Абраша - Александр Яблонский

Ни в коем случае не хочу оспаривать Ваши доводы – вполне обоснованные – о результативности недолгого правления Лжедмитрия, не собираюсь разрушать Вашу увлеченность незаурядной личностью этого «императора» (« in peratora », как он, по безграмотности в латыни, писал) и пр. Я только призываю Вас чуть остудить Ваш темперамент, окончательно изжить изначальную тенденциозность, призываю вас к объективности в трактовке документов и максимально полному их охвату. К примеру: повторю, что согласен с Вами – очень много полезного сделал этот самозванец и во внутренней и во внешней политике, но он не был тем сознательным реформатором, каким был, скажем, Петр (хотя во многом они схожи). Вспомните Платонова – лучшего из «классиков» знатока Смуты: признавая и перечисляя все заслуги Лжедмитрия, он предпослал следующую фразу: «Брошенный судьбой в Польшу, умный и переимчивый, без тени расчета в своих поступках, он понахватался в Польше внешней «цивилизации», кое-чему научился и, попав на престол, проявил на нем любовь и к Польше, и к науке, и к широким политическим замыслам вместе со вкусами степного гуляки. В своей сумасбродной, лишенной всяческих традиций голове он питал утопические планы завоевания Турции, готовился к этому завоеванию и искал союзников в Европе. Но в этой странной натуре заметен был некоторый ум. Этот ум проявлялся и во внутренних делах, и во внешней политике…» и далее все плюсы. Что касается полного охвата материала, я бы на Вашем месте обратил внимание на статью митроп. Платона («Краткая церковная история», изд. 3-е, стр. 141), который первый усомнился в подлинности «Извета» Варлаама и отождествлении Отрепьева и Лжедмитрия.

Последнее – о тождестве. Вы спрашиваете мое личное мнение. С большинством историков, отождествляющих Гр. Отрепьева и Лжедмитрия, не согласен. Позиция В. С. Иконникова и графа С. Д. Шереметьева мне значительно ближе, хотя и там много нестыковок. (Вы, как я понял, именно эту концепцию полностью поддерживаете: Ваши доказательства о том, что Лжедмитрий и выживший царевич – одно и то же лицо, убеждают… почти…). Скорее всего, по моему мнению, Отрепьев активно участвовал в «русско-польской затейке», сопровождал Лжедмитрия, агитировал за него, помогал, но не был оным. Где-то мне попадались данные о том, что по прибытии в Москву, Отрепьев был выслан оттуда «Императором Димитрием» за беспробудное пьянство – поищите! Впрочем, в итоге, думаю, был прав Костомаров, который честно признавал, что не знает ничего о подлинном происхождении Царя. Значительно более важно – и Вы об этом пишете превосходно, что, кем бы ни был этот само -званец (или не само …), он был результатом именно «русско-польской затейки», причем «русской» – в значительно большей степени – как ни вспомнить Ключевского. Так же очевидно, что это самозванное лицо искренне верило в свое «царское происхождение» и посему считало свое воцарение делом законным, справедливым – «Божественным провидением». Однако базировалась ли эта уверенность на подлинных фактах, и это был действительно чудом спасшийся царевич – последний Рюрикович, или же она – эта уверенность – была внушена какому-то авантюристу в одной из боярских семей – в доме Романовых, прежде всего, – мы, думаю, никогда не узнаем, даже по прочтении Вашей отличной работы.

Короче. Заканчивайте безобразие с Вашей гнилой картошкой, возвращайтесь, наука и я – мы ждем Вас.

Искренне Ваш С. Окунев.

Когда мужская рука тянется к женской груди, это понятно и не греховно. Влечение полов, последствие первородного греха – peccatum originale в его извращенном простонародном понимании, как соития прародителей, инстинкт продолжения рода, завещанный, как сказано в «Книге Бытия», Господом: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте Землю — это благое, во исполнение Его Заветов. Когда рука скучает без меча, вспоминая рифленую теплую плоть рукоятки, или тоскует без хладной, чуть влажной, а то и заиндевевшей поверхности граненого стакана, наполненного чародейским зельем – тоже понятно, не греховно, ежели, конечно, не в Пост. Питие на Руси всегда было и веселие, и суть бытия. Главное, не перебирать. Но вот когда так тянет ощутить на шее скользящую цепкость намыленной веревки – это же грех! Грех величайший. Двойной грех: отчаяние и убийство, и нет покаяния, нет прощения. Нельзя отвергать жизнь, как дар Божий. Но всё равно, есть нечто завораживающее, манящее, сладостное в этом прикосновении веревки, в моментальном выпрямлении позвоночника, когда прохрустывают позвонки, высвобождая нервные окончания, и наступает облегчение, не столько тела, сколько духа. Пойду ли я на это? – Сказано: не убий . Но и сказано: не произноси ложного свидетельства на ближнего своего . Но готов ли я к покаянию? А за что? Лжесвидетельства не было. Но почему тогда так манит эта недоступная – или доступная? – петля… За что я предал себя? Не за тридцать же монет. И предал ли? – может, это и есть моя суть. В чьи руки предал я свою душу? Нет, не душу, но дела, не мысли, но слова, не жизнь свою, но жизни близких? – В руки ничтожеств, безграмотных убогих палачей, чья сила не в убеждениях, а в рабской покорности остального плебса… Все – плебс: и пытари, и пытаемые… И я им служу? – Нет это не служба, это – игра, упоительная игра и возможность жить одновременно разными жизнями. По сути, не я им, а они мне служат, ублажают меня, нуждаются во мне… А то, что сны кошмарные и петля блестящая змеей манит, так то от угара и переедания на ночь. Этот полковник с рысьими глазами и щетинкой усов задал глупый вопрос: а не жалко ли мне моих кроликов? Глупый вопрос, тупой – это не кролики, это часть моей жизни, это – я, и жалеть надо не их, а меня… Их не жалеть надо, им надо сострадать… Страсти по преданным. Страсти по предавшему. Сострадать надо Иисусу, и сострадать надо Иуде. Все нуждаются в сострадании, все заслужили сострадания. Только почему они прозвали меня «Лесником»? – Я и в лесу-то был всего пару раз в молодости. В далекой счастливой молодости. И в детстве. На даче в Куоккала…

Прости, Сережа. Вчера дописать не получилось. После милиции – у нас это одна комнатенка в том же доме, где и почта – позвали помянуть Игорька – было сорок дней. Хороший, тихий паренек – москвич, кстати, жил где-то на Маросейке. Слушал Би-би-си, но, мало того, иногда рассказывал новости двум самым близким друзьям. Оказалось, что оба стучали – один в письменном виде, другой – устно. Дали ему немного, но на одном из допросов сильно били. Ему зачитали показания «друзей-дятлов» и предложили «продолжить список». Он отказался. Предложили еще раз. Он и ответил в том духе, что, «если бы вам, гражданин начальник, велели бы предать друзей, вы бы сделали это?» – Вопрос закономерный, но, во-первых, вопросы здесь задают только они , во-вторых, видимо, вопрос задел больное место этого капитана. Они же предают, закладывают, «мочат» друг друга, не задумываясь. Короче, отметелили паренька до полусмерти. С тех пор он «ходил» по-большому и маленькому кровью. Скончался в мученьях. Перед смертью – за неделю примерно, уже не вставал, – просил достать почитать «Дым» Тургенева, но в библиотеке не оказалось.

Вообще библиотека у нас не богатая, но забавная. Хорошей литературы мало. Поэтому читаю и перечитываю то, что никогда бы не стал читать на Земле. И нахожу, что был неправ. Читать надо всё (нынешних прикормленных циников не имею в виду). Так, с изумлением прочитал и перечитал… «Что делать» Чернышевского. Это – не литература, но – явление! К стыду нашему, часто мы выносим оценки произведениям искусства, не зная их самих, а ориентируясь на суждения критиков, подчас весьма авторитетных, но всегда предвзятых – чем талантливее, тем субъективнее. Вот и о Ч. я судил по «Дару» Н. – помнишь, ты привозил мне машинописную копию. (О «классиках», вроде Плеханова, не говорю, хотя и он, и другие хаятели романа, бесспорно, были правы). Но, повторяю, был в принципе неправ. Как бы ни был велик авторитет Н., он – сам по себе, я – сам. Во-первых, он – этот роман – пронизан иронией и самоиронией, что делает честь автору. Во-вторых, там есть удивительные прозрения – не социальные: эта требуха устарела, не успев «помолодеть». Возьми, хотя бы, третий – глубинно-сексуальный – сон Веры Павловны. Это, я бы сказал, «префрейдизм» (термин изобрел по аналогии, скажем, с «преромантизмом»). Или случайная или намеренная дискредитация набившей оскомину идеи «нового человека» – посмотри, как проводит лучшую часть дня «образец для подражания» – Вера Павл. – валяние в кровати, плескание в воде, бесконечное причесывание, страсть к сливкам и т. д. Вообще, много интересного, забавного, особенно обращаю внимание на Приложение, на то, что не вошло в канонизированный вариант. Чтение этого Приложения в наше время тянет на срок.