть идут». А надо было красиво сказать, чему его учили все две недели: «Накрыт стол в кают-компании, офицеры приглашаются к столу!» Эту длинную и красивую фразу Сашок никак не мог запомнить. А когда старпом внезапно выяснил, что вестовой не может разлить бутылку вина на десять порций, по пятьдесят граммов каждому офицеру, у него всегда остаётся треть бутылки для себя, он весело сообщил боцману: «Ваш Сашок много пьёт на посошок». После чего приказал: «Мои глаза, чтоб дажа, Не видели матроса Сабадажа».

Кают-компания ПЛ пр. 613.

И добавил уже в прозе: «Убрать немедленно, как можно дальше. В седьмой отсек». Боцман опять хотел, было, объяснить родословную матроса, но расхохотавшийся старпом отрезал: «Не надо ломать передо мной японскую трагедию: отец – рикша, мать – гейша, сын – Мойша, а мы не виноватые». Боцман сник… В седьмом отсеке матросу стало хорошо. Он отвечал только за вертикальный руль. Но наступил период осенне-зимних штормов, и тут выяснилось, что ко всем своим «положительным» качествам молодой моряк Сабадаш Сашок укачивался. Стоило ему услышать команду: «По местам стоять, со швартовых сниматься!», как ему становилось нехорошо. Его тошнило. Моряки-подводники народ весёлый, любят подначивать новичков. Бывало, привяжут кусок сырокопчёной «Московской колбасы» над головой лежащего в полуобмороке матроса Сабадаша, и говорят: «Саша, море успокаивается, поднимайся, пересиль себя. Открой глаза». Наивный Сашок поднимает голову и видит, как кусок колбасы с жирными вкраплинами сала, раскачиваясь, приближается к его лицу и вот-вот попадёт ему в рот. И вид колбасы и её запах ему противны и невыносимы. Он соскакивает с койки и с рёвом несётся к обрезу (тазику, по-морскому). Его выворачивает наизнанку, а коварные друзья улыбаются – шутка удалась. Как-то раз лодка готовилась выйти в море. Прошли все необходимые команды, все сигналы, Сашок заволновался. Его уже начало подташнивать. Наконец, прозвучало: «По местам стоять, со швартовых сниматься!» Швартовые команды выскочили наверх, затопали по лёгкому корпусу. В седьмом отсеке всё слышно. Что-то за бортом загремело, видимо, заработали винты. Лодка закачалась. Сашок начал травить, хорошо, что заранее приготовил обрез. Прошло некоторое время, Сашок полностью укачался и уже заполнил половину тазика. Наступило затишье и вдруг в отсек заходит боцман. Матрос Сабадаш как только увидел «лучшего друга», бросился к обрезу и лихо выполнил свой долг молодого матроса. Боцман остолбенел. «Что происходит?» Матрос, превозмогая тошноту, доложил, что сильно укачался, мол, сегодня море очень горбатое. Озверевший боцман издал львиный рык: «Какое море? Мы стоим у пирса. Выход отложен на завтра. Полчаса назад подходил катер с командиром бригады, и было принято решение сегодня пополнять запасы топлива, поскольку прибыл танкер из Севастополя». Матрос Сабадаш, как только услышал это известие, вскочил и на радостях исполнил любимую боцманом «цыганочку с выходом». Куда девалась его морская болезнь? Счастливый, он улыбался и, как положено по уставу, «ел глазами начальство». Боцман из гуманных соображений объявил своему «любимчику» три наряда на работу, а для начала приказал полностью прибраться в отсеке. С какой радостью матрос Сабадаш приступил к работе! Боцман в глубокой задумчивости покинул отсек. «Надо что-то делать. С этим матросом ЧП не миновать»…

В канун Дня Военно-морского Флота, воспользовавшись тем, с что корабль стоит на якоре на Судакском рейде, боцман с разрешения старпома начал готовить борта подводной лодки к покраске, т. е. обдирать ржавчину и старую облезшую краску. Доверили эту работу молодому матросу Сабадашу. Он на плотике работает скребком и металлической щёткой весь мокрый и грязный, а два матроса-страхующие периодически протягивают его с плотиком на несколько метров вперёд и снова впадают в летаргический сон. Подошли к носовой части корабля. Там страховать его неудобно. Очень «умный» наш боцманёнок, видимо, посчитал себя уже опытным мореманом. Крикнул на палубу, чтобы не мучились и сбросили страховочные концы, он сам перейдёт на другой борт, и показал кусок доски, которым он будет грести. Матросы, не отошедшие от летаргического сна, бросили концы и, отвернувшись, закурили. Они уже заканчивали по второй сигарете, когда вдруг вспомнили, что где-то справа должен быть Сашок. Ни плотика, ни «Тура Хейердала» нигде не было. Какое-то грязное и испуганное существо в полумили от них махало руками и делало какие-то неприличные движения. Да, сомнений не было, это наш Сашок начал кругосветное путешествие. Зря он не спросил «Добро» у боцмана. На лодке тревога: «Человек за бортом!» Но на подводной лодке нет шлюпки. Как спасать? Как оказать помощь? А коварный ветер от берега гонит плотик всё дальше в открытое море. Старпом в красивой «нахимовской» фуражке выскочил наверх и под его горячую руку попал боцман: «Вы убедились, что у нас не подводная лодка, а баржа с отдельно, случайно сохранившимися радиоэлектронными элементами. И на верхней палубе жабы прыгают, и тиной пахнет. Спите в шапке, товарищ боцман. Не вижу, чтобы вы с доблестью и честью разоблачали злобные происки хунвейбинов, завладевших боевым кораблём!» На Юрия Павловича напало вдохновение. Бедный боцман! За что такие страдания?! Сколько хороших морских слов изрёк он, глядя на удаляющегося «друга». Жаль, нельзя их воспроизвести!