Кодекс чести - Евгений Гаркушев

– Он мог подготовиться заранее, – предположил я.

– Да, это верно. Мог – и скорее всего подготовился. Но, похоже, у нас нет выбора. А без винтовки, полагаю, мне не страшен никакой бандит и даже несколько бандитов. Шпага осталась при мне – переговоры прошли успешно!

Голицын положил руку на эфес, и я вспомнил, как мы с ним фехтовали в заснеженном дворике. Тогда Петр Михайлович не только останавливал удары, но и дрался вполсилы. Один из лучших мастеров в городе, он вполне мог одновременно противостоять трем, а то и четырем вооруженным противникам, если, конечно, те были заурядными бойцами, а не гордостью фехтовальной школы. Но хорошие фехтовальщики вряд ли бросились бы на князя сворой.

– Значит, мы не будем дожидаться звонка Рыкова?

– Что нам может дать его звонок? Если Рыков узнает интересные факты – услышим о них после моей встречи с незнакомцем. Которая вполне может не состояться… Слишком все просто получается. Не иначе, где-то подвох.

– Или он сумасшедший.

– Эх, если бы только это!

Я надел кобуру и положил в нее револьвер, Петр Михайлович револьвер брать не стал.

– Наденете бронежилет, шериф? – спросил я. Специально назвал Петра Михайловича не по имени-отчеству, чтобы тот вспомнил о привилегиях, положенных ему по должности. И о своих обязанностях. Впрочем, полагаю, об обязанностях перед гражданами Голицын никогда не забывал.

– Боюсь, я не могу этого сделать. Бронежилет – одна из «шерифских штучек», а я дал слово. Да и винтовку он нам обещает выдать.

– Но у него есть самострел.

– В том случае, если это он убил и Воскобойникова, и Тимирязева. Риск есть всегда, Никита. Будем надеяться на благоприятный исход дела.

Мы вышли в сумерки. Голицын приехал на работу на служебном «КамАЗе» – стало быть, решил все же трубить общий сбор, вызвал из дому Панкрата, который сейчас по графику должен был отдыхать. Увидев нас, водитель завел мощный мотор. «КамАЗ», конечно, не изящный «Руссо-Балт» – на «Руссо-Балте» Голицын ездил в свободное время и когда ему надоедало трястись в служебном автомобиле, – но у него есть свои преимущества. Завести «КамАЗ» можно хоть «с толкача», хоть ручкой, если сел аккумулятор. Подвеска жесткая, и на этом автомобиле вполне можно гонять по бездорожью, где ни «Руссо-Балт», ни «Мерседес», ни какой-нибудь «Рено» не пройдет. А так – все те же пять мест, открывающиеся вбок двери и вполне приличная скорость. Еще бы расход бензина поменьше…

– На пустырь за Кольцевой, – приказал Петр Михайлович.

– Кушерями или по главной улице, с сиреной? – осведомился Панкрат. Он любил образные выражения и часто использовал диалектные словечки.

– По главной, но без сирены, – ответил Голицын. – Поспешай не торопясь.

«КамАЗ» мягко тронулся с места и через пару минут влился в поток машин на Кольцевой – участок располагался не так уж далеко от места преступления. Не поэтому ли звонки поступали нам, а не в полицию? Людям свойственно звонить тем, кто ближе – хотя бы в географическом смысле.

Мы проехали мимо дома сорок четыре – номера при объезде Кольцевой против часовой стрелки убывали, – свернули на неприметную дорожку и оказались на поросшем травой пустыре. Сейчас здесь не было даже футбольного поля – стадион располагался не так далеко, а это место генеральным планом застройки отводилось под строительство нескольких многоэтажек. Но подрядчики не спешили начинать строительство, и поле лежало нетронутым – его пересекало множество тропинок, по которым местные жители срезали путь между переулочками и тупичками. На одной из таких тропинок застрелили Тимирязева.

Деревьев на пустыре было совсем немного – и дикую абрикосу, которую в наших краях многие называют жердёлой, мы увидели сразу, хотя стемнело почти полностью. Впрочем, во многих домах зажгли фонари, которые освещали не только дворы, но и прилегающие участки пустыря. Росла абрикоса в отдалении от шоссе, ближе к задам частных домов, выходивших на пустырь. В свете фар нашего «КамАЗа» дерево напоминало крупное животное, изготовившееся к прыжку.

– К абрикосе езжай. Видишь? – спросил Голицын.

– Я эту жердёлу еще тогда, когда мы пулю искали, приметил, – кивнул Панкрат, поворачивая на грунтовую дорогу, идущую через пустырь. – Даже машину поставить под ней хотел, в тени, но там кочек много, и колодцы канализационные – неудобно подъезжать.

По грунтовке «КамАЗ» шел с той же скоростью, что и по асфальту. Дорога оказалось накатанной, и даже трясти стало меньше. Панкрат остановился метрах в десяти от дерева, двигатель не заглушил.

– Куда светить? – спросил он.

– Мы фонариками обойдемся. Сиди в машине.

Водитель кивнул и потушил фары, потом заглушил двигатель. Мы с шерифом пошли к дереву. Петр Михайлович светил фонариком по сторонам, я не зажигал свой – видно и так было неплохо.

– Вот и колодец, – кивнул Голицын. – Полезешь?

– Конечно.

Включив фонарь, я обнаружил, что до дна канализационного колодца каких-то полтора метра. Да и ступеньки, вделанные в кирпичную стену металлические скобы, были целыми – лезь, не хочу. Запах в колодце был вполне приемлемым. Пахло сыростью, затхлостью, но обычных канализационных ароматов не ощущалось – правда, откуда-то тянуло падалью.

Я спустился на дно, огляделся по сторонам. Трубы уходили по узким темным туннелям в обе стороны – куда-то к домам и к шоссе. Кто-то низкорослый и любопытный, пожалуй, мог проползти вдоль трубы далеко. С другой стороны – зачем? Канализация – не самое приятное место.

Естественно, в самом колодце винтовки не оказалось. Здесь вообще было на удивление чисто – никакого мусора, который мальчишки любят бросать где ни попадя. Не иначе вокруг жили воспитанные ребята – и родители крепко-накрепко вдолбили им, что нельзя мусорить там, где живешь. Да и там, где не живешь, по большому счету, тоже.

Ходят слухи, что в некоторых южных губерниях, присоединенных к России не так давно, предприимчивые жители сваливают мусор даже не на специальных площадках рядом с контейнерами, а неподалеку от дома – было бы место. А канализационные люки сплошь завалены мусором. Порой с них даже воруют чугунные крышки, чтобы перепродать или сдать в металлолом. У нас такой номер, понятное дело, не пройдет. Даже если кого-то плохо воспитали, страх отправиться в колонию-поселение года на два для обучения правилам общежития остановит любого неряху и рвача.

Как учил нас Голицын, я попытался представить себя на месте преступника. В каком бы из туннелей спрятал винтовку я? Да я вообще прятал бы ее не здесь! А если все-таки? Тогда там, где труднее достать. В более узком туннеле. Я сунулся туда, светя вперед фонариком. Запах падали усилился. Вот и его источник – дохлая кошка на куче мусора. Кошка была сравнительно свежей – не успела полностью разложиться и пахла терпимо. Да еще и ветерок дул в другую сторону.

Но позвольте, откуда здесь мусор? Может, это и не мусор вовсе, не грязные тряпки, а чехол, в который завернута винтовка?

Преодолевая брезгливость, я сбросил дохлую кошку на бетон, потянул сверток к себе. В грязное тряпье было завернуто что-то тяжелое. Я откинул тряпки в сторону, под ними обнаружилась плотная ткань – плащ. В него была завернута грозная АВК, на прикладе которой в свете фонаря отчетливо читалась надпись: Архип А. Воскобойников, 433-12-1890-61. Подделать гравировку можно, но вряд ли игра стоит свеч.

– Есть, – сообщил я Голицыну.

– Тащи наверх, – приказал шериф.

Винтовку я подал шерифу прямо в плаще. Тряпки и труп кошки решил оставить на месте.

В свете двух фонарей мы еще раз осмотрели винтовку. Проверять наличие патронов и состояние ствола не стали – этим займутся в криминалистической лаборатории. Шериф даже не прикоснулся к оружию, когда я развернул плащ, – да и старался не хвататься за сталь и деревянный приклад, чтобы не стереть чужие отпечатки пальцев. Хотя вряд ли преступник оставил их специально для нас.

– Сверху лежали грязные тряпки и дохлая кошка – наверное, чтобы любопытных отпугнуть, – сказал я.

– Может, и так. А может быть, какой-то намек. Жаль, что злоумышленник не нагадил сверху. Тоже способ отпугнуть любопытных.

– Это вы меня так любите, Петр Михайлович? Считаете, что дохлой кошки мало?

– Нет, что ты, Никита. Дело не в наших чувствах и не нашей брезгливости. По экскрементам можно узнать много любопытного о человеке, их оставившем. А кошка – это только кошка. Ей просто не повезло. Не стал же он убивать своего любимого зверька? Преступники и убийцы зачастую очень сентиментальны.

– Выходит, кошку он не убивал, а нашел на обочине?

– Скорее всего именно так. Принцип бритвы Оккама. Если бы тебе понадобилась дохлая кошка, как бы ты ее заполучил? Однако для нашего дела это не так важно. Сейчас мы поступим так: ты и Панкрат поедете в участок, запрете винтовку и плащ в несгораемом шкафу, вызовете полицейскую группу и сообщите ей о своей находке. Винтовку они изымут, и мы не будем протестовать – пусть людям будет радость, а заодно и работа. Копию всех экспертиз они нам обязаны предоставить в любом случае. Заодно расскажешь полицейским, где нашли оружие, предъявишь записи телефонных разговоров… Хотя нет, записи мы отдадим экспертам завтра – не хватало еще, чтобы ретивые полицейские испортили нам собственную операцию. А я сяду на такси и поеду на грузовую станцию. Возможно, результаты экспертиз не будут нам нужны. Может быть, убийца захочет покаяться, а если это свидетель, мы узнаем еще больше интересного.