Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл

— Я очень стараюсь, герр доктор Бройер, — сказала Гудрун подчеркнуто формально. — Нынче утром я спустила с чердака свежий выбор одежды. Но дамочка от нее нос воротит…

Лили застыла.

— Я говорила вам, что не люблю полоски.

— Не побирушкам выбирать, по-моему.

— Не говорите с Лили в таком… — начал Беньямин, покраснев от гнева. Лили не дала ему договорить, положив руку ему на плечо, и слегка отодвинула его, чтобы оказаться лицом к лицу с Гудрун. Глаза у Йозефа сузились: он не только засек этот жест, но и заметил, что ее рука осталась на плече Беньямина куда дольше необходимого, а мальчишке хватило дерзости положить свою грязную лапу поверх. А она не вырвалась; напротив — улыбнулась ему. Улыбнулась.

— Я не побирушка. Я ни о чем не просила… — тут она глянула на Йозефа, — …кроме помощи герра доктора Бройера в одном деле.

— Ха, ну да, — фыркнула Гудрун. — Конечно — с «Госпожой Метелицей» покончили, теперь опять возьмемся убивать людоедов и чудовищ.

— Фрау Гштальтнер! — взревел Йозеф.

Гудрун сделала шаг назад и оборонительно вознесла поварешку.

— Говорю, что вижу, сударь. — Йозеф смотрел сквозь нее и обращался далее к стене за ее головой.

— Фрау Гштальтнер проводит вас наверх, Лили. Там она подберет вам подходящее облачение и проделает это без комментариев и критики. То, что на вас сейчас, можно выбросить.

— Что, прямо сейчас? — переспросила Гудрун, кивая на кастрюли, булькавшие на плите.

— Прямо сейчас. — Йозеф придержал дверь, а сам задышал глубоко и медленно, стараясь восстановить равновесие. У него впереди новая жизнь, и смерти от апоплексического удара он себе не желал. Женщины молча вышли, Гудрун — задрав голову, с маской недовольства на лице, Лили — с оглядкой, в основном на Беньямина. Йозеф закрыл за ними дверь и вознес ладонь, останавливая стремительно засобиравшегося Беньямина.

— А ты останься. — Йозеф уселся подальше от окропленных кровью перьев. Беньямин садиться не стал. — Удивлен, что вы все еще здесь и в рабочей одежде, молодой человек. Я вас ранее попросил соблюсти кое-какие договоренности.

— При всем величайшем уважении, сударь…

— Избавь меня от своих сладкозвучных отговорок, — рыкнул Йозеф. — Я твой наниматель. И ожидаю исполнения своих приказов.

— Так всегда и было, герр доктор. — Вся краска отлила от лица Беньямина. — Но на сей раз вы не представляете, на что меня отправляете.

— Вполне в пределах светского общения, — сказал Йозеф снисходительно. Он встал и выпрямился во весь рост, но тут же расстроился: садовник, оказывается, вырос и был теперь и выше, и шире в плечах. Мужчины стояли у разных концов стола лицом к лицу.

— Нет, — воспротивился Беньямин. — Вы не понимаете. Тот человек… — Голос у Беньямина дрогнул; он закрыл глаза, словно пытаясь совладать с ним. — Вы меня шлете в логово льва.

— Тогда тебе стоит набраться веры Даниила.

— Я не…

Йозеф возвысил голос:

— Только на этом условии ты останешься у меня в найме. Ничего сложного. Мне нужно знать одно: держали они Лили узницей или нет. В этом ключ к ее памяти. — Он выставил вперед подбородок. — Имей в виду: тебе придется искать другую работу — без рекомендации. Вспомни, как скромно ты начинал, юноша. Вспомни, как я помогал твоей семье в лихую годину. А еще подумай о том, как твоя родня — мать, отец, братья, сестры, бабушка, тетя — будут существовать без той части твоего заработка, которую ты ежемесячно отправляешь домой. — Он помедлил, потрясенный, как далеко может зайти от ярости и ревности. Но отступать некуда. У них обоих не было выбора. — Ты, как я уже сказал, получишь щедрое вознаграждение.

— Я пойду туда, — объявил Беньямин. — Но не из-за денег и не ради вас, герр доктор Бройер. Что бы со мной ни случилось, чем бы все ни обернулось, я выдержу — ради Лили. А когда вернусь — если вернусь, — мы с Лили…

— Не воображай… — начал было Йозеф, но вовремя пресек поток ядовитых слов. Куда лучше дать глупому мальчишке верить в их с Лили будущее, пока не обнаружится вся правда о ней. А после и одного взгляда на эту милую девушку в великолепных одеяниях и драгоценностях, которые он ей обеспечит, будет довольно, чтобы избавить скромного садовника от любых надежд. — Не воображай худшее, — закончил он, ответив на пристальный взгляд Беньямина. — В конце концов, это всего лишь клуб, занятый доставлением удовольствий.

Сегодня Вильгельм сидел за трехногим столом один, закинув голову, и томно курил сигарету, глазея в небо. Великана Курта нигде не было видно, и Беньямин обрадовался. И страшный Клингеманн не появлялся; может, на удачу, связь этого белобрысого субъекта с клубом существовала только в напуганном воображении Беньямина. И все же он подождал миг-другой, с тревогой всматриваясь в каждый угол и закоулок, заглянул в темнеющий вход и лишь после этого заявил о своем присутствии.

— Привет тебе опять, Беньямин. Я опасался, что уж больше тебя не увижу. — Вильгельм встал, бросил сигарету на землю, схватил руку Беньямина и, не отпуская ее, указал ему на стул. — Садись-садись. Ох ты, что это у тебя с лицом? А руки, бедненькие. — Он наконец ослабил хватку и скривился от вида ладоней Беньямина. — Ты, похоже, в суровые игры играл, юный Бен. Не годится. Будешь тут работать — шею держи мытой. — Вильгельм одобрительно покивал. — Ну, рассказывай.

— Да не о чем.

— Не хорохорься. Я же свой.

— На меня напали, — пробормотал Беньямин. — Воры. Денег хотели. А у меня не было…

— И грабители тебе оставили кое-что на память, — договорил Вильгельм. — Что ж, Вена делается опасным местом. Тебе явно не помешает защитник.

Беньямин пробормотал в ответ нечто невразумительное, не зная толком, как тут сказать. Не найдя ничего лучшего, он спросил:

— А где Курт?

— Курт? — Вильгельм глянул снисходительно. — А чего это ты хочешь повидать этого Gscherda?[167]

— Не хочу, — ответил Беньямин столь подчеркнуто, что Вильгельм просиял и толкнул его локтем.

— У Курта по-своему все хорошо. Сплошная мышца и никакого мозга. Селянин. Но в драке годен. Хотя, пока я рядом, тебя никто не тронет. — Вильгельм глянул на Беньямина сквозь сигаретный дым, а затем втоптал окурок пяткой. — Мне кажется, тебе лучше с кем-нибудь… хм-м… — он сложил губы бантиком, — …поутонченнее, так сказать. — Он протянул портсигар — серебряный, с чеканной головой орла, явленной из рога изобилия, в котором были еще цветы и папоротники. — Закуришь?

Беньямин поколебался, но потом взял одну и склонил голову к зажигалке, с которой Вильгельм нажатием кнопки откинул крышку. Беньямин глубоко затянулся, набрал полные легкие дыма — и тут же принялся кашлять и давиться. Мир вокруг завертелся. Юноша вцепился в колченогий стол, почувствовал, как тот опасно шатается, и услышал за своими пыхтением и стонами смех приятеля. Вильгельм выхватил у него сигарету, сунул себе в зубы.

— Первый раз? Что ж ты не сказал?

Беньямин крякнул. Внутренности будто развезло. Может и вырвать.

— Думал, попробую. — Несколько раз глубоко вздохнул и помассировал горло. — Больше не буду.

— Дальше проще. — Вильгельм знающе улыбнулся. — Как со всяким новым удовольствием. Кофе поможет. — Он исчез и вернулся с двумя чашками, курившимися паром. Беньямина вновь поразило изящество фарфора. Его натруженные пальцы не пролезали в ручку. Край у чашки был такой тонкий, что едва ли существовал, а блюдце не толще цветочного лепестка. Такие вещи — от хорошей жизни. Может, работа здесь и впрямь что надо.

— Ты собирался спросить о возможной работе, Вильгельм, — произнес Беньямин. — Есть ли новости?

Вильгельм поставил чашку на стол.

— Ты только ради этого пришел?

— Нет, — ответил Беньямин. И это правда. — Совсем нет, — повторил он, чувствуя, как лицо заливает румянец.

— В таком случае — да. Можешь начать с первого числа месяца.

— Правда? Но это же всего через несколько дней.

— Но одна оговорка. — Вильгельм склонился к нему и заговорил тише: — Я сказал, что ты мой племянник, сын моей старшей сестры, только что приехал из Бургенланда. Так сподручнее всего. Тут чужаков не любят. — Он выпрямился. — Вопросов, правда, тоже не задают. В общем, я пригляжу, чтоб тебе не надоедали.

— Не знаю, как тебя и благодарить, — заикаясь, выговорил Беньямин, ошарашенный скоростью, с какой все решилось.

— Ой, Бен, уверен, мы что-нибудь придумаем. — Вильгельм потрепал его по коленке, но руку не убрал.

— Каковы будут мои обязанности? — спросил Беньямин, чтобы как-то скрыть неловкость.

— Желаешь осмотреться? Проще объяснять попутно.

Беньямин вскочил на ноги.

— Конечно.

— Да ты горяч, — воскликнул Вильгельм, забирая чашки и направляясь к темневшему входу в дом. — Тебе сначала положено повидаться с начальником, но чего б не наоборот? В конце концов, ты же тут работать будешь уже на той неделе. Давай, Бен, пошли за мной.