Светлое время ночи - Александр Зорич

Да, это был город. Некоторые дома в нем были похожи на недоплетенные корзинки, с торчащими вверх ультрамариновыми лозами. Некоторые здания напоминали очертаниями исполинские шампиньоны, изменившие цвет с грязно-белого на бирюзово-голубой.

В центре можно было различить пологий купол снежно-белого цвета и кружево арок, отделанных желтым хризолитом, как и украшения Зверды. Над куполом вились существа, напоминавшие гигантских стрекоз.

Город утопал в цветах, похожих на гигантские ворсистые колокольчики сон-травы. А на подступах к городу из воды прямо на глазах выстреливали гигантские лотосы с мощными, налитыми сладким соком стеблями – розовые, фиолетовые, медово-желтые. Лотосы скоро разворачивали свои бутоны, расправляли листья и источали странное благоухание, чем-то напоминавшее запах черемухи. Лотосы покачивались в такт движению волн, было в их колыхании что-то убаюкивающее.

– Мы в Святой Земле Грем? – сонно предположил Эгин, не в силах оторвать взгляда от одного особенно красивого нежно-оранжевого цветка. Капли Измененной воды блестели на его лепестках и от этого блеска в душе рождалось ощущение счастья, исполненности, успокоения.

– Когда мне было пятнадцать, я знала жизнь в основном по книгам из нашей библиотеки. В пятнадцать я тоже думала, что это Святая Земля Грем.

– Где же это место?

– На другом занебесном этаже. Такой ответ вас устроит?

– Да, – полушепотом произнес Эгин, его переполняло счастье. В этот момент он вдруг понял, что лотос живой и, более того, пытается сказать ему что-то важное, дружественное.

– Слушайте, вы что это? – в голосе Зверды снова появились нотки тревоги. – Эгин. Э-э-эгин!

– …что? – не сразу ответил тот, ему не хотелось отвлекаться от своих сказочных ощущений.

– О Шилол! – взревела Зверда. – Я совсем забыла вам сказать – ни в коем случае не смотрите на лотосы! Слышите, отвернитесь! Немедленно отвернитесь!

– Но почему, баронесса, это ведь так… так красиво!

– Красиво здесь не при чем! Это стражи! Они могут убить вас, слышите?

Зверда что было сил трухнула Эгина за плечи. Взгляд Эгина с трудом отклеился от цветка. В его сознании сверкнула крохотная шипучая молния. Молния причинила ему боль. Он был уверен – цветок обижен на него за проявленное невнимание. Эгин попробовал снова поймать «свой» лотос взглядом, но вместо этого почувствовал, что падает, что та невидимая сила, которая удерживала его над волнами, более не желает оказывать ему помощь, и теперь он падает, а Зверда – Зверда падает вместе с ним. Эгину стало страшно. Пожалуй, такого необычного, окрыляющего, уносящего душу страха он не испытывал никогда ранее.

Падение, наполненное слепой темнотой и ветром, казалось, продолжалось целую ночь, длинную зимнюю ночь. Каким-то чудом они прошли сквозь толщу Измененной воды и остались целы, прошили своими телами дно, которое, казалось, состояло сплошь из абрикосового суфле, прорезали воздух, наполненный густо-синим дымом, пронеслись через плотный слой голосов и бормотаний.

Когда голоса стихли, Эгин перестал чувствовать свое тело и Зверды больше не было с ним. А когда Эгин открыл глаза, он увидел себя лежащим на кровати. Он был раздет донага и обернут в льняную простынь, влажную и неприятную. Сверху простынь была накрыта увесистой пуховой периной в полосатом пододеяльнике. За окном ярко светило полуденное солнце.

Где-то вдалеке, в деревне близ Маш-Магарта, трубил пастуший рожок.

– …а разбойники на него как бросились с совнами да топорами! Он ну отбиваться, а тут один и говорит: «А штаны-то у тебя, браток, рваные». Тот, дурак дураком, вниз только глянул, на штаны свои, а разбойник его топором хрясь по голове! Тут ему корочун и пришел.

Шоша, а это был он, закатил глаза и вывалил язык, изображая «корочун».

Трапезная огласилась колоритным мужским гоготом, который не стихал добрых два коротких колокола. Пирующие пребывали в веселом возбуждении – попробуй не посмейся, когда его баронское достоинство шутят!

Теперь знакомый зал трапезной было не узнать. В воздухе пахло потом и свежим хлебом. Все лавки до единой были заняты, столы заставлены блюдами и кувшинами – то пировали ветераны-дружинники и телохранители барона Шоши.

Воевода Лид помалкивал по левую руку от барона, вежливо улыбаясь над тарелкой. Зверда – по правую или, как говорили в Маш-Магарте, одесную. Рядом со Звердой Эгин приметил свободное место.

Наверное, если бы не выкручивающее внутренности чувство голода, Эгин проигнорировал бы этот обед. Сослался бы на болезнь. Но есть хотелось так сильно, что Эгин решил спуститься.

Перед этим он долго брызгал на лицо ключевой водой и растирал щеки вывернутой наизнанку рукавицей на собачьем меху. Затем он тщательно оделся, пристегнул «облачный» клинок и обреченно вздохнул. «Не хватало еще, чтобы Шоша оскорбился моим отшельничеством!» – уговаривал он себя, спускаясь по лестнице.

Голова Эгина была напитана холодным чугуном, лицо осунулось и побледнело. Да и Зверда выглядела так себе. Ее наливные губы высохли, вид у нее был сонный и привядший. Если бы не это, Эгин, возможно, подумал бы, что все события прошедшей ночи – сон, и никакой Зверды в его комнате не было.

– А вот и гость наш дорогой! Гиазир Эгин! – приветственно взревел Шоша, протягивая к Эгину из-за стола свои лапищи. – Просим к столу. Отобедайте с нами себе на здоровье!

– Просим!

– Откушайте!

– Хватай пока дают!

Сорок глоток поддержали барона каждая на свой лад.

– Садитесь здесь, Эгин, – тихо сказала Зверда, хлопнув по лавке рядом с собой длинной узкой ладошкой.

Пока произносили здравицы и травили байки, Эгин уплетал за обе щеки. На Зверду он старался не смотреть, чтобы случаем не выдать своего волнения. Он знал: баронские ратники хоть и пьяные, а внимательные. Ни одна реплика не укроется от глаз недоброжелателей.

К счастью, Шоша временно охладел к его персоне – видимо, худощавый варанец с короткими светло-русыми волосами не казался ему достойным собеседником. Эгин тихо уплетал за обе щеки.

Только к концу обеда, когда мясные блюда сменились блюдами рыбными, а севрюги и белорыбицы – засахаренными фруктами и орехами, Шоша снизошел до Эгина.

– Вот вы говорите, гиазир Эгин, что человек невоенный. А меч у вас – что надо! – крякнул Шоша.

– «Облачный» клинок староордосской ковки, – отозвался Эгин через голову Зверды, которая совсем ничего не ела, только пила подслащенную медом воду.

– Ого. Так он небось казеннокоштный! – предположил Шоша.

– Как вы сказали? – переспросил Эгин. Он, к стыду своему, не понял чудного харренского слова, хотя и числился некогда толмачом в Иноземном Доме.

– Барон предполагает, что меч вам положен по службе, – пояснила Зверда.

– О нет, это не так. Я не служу.

– Значит, самокоштный, – заключил Шоша.

– Погодите, гиазир Эгин… Разве «облачные» клинки продаются? – подал голос грамотный воевода Лид, который, как оказалось, внимательно следил за ходом разговора.

– Они не продаются. Когда-то я служил в Своде Равновесия, мне такой был положен. А потом я его выкупил, – соврал Эгин.

– Что же это получается, вас выгнали из Свода Равновесия? – оскалился барон. Чувствовалось, что разговор его увлек.

– Получается, что так, – Эгин уткнулся в свою тарелку, изображая легкое смущение.

– Что, изворовались? Или сунули в харю какому-нибудь пар-саванну?

– Рах-саванну. Или пар-арценцу, – поправила мужа Зверда.

– Ну да… арценцу… етить!

– Меня уволили за пристрастие к вину и непотребный образ мыслей, – брякнул Эгин первое, что пришло на ум.

– А-а, значит, за пьянство, – удовлетворенно ухмыльнулся Шоша. – То-то я смотрю, у вас такая ряшка мятая! Хвала Шилолу! А я уж думал, вы тут за мое супружницей приударяете…

Шоша подмигнул Эгину и от этой фамильярности Эгину стало не по себе. «Ну и нравы!» – только и смог сказать он про себя.

Лид вежливо отвернулся и сделал вид, что ничего не слышал. Зверда больно ткнула Шошу в бок локтем. Вместо раскаяния Шоша обстоятельно отрыгнул.

– Что вы, барон, – Эгин понял, что пора спасать положение. – Как можно! Я женат, а у нас в Варане, знаете, с этим строго.

– Знаю. Да только то ж в Варане, – поскучнел Шоша. – А как жену звать?

– Овель.

Теперь уже и в глазах Зверды блеснули искорки старательно скрываемого интереса.

– Редкое имя, – сказала она. – Если не ошибаюсь, в переводе с древневаранского означает «легкая"…

– Гм… Овель? – оживился Шоша. – У нас был один… как это сказать… приятель. Так его жена тоже Овелью называлась. Тоже в Своде служил…

«Уж не Лагха ли был этим приятелем?» – пронеслось в мозгу у Эгина. Он вежливо улыбнулся и поощрительно кивнул барону. Все понятно, мол, приятель в Своде служил…

– Разве офицерам Свода разрешено жениться? – с сомнением осведомился воевода Лид своим высоким тенором.