Непостижимая концепция (антология) - Виктор Точинов

За ним надо идти, понял Митрофан. Михаил топал точно к воронке. Вон же она, как это Митрофан раньше не мог удержать ее в поле зрения?

Сухостой шагнул вперед. На Пустоши странное волшебство проводника почти не действовало, его взгляд подернулся пеленой забвения и отрешенности так же, как и у остальных. Но он знал, что нужно идти за Шкодиным.

Сухостой нагнал верхолаза, ткнул его пальцем и буркнул:

– Ты Майнер.

Верхолаз вздрогнул, вспомнив вдруг свое имя, и тоже двинулся следом за марширующим Шкодиным.

– Митрофан! – выкрикнул Сухостой.

– Да помню, что я Митрофан, – отозвался бородач. – Сам-то в курсе, что Гришкой величать тебя? Или только Сухостоя помнишь?

Проводник не отозвался. К воронке они шли вчетвером: Шкодин впереди, будто ледокол, прокладывающий путь, остальные за ним, выстроившись в ряд. Телохранители Майнера отстали, не найдя дороги, а боец по имени Андрей так и не решился ступить на Пустошь.

«А ведь Сухостой предупреждал верхолаза, что никого брать не надо, – вдруг вспомнилось Митрофану. – Сухостой не хотел жертв, он сказал, но его не послушали».

Когда они добрались до конца Пустоши, проводник, только ступив на «живую землю», резко выкрикнул что-то, похожее на воронье карканье. Шкодин, стоявший у самой кромки безжизненной Пустоши, вздрогнул, помотал головой, явно пытаясь понять, где он. Митрофан хотел было подойти к нему, успокоить, но не успел – Михаил резким движением скинул с плеч рюкзак и, заорав во все горло, рванулся назад, в серую пыль Пустоши.

Кричал Шкодин недолго, с минуту. И то, наверное, по инерции – спустя пару секунд он уже вряд ли помнил, чего вообще начал орать. Он метался из стороны в сторону, так же, как трое бойцов Майнера. Он свое отслужил.

Сухостой недовольно цокнул языком и натянул рюкзак, брошенный Шкодиным. Придется ему теперь нести свою ношу самостоятельно.

– Зачем ты так? – спросил Митрофан.

Сухостой вздернул брови, сделав удивленные глаза. Бородач, не сводящий с него взгляда, отшатнулся: глаза проводника вдруг налились черным, как будто в них нефти плеснули. Потом он моргнул, и все исчезло.

– Он сам решил пойти туда, – спокойно объяснил Сухостой.

И ведь не возразишь ему – Шкодин действительно сам в Пустошь рванул, никто его туда не посылал.

– Пошли, – сказал пришедший в себя Майнер и двинулся к вездеходу, который отсюда был уже хорошо виден.

Корма угловатой машины торчала из самого центра воронки. Передняя ее часть зарылась когда-то в грунт, сейчас основательно в нем увязнув. Лобовое стекло было разбито, с левой стороны зияла черным провалом большая дыра, а остальную его часть покрывала густая сеть трещин. Борта покрылись ржавыми пятнами и поросли мхом. И еще какой-то, испускающей легкое свечение дрянью, которой в нормальном мире не существовало. А впереди, у самой земли, сквозь наслоения времени виднелся логотип, изображающий выплывающий наподобие солнца из-за линии горизонта глаз, с надписью латиницей – «Оракул».

И еще – с машиной что-то происходило. Что-то странное. Пятна ржавчины словно переливались разными цветами, вмятины и островки растущего мха казались размытыми, будто нарисованными. Светящаяся дрянь длинными липкими нитями скатывалась вниз, тут же заново возникая наверху, оплетая металлический остов неестественной паутиной.

– Стойте! – крикнул Сухостой Майнеру, но было уже поздно.

Верхолаз, разогнавшись на покатом склоне воронки, врезался в переливающиеся тусклым темным светом заросли шептун-травы, словно корабль воду, раздвинув ее бедрами. Потрескивающее поле травы пошло волнами. Митрофан услышал низкочастотное бормотание, тут же вызвавшее тошноту. Сухостой рванулся было следом, но резко остановился, едва не потеряв равновесие.

– Черт бы его побрал, – зашипел проводник, сдавив голову руками. – Не так надо было.

Митрофан сел на землю и, никого не стесняясь, завыл. Бормотание шептун-травы выворачивало мозги наизнанку. Только никакая это была не трава. Ее вообще как бы не было, рука ощущала легкое потрескивание и покалывание, как будто пластмассы, натертой шерстью, коснулся. Какие-то разряды. Или заряды – не разберешь. Они с головой что-то делали, «шептать» ее заставляли. Вынимали из памяти редкие и совсем уж позабытые воспоминания и начинали «нашептывать» их. Шептун-трава. Иногда Митрофану казалось, что воспоминания вообще откуда-то из потустороннего мира берутся: не было в его жизни такого.

А вот образы из головы Майнера он вообще не собирался слушать. И вникать в них абсолютно никакого желания не имел. Но шептун-трава желания его не спрашивала, резво и с напором вещала непонятное и какое-то жутковатое содержимое головы верхолаза всем, кто попадал в ее колдовское поле. Как-то странно реагировала на Майнера шептун-трава, слишком сильную отдачу вызывали его мысли.

Сухостой, сжав зубы, пошел за верхолазом, нырнув в покачивающиеся на высоте бедра нити. Митрофан смотрел вслед проводнику, и вдруг ему захотелось увидеть глаза Сухостоя. Очень захотелось. С его глазами происходило сегодня что-то важное. Но Сухостой не поворачивался, и Митрофану приходилось пялиться в темный с проседью затылок, завывая от накатывающей оттуда дурноты.

В центре воронки что-то громыхнуло. Митрофан перевел взгляд на вездеход – массивное заднее крыло вдруг прогнулось, резко дернулось, еще раз издав приглушенный ржавчиной стук, а потом шептун-трава, что росла прямо у гусеницы, под тем самым крылом, вспыхнула ярким красно-желтым огнем. Вездеход немного просел, сдвинулся к центру. Он как будто…

Да, многотонная машина медленно рассыпалась, она стремительно старела, гнила. Скоро от нее ничего не останется.

– Время! – заорал Митрофан. Чертов Майнер, куда он прет? Он что же, не понимает, что без Митрофана ему не достать то, что он хочет? – Сколько времени?

Майнер не отреагировал на крик, его словно и шептун-трава не брала. Верхолаз пер как танк через колышущееся марево, потрескивающее электричеством, не притормаживая ни на мгновение. Дался ему этот вездеход!

Сухостой остановился и обернулся.

Глаза!

Митрофан закусил нижнюю губу, сильно закусил, до крови, и шагнул вперед, позволив шептун-траве прилипнуть к его ногам. Ему было страшно, но ведь время-то поджимало.

Да что же, черт возьми, должно произойти?! На кой ляд Сухостой притащил их всех сюда именно сегодня?

– Время самое подходящее, – сказал проводник.

С его глазами творилось что-то невероятное. Они становились то белыми, как снег, то чернели, наполняясь нефтяными пятнами и растягиваясь на пол-лица. И выражение их менялось с каждой метаморфозой. Только карие глаза Гриши-Сухостоя по-прежнему оставались тоскливыми и полными сомнения, а те, странные белые и черные, злорадно сверкали, радуясь происходящему.

Майнер уже добрался до вездехода. Верхолаз полез наверх, на крышу кабины, пытаясь через дыру в лобовом стекле дотянуться до приборной панели. Он дернул остатки растрескавшегося стекла, под его коленями что-то с протяжным скрежетом проломилось, и Майнер рухнул в недра железного монстра. Из его бедра торчал ржавый, измазанный чем-то искрящимся обломок, по черной штанине текла кровь, но мужчина как будто не замечал боли. Он ничего не замечал, ему нужен был бортовой компьютер вездехода, все еще работающий от резервного источника питания. Даже здесь, в воронке, в самом центре аномальной «точки», он продолжал собирать информацию с функционирующих датчиков, рассыпанных по проржавевшему кузову.

– Ты убедился, что вездеход тот самый?! – крикнул ему Сухостой. – Я же тебе говорил, что его послали сюда из «Оракула»!

Проводник остановился, больше спешить было некуда, теперь они трое находились внутри круга с шептун-травой.

– Ты узнал логотип?

Майнер, казалось, наконец заметил, что вокруг него есть кто-то еще. У Митрофана язык не поворачивался сказать: «Есть еще люди». Он очень сомневался, что Сухостоя с Майнером можно отнести к роду человеческому. Хоть верхолаз и выглядел обычно, его пропоротая насквозь нога, на которую он не обращал никакого внимания, наводила ужас. И взгляд – глаза остались прежними, но это были глаза совершенно иного человека. Иного существа.

– Разумеется, – Майнер усмехнулся. – Я его вижу каждый день из окна своего офиса. Что тебе надо, прелат?

Прелат? Митрофан знал, кто такие прелаты, но при чем здесь Сухостой? Он же в спецслужбе работал.

Хотя в спецслужбе работал тот, с грустными карими глазами. А вот с огромными черными кляксами вместо глаз… Да, он мог быть прелатом.

– Или это нойд что-то задумал? А? Кто из вас? Старая развалина с белыми глазами или ублюдок с черными?

Майнер глухо рассмеялся, от него по шептун-траве разбежались концентрические волны.

Гул шептун-травы нарастал. Уши заложило, в носу сделалось влажно, Митрофан вытер лицо рукавом и обнаружил на руке густой кровавый след. Энергетические ростки «точки» шептали страшные вещи. Митрофан видел незнакомого человека с разбитым в кровь лицом, за спиной которого сквозь кристально чистое стекло окна виднелся этот самый всплывающий из-за нарисованного горизонта глаз – логотип корпорации «Оракул». Человек не знал о вездеходе, он не смог ничего рассказать, даже когда рука Майнера сняла предохранитель с «дыродела», ствол которого стучал о его зубы. Разумеется, он ничего не мог знать о вездеходе, тогда еще ничего не было решено. Но Сухостою Майнер все же поверил.