Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин

акционеры обогащались. Законы фондового рынка требовали дальнейшего роста, но сложно было заставить людей покупать по новой машине раз в год. Именно в год, потому что многие довольствовались подержанным транспортом по смешной цене и не смотрели в сторону нового, а такие покупатели для экономики бесполезны. Короче… система не выдержала.

— Это заметно, — почесал голову Куско.

Слово за слово, разговор тек так же размеренно, как вода озера в незаметных течениях, создаваемых сотней впадающих в него рек. Лима воспользовалась тем, что ее будущий муж смотрел на соседний плот, и подползла к лежащему на самом крайнем ряду бутылок Пуно. Она незаметно достала бурдюк и напоила парня последними каплями чистой воды. Он уже не стонал, но пустой взгляд, пытающийся разглядеть что-то неведомое в красном небе, говорил о тяжелом бреде. Лоб его по-прежнему горел, но хотя бы тело лежало спокойно и ребра оставались хорошо зафиксированы. Пуно бы накормить и дать полежать так месяц. Но где взять еду и покой? Разве что только в бредовом видении, никак не желавшем отпускать его.

Когда Куско повернулся обратно, его будущая жена уже мирно сидела на своем месте и смотрела исключительно на него. Поклявшись в вечной верности будущему вождю, сделав из него будущего вождя именно этой клятвой, она заставила умолкнуть голос своего сердца и больше не имела права смотреть на других мужчин. По крайней мере пока смерть не разлучит супругов. Верность до гроба и все такое.

— Есть хочется, — вздохнул Космо.

— Не тебе одному. — Хану казалось, что все слышат урчание его живота.

— Куда мы вообще плывем?

— Надеюсь, туда, где есть еда.

Морпехи знали об этих краях ненамного больше инков. По большей части это были сугубо энциклопедические знания, которые им давали перед полетом на Землю. Название озера, его размеры, крупные города поблизости.

— А знаете, — припомнил Эхо. — В древние времена Ладожское и Онежское были отдельными озерами, соединенными небольшим каналом. И только недавно они слились в один большой водоем.

— Это хорошо, что слились, — кивнул Альфа. — Как бы мы теперь пробирались через канал? Его могло засыпать мусором или завалить всеми этими автомобилями. А идти по суше мне последнее время как-то не хочется.

— Благодаря всем этим автомобилям вода и поднялась, — улыбнулся Эхо. — Так мы, что, будем плыть до конца, до города?

— Иного выхода нет. Пешком на север, как мы уже поняли, не пробиться. Говоря военной терминологией, нам необходимо произвести отступление и перегруппировку. Наше марсианское командование точно не знает, заселен ли сейчас город, но, судя по выхлопам заводов, производство там идет полным ходом… Может, найдем какой транспорт.

— Думаете, у нас еще есть шанс, командир? — осторожно спросил Эхо.

— Черт его знает, — пожал плечами полковник. — Я знаю только одно — без семян погибнут миллионы людей. Пока мы живы, мы должны выполнять приказ. Мы все дали клятву.

— Дали, это точно, сэр.

— Веди осторожнее, — приказал командир рулевому.

Плоты подошли к особенно большому завалу у южного берега озера, и марсиане решили обогнуть его с северо-запада. Шум завода стоял в ушах гудящим предзнаменованием чего-то нежданного, а вибрация заставляла частицы воды плясать на некогда ровной глади озера. Оно ощетинилось и дрожало перед величием мира машин, с такой легкостью поднявших его уровень на несколько метров. Груды гнилых кузовов теперь вырастали из воды настоящими рыжевато-коричневыми холмами, загораживая от беглецов свою колыбель, свою прозванную конвейером техноматку. Издалека тонкие линии кабин сливались в единый оттенок, как каждая крупица земли на пейзаже сливается в одну приятную глазу массу. Южная оконечность озера на первый взгляд не выглядела как-то по-особенному, и только тревожные сигналы недоверчивого подсознания выдавали лежащий впереди сюрреализм. Проплывая между стальными холмами, люди не понимали, как издалека могли спутать это кладбище мертворожденной техники с живым, обычным пейзажем, сошедшим с картины древнего мастера.

Еще одна ночь. Голодная и холодная, зажатая между смертельной водой и кровавым небом осенняя ночь. Багровое северное сияние дрожало на басовой звуковой мембране поверхности озера. Колыхающийся штандарт танцевал в такт вибрации автозавода, как самый последний, неуемный гуляка в клубе. Вот бармен за стойкой уже растворился в темноте и уборщица вышла стереть с танцпола пот, а он все беснуется, пляшет под одному ему слышные ритмы эйсид-хауса. Но даже под такие дикие пляски можно уснуть. Обессиленные дорогой люди дремали на своих утлых плотах, и только дежурившие рулевые видели наяву то, что снилось всем остальным. Рыбы, пожирающие металл, груды ненужных машин-сталагмитов на теле убитого озера, далекие выжженные поля без единого дерева как идеальный холст для кисти северного сияния. К сожалению, человек видит ночью.

Тот же пейзаж в утренние часы наливается цветом и глубиной, но становится проще, спокойнее, не пугает воспаленное воображение. Из разряда ночного кошмара он переходит в разряд инопланетной абстракции. Многих на Марсе влекут фантастические пейзажи далеких экзопланет, но чем Земля хуже их? Для зараженного заводами «организма» время течет быстрее, и не нужно ждать миллионы лет, чтобы природа преобразилась. Туда можно возвращаться чуть ли не каждый год и каждый раз находить что-то новое. Вот где настоящая радость для глаз и ужас для сознания. Вот где раздолье для сумасшедших.

Но все кошмары заканчиваются. Заканчивался и этот.

На юго-западном берегу озера показалась рыбацкая хижина. По крайней мере такой она выглядела издалека — натянутые всюду сети, торчащие на берегу, как ресницы из воспаленного века, удочки и много, очень много аквариумов с пираньями. В отличие от попадавшихся до этого ветхих, уже давно брошенных хозяевами домишек, этот выглядел вполне обжитым. В нем могла найтись еда.

— Вот и спасение, — присвистнул Чарли.

— Давайте к берегу, — кивнул Альфа.

Оба плота друг за другом поплыли к хижине рыбака.

— Интересно, какие они, местные люди? — задался вопросом Хан.

Когда путники уже причаливали к кучам мусора на берегу, в тени навеса покосившегося домика с одной дверью и выбитым с рамой окном они заметили рыбака. Одетый явно не по последнему писку моды — в какие-то кожаные лохмотья — и подпоясанный сразу тремя порванными ремнями, он прятал голову в обернутую фольгой каску, напоминающую дуршлаг. Несмотря на смешной внешний вид, такая броня действительно могла защитить голову от осколков, а фольга, похоже, внушала хозяину спокойствие насчет повышенного радиомагнитного фона. Рыбак, заросший недельной щетиной, вяло покачивался в кресле-качалке. Его пустые, спрятанные под мотоциклетными очками глаза смотрели сквозь путников, словно те не существовали наяву. Он держал в руке самодельный шприц странной конструкции, похожий на ингалятор с иглой и торчащими с другого конца кольцами ножниц. Он спокойно оглядел приближающихся к