Когда тебя любят - Денис Георгиевич Войде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Недавно, – выговорил я. Когда он присел, мне стало не так обидно за отца и за себя.
– Фамилия?
– Моя? – я не успевал за ходом его действий.
– Ваша и умершего, – пояснил молодой и тоже стал что-то записывать в своей папке.
– Умерший мой отец. Дрез Павел Карлович. Меня зовут Виктор. Виктор Павлович. Я сын. Вот наши паспорта. И история болезни в амбулаторной книге, – вытащив из шифоньера документы и подав врачу, я вернулся на исходное место у входа в коридор. – Лечащий врач был накануне. Может, вы присядете? На кухне есть ещё табурет. Я принесу.
– Мы недолго, – сказал молодой.
Но я уже вернулся из кухни с табуретом и учтиво пригласил его рукой сесть.
Пока врачи заполняли бумаги, в дверь позвонили.
Я вздрогнул и замер как вкопанный. Звонок повторился. Врачи оторвались от своей писанины и переглянулись. Потом уставились на меня. Старший спросил:
– Вы не собираетесь узнать, кто это?
Мысли путались. Я боялся снова увидеть лицо Эрнеста Хрисанфовича. Но признаться в своём страхе врачам боялся еще больше. И я пошёл к двери, как ходят лицедеи на ходулях, – так протестовали мои ноги.
– Кто там?
– Перевозка.
– Какая перевозка? – опешил я.
– Перевозка трупов. У вас горе? – Я раскрыл дверь совершенно случайно. Если бы не это движение, лежать бы мне перед закрытой дверью – так подкосились ноги от услышанного.
Через несколько секунд, держась обеими руками за полотно двери, я, собравшись с последними силами, решил сообщить, что не заказывал перевозку чего бы то ни было, и предположил, что они просто перепутали квартиры. Но последние слова всё проясняли. Я просто не мог поверить в то, что представители данных фирм могут позволить себе выражаться таким грубым тоном в такой деликатной ситуации.
– Перевозка трупов?..
– У нас есть гробы и всё остальное… – продолжали очередные незваные гости. В глазах помутилось, как бывает при скачках давления.
– Мы поможем оформить документы. Быстро.
Пока я пытался вникнуть в сказанное, стал свидетелем отвратительной сцены. Последовавший диалог насторожил меня настолько, что я наконец стал понимать, что происходит. И что смерть отца – это сугубо моё личное горе. Тогда как для всех этих людей – это всего лишь потенциальный заказ на услуги, за которые могут заплатить здесь и сейчас.
– Кирха, это наш заказ! – пролётом ниже стояло двое с носилками военного образца. – Мы приехали раньше.
– Ты видишь, я разговариваю, – указал на меня тот, кого назвали Кирхой, но на кирху вовсе не похожий.
– И что? Не по договорённости ведёшь беседу, Кирха, – продолжал парень у окна на лестнице, не продвигаясь выше. Второй же молча смотрел то на товарища, то на нас с Кирхой.
– Дай я закончу, и поговорим, – Кирха посмотрел на меня злыми красными глазами.
– Да не закончишь ты, – не унимался подоспевший с носилками. Он явно делал всё, чтобы Кирха не смог продолжить со мной разговор.
Кирха был раздражён.
– Вы видите, с кем общаетесь? – обратился раздражитель ко мне и, понимая, что, зацепив своего конкурента, перевел на себя внимание возможного клиента, не замедлил предложить и свои услуги: – У нас и дешевле, и лучше. Мы уже с носилками и увезём сразу, как «скорая» уедет. У вас человек болел? Полиция не нужна?
– Кто лучше? Какая полиция? Ты чё буровишь… Не слушайте вы его! – Кирха вспомнил, что клиент я, и обратился ко мне. А я в это время про себя думал: «Хорошо, что хоть эти звери не в образе Эрнеста Хрисанфовича». И, поняв, что происходит между этими людьми у меня в подъезде, где соседи знают меня и моего отца, уже готов был вмешаться, чтобы прекратить делёжку заказа между конкурирующими фирмами, а заодно проверить Арнольда, я заявил:
– Ребята, вы что? Я давно определился, с кем работать. И полицию я уже вызвал. Арнольд. Может, слышали? Он меня уже просветил.
– Только не работайте с этим франтом! – не унимался товарищ под лестницей.
– Это вообще не вариант, – басанул мне в лицо Кирха, когда я рассматривал того, кто кричал с лестницы. Он был худощав и высок, как и его напарник с носилками. Оба – в спортивных костюмах без опознавательных знаков принадлежности к какой-нибудь фирме.
– Виктор Павлович! – отрезвил меня голос студента-фельдшера: – Давайте закончим.
– Я ни с кем из вас работать не стану, – закончил я этот балаган.
– Это почему? – Кирха продолжал басить, но я уже закрывал дверь. Послышались быстрые перебежки по ступеням и громкие разговоры, смысл которых я мог предположить, но слов уже не слышал. Я постарался переключиться на врача, стоявшего у койки отца. Фельдшер встал рядом, опустив голову, потому как знал, о чём поведёт речь врач.
– Виктор Павлович, – начал тот учтиво, держа перед собой какую-то бумагу и глядя мне прямо в глаза. – Мы засвидетельствовали смерть вашего отца. Очень жаль, что современная медицина оказалась неспособной ему помочь. Вот документ для предъявления лечащему терапевту. Со своим паспортом, полисом и паспортом Павла Карловича завтра с утра отправляйтесь в поликлинику, к которой прикреплён полис вашего отца, за получением медицинского свидетельства о смерти.
– А вы разве его не даёте? – я проникся к этим людям даже какой-то благодарностью за мягкое обращение со мной и подробный инструктаж.
– Нет. Вот справка. Паспорта здесь, на стуле, – врач отошёл, чтобы я убедился, что на том табурете, где он заполнял бумаги, лежат наши с отцом документы. – Если у терапевта возникнут вопросы, он свяжется с диспетчером «Скорой помощи», у которой будет отчёт о нашем прибытии и свидетельстве происшедшего. Но, как правило, при таких частых визитах участкового врача и заболевании, как у Павла Карловича, заключительный диагноз, повлекший смерть, ему и без нашего приезда будет, скорее всего, очевиден, и вопросов не возникнет.
Я смотрел на недвижимое тело отца. На закрытые мною веки, на всё ещё отвисшую челюсть. На мгновение мне показалось, что нос у отца ещё больше заострился. Но я сразу отогнал эту мысль. Мне это только показалось, убеждал себя я. Я всё ещё не верил в окончательность произошедшего.
– И вот ещё что, Виктор.
Я перевёл взгляд на врача. Его «Виктор», показалось немного панибратским. Но сказанное им далее всё расставило на свои места. Оказалось, подробное разжёвывание того, куда идти, с чем, что и кому говорить, было прелюдией к главному.
– Вы тело отца намерены оставить дома или прибегнете к перевозке на сохранение в морг?
