Любовь, Конец Света и глупости всякие - Людмила Сидорофф

— Время, коллеги, время! — постучал хрустальным бокалом по пустой бутылке из-под «Тархуна» Бог Лукьян. Бутылка моментально превратилась в прозрачный прибор-магиметр, похожий на песочные часы: из верхней части в нижнюю переливалась густая искрящаяся жидкость.

— Десять процентов! — произнес воодушевившийся хор из пяти голосов.

— Можно смело начинать обратный отсчет! — радостно провозгласил председательствующий.

Каждый вечер, собираясь в бане, Боги разрабатывали план новогоднего мероприятия, не по-божески сложного и замысловатого. Основная задача представлялась им в сосредоточении Здравого Смысла на конкретном участке, откуда его легко будет направить на подавление остатков Магии во всех местах. Главную роль в этом процессе должны будут сыграть брутяне, ну а Боги, готовясь к мероприятию, распределили между собой задания, чтобы провести его без сучка, без задоринки.

Самое ответственное задание гордо принял с видом «удар на себя», Бог Лукьян. Он считал себя менеджером проекта, вел учет документации, организовывал совещания и охотно на них председательствовал.

Пантелеймонии и Евстахии были отведены женские роли. Евстахия приняла меры, чтобы население Москвы не соблазнялось покупками, укрепляющими магический потенциал. За три дня до праздника из продажи исчезли живые елки, бенгальские огни, шампанское, апельсины, торты, карнавальные костюмы, ажурное белье, конфеты в блестящих фантиках, а следом и остальные сласти, оберточная бумага — сначала яркая, потом вообще вся.

Пантелеймонии был поручен переучет соли: в магазинах-то вместо нее давно продавали бромид натрия, но среди москвичей кое-кто запасы хлорида использовал до сих пор. Чем больше людей в новогоднюю ночь еду бромидом посолят, тем быстрее все заснут, надеялись Боги, однако Пантелеймония смухлевала (кому интересно проверять наличие соли в каждой кухне Москвы?) — взяла да подделала кое-какие цифры в контролируемых Лукьяном реестрах, думала, не заметит никто.

Филимон выдвинул рацпредложение, очень технически непростое, и добровольно взялся его воплощать: он неким образом выслуживался, опасаясь оказаться в «черном списке» из-за связей с Пантелеймонией. «Я внушу городским властям принять меры для безопасности: пусть установят вокруг Красной площади рамки, сканирующие взрывчатые вещества, наркотики и алкоголь», — Филимон уверял, что даже малой их дозы хватит для активации Магии в людях и окружающей среде.

Любые колебания Магии могут провалить мероприятие, так что сканирующие устройства были единогласно одобрены. С их помощью можно также напомнить брутянам о рамке в измайловском белом домике, чем хотя бы частично восстановить у них память — тоже большой плюс. Филимон ничего не сказал коллегам о еще одном преимуществе: рамки были бесплатным способом пополнить запасы пива, а то ведь на каждую банку его любимого «Крепчаковского № 3» приходилось расходовать либо Магию, либо рубли. И пока Боги в бане сидели, пиво у всех, кто под рамками проходил, конфисковалось аккуратно, а напитки покрепче не просвечивались, как ни странно. Впрочем, Боги об этом пока не догадывались — отключили Всеведение: расслабились после парилки.

Самое трудное поручение выпало Мистеру Джону. Ему-то пришлось иметь дело не с кем-нибудь из населения, а с аватарой Бога, чье имя нельзя называть. Мистер Джон должен был держать ее как можно дальше от Варвары, а еще лучше — спровадить в Англию.

Мистер Джон все усилия приложил: прервал Робину командировку в Москве и два дня вынуждал его капать жене на мозги, чтоб летела домой вместе с ним. Как случилось, что после всего этого Танькин муж улетел восвояси один, Мистер Джон «had no clue»[48].

 Танька все это время строчила бесчисленные эсэмэски Варваре, умоляла о встрече, но получала один и тот же ответ: «Я пока очень занята. Извини». Настоящую переписку читал, конечно, и Мистер Джон, и пятеро его коллег, и они ни на грамм не сомневались, что эти странные отношения у двух женщин возникли из-за того, что седьмой Бог головы заморочил обеим. Аватару свою он вообще обижал почем зря и служебное положение в личных целях использовал.

Последующий самоотвод Мистера Джона огорчил его коллег, но не сказать, чтобы уж очень сильно. Бог, чье имя нельзя называть, так ослаб за последние дни, что почти все время спал внутри аватары, большой угрозы ни для кого больше не представляя. Пятеро в бане теперь даже не сомневались, что мероприятие пройдет как по маслу: подготовка прошла отлично. Благодаря их стараниям Магии в Москве поубавилось, а когда брутяне сконцентрируют Здравый Смысл— считай, дело в шляпе. Боги смотрели на прозрачные колбы магиметра, отсчитывая проценты оставшейся Магии на Земле. Пятиголосый хор дружно прокричал:

— Девять!

Брутяне уже гуляли плотной толпой в центре новогодней Москвы, пока не догадываясь, что обрели тайных союзников, которые вот-вот вернут им память. Если повезет, то и свой опыт по экспроприации Магии брутянам удастся завершить сразу же, считали Боги. Конечно, в отсутствие разгромленного оборудования им придется подсуетиться, ну да Здравый Смысл им в помощь. А если подсуетятся вовремя — Конец Света наступит сразу и безоговорочно.

— И мы все благополучно вернемся к выполнению своих божественных обязанностей! — подвел радостный итог Амвросий, единственный из шестерых, у кого не было поручений: его участие в мероприятии заключалось в том, чтобы руководить. Зачем проекту, в котором имелся менеджер и всего четверо исполнителей, еще нужен был руководитель, ни один Бог не ведал.

— Бог, чье имя нельзя называть, конечно, тоже к своим обязанностям вернется. Он проснется после Конца Света и поймет, что все к лучшему. И не будет морочиться жалкими остатками своего народа, а две его девочки благополучно реинкарнируют на другой планете, он сможет их там познакомить, если уж ему так приспичило решить их кармические задачи, — Амвросий широко улыбнулся. В верхней части магиметра оставалось совсем мало искристой жидкости.

— Восемь! — прокричал квинтет.

Неподалеку от бани часы на башне пробили полчаса до полуночи. Где-то рядом мегафоны объявляли о народных гуляньях на Пушкинской площади. Словно законопослушные граждане, направились туда и брутяне — организованно, всей толпой. Боковые улицы и подземные переходы перекрыл ОМОН, крепкие парни в пластиковых полумасках никуда никого не пускали. Но нигде никакой агрессии — мир и в человецех благоволение...

— Семь!..

Шампанское

Ди выпорхнула из такси, словно зимняя бабочка из оттаявшего кокона. Минуты две она стояла возле открытой дверцы машины, пока, с паровозом под мышкой, не вылез оттуда ее «маленький увалень». Ося двигался еле-еле, как усталый цирковой медвежонок, — он почти засыпал на ходу, пока под светящимся окном угловой квартиры на втором этаже не услышал вдруг стройный дуэт:

«К подъезду подкатил кабриолет,

Вы вышли в платье цвета фиолет...»

— Мама Таня! — обрадовался малыш, узнав родной голос.

Петь вдвоем у Таньки с Лехой получалось ладно и лихо, музыкальным слухом не были обделены ни та, ни другой, и репертуарчик общий нашелся. Варвара сидела рядышком, пила из хрустального фужера маленькими глотками, недоумевая, что, собственно, в этом Шатонефе особенного. Танькин бокал стоял нетронутым, она, пока гитару настраивала, кажется, и совсем про него забыла.

«Вот вам рука, идемте в казино.

Там плещется янтарное вино...» —

продолжали они с Лехой, и никто из троих даже не заметил, как в квартиру вошли еще двое.

«Надеюсь, вы танцуете фокстрот?»

— Вау! — воскликнула Ди. — Танька! С каких это пор ты снова взяла в руки гитару?

Она стояла в дверях, яркая и красивая, черные кудри непослушно торчали в стороны от избытка энергии, брови дугой, глаза синие — не круглые и не раскосые, а очень подходящие к бровям. Забавно было бы посмотреть на трех женщин, вздумай они вместе отправиться на прогулку. Ни один художник не смог бы нарисовать их трио даже похоже, не то что достоверно. Варваре, пожалуй, подошел бы Дейнека или какой-нибудь русский передвижник, Таньке — Пикассо, а в каком-то настроении даже и Гойя, а Ди больше всего подходил Ватто или, после нескольких рюмок, — Ренуар.

Ося подбежал к Таньке, обхватил ее пухлыми ручками, зашептал в ухо. Танька отложила гитару, посадила его к себе на колени и стала шептать что-то в ответ. Оба смотрели — то друг на друга, синхронно кивая, то в угол кухни, словно видели там кого-то, но Ося все чаще бросал восхищенные взгляды на Варвару, выгибая брови точь-в-точь, как его матушка.

— Отлично устроились! Что пьете? Ого! — Ди уважительно постучала наманикюренным ногтем по винной этикетке, плюхнулась на табуретку и налила в пустой бокал себе. — Ну, с наступающим?