Колымские тетради - Варлам Шаламов

1957

Где роса, что рукою сотру[106]

Где роса, что рукою сотруС лепестков охлажденных цветов,Где мельчайшая дрожь поутруВсей листвы, всей травы, всех кустов.

Надо вычерпать слово до дна.Разве в сказке заделана течь,Чтоб плыла словно лодка она,Где теченье — река или речь…

1957

Когда рождается метель[107]

Когда рождается метельНа свет,Качает небо колыбельПримет.И связки звезд и облакаВокругКружатся волей ветерка,Мой друг.Бежит поземка возле ног,Спеша,И лезет в темный уголокДуша.Ты не оценишь этот мирВ снегу,Зачитанную мной до дырТайгу.А мне вершина скал —Маяк,Они — и символ, и сигнал,И знак.

1957

В дожде сплетают нити света

В дожде сплетают нити светаРыбачью шелковую сеть.И словно сети, капли этиСпособны в воздухе висеть.

И дождик сыплется, как пудра,На просветленную траву,И перламутровое утроТрясет намокшую листву.

И лес рассыплет тот стеклярус,Весь бисер на землю стряхнетИ, распрямив зеленый парус,Навстречу солнцу поплывет

1957

Жест[108]

Нет, мне вовсе не нужен язык,Мне для речи достаточно рук,Выражать я руками привыкИ смятенье, и гнев, и испуг.

Там в лесу меня всякий пойметРечь, как птица, сидит на рукеВзмах ладони и смелый полет —Лгать нельзя на таком языке.

Этот жест — первобытный язык,Изложение чувств дикаря, —Резче слова, мучительней книг,И научен я жесту не зря.

И понятны мне взмахи ветвей,Содроганье столетних стволов, —Повесть леса о жизни своейБез прикрас, без двусмысленных слов.

1957

Я выходил на чистый воздух[109]

Я выходил на чистый воздухИ возводил глаза горе,Чтоб разобраться в наших звездах,Предельно ясных в январе.

Я разгадал загадку эту.Я иероглифы постиг,Творенье звездного поэтаЯ перевел на наш язык.

Все записал я на коряге,На промороженной коре,Со мною не было бумагиВ том пресловутом январе.

1957

Ни зверя, ни птицы… Еще бы![110]

Ни зверя, ни птицы… Еще бы!В сравненье с немой белизнойПокажутся раем трущобыХолодной чащобы лесной.

Кустарника черная сетка…Как будто остались в пургуНебрежные чьи-то заметкиНа белом безбрежном снегу.

Наверно, поэты скрипелиКогда-то досужим пером,Пока не вмешались метели,Свистя колдовским помелом.

На хвойные хрупкие плечиОбрушилась белая мгла,Сгибая, ломая, калеча,Лишая огня и тепла…

1957

Некоторые свойства рифмы[111]

Л. Тимофееву

Инструмент для равновесьяНеустойчивости слов,Укрепленный в поднебесьеБез технических основ.

Ты — провиденье Гомера,Трубадуровы весы,Принудительная мераПоэтической красы.

Ты — сближенье мысли с песней,Но, в усильях вековых,Ты сложнее и чудеснейХороводов звуковых.

Ты — не только благозвучье,Мнемонический прием,Если с миром будет случайПобеседовать вдвоем.

Ты — волшебная наукаЗнать, что мир в себе хранит.Ты — подобье ультразвука,Сверхчувствительный магнит.

Ты — разведки вдохновеннойСамопишущий прибор,Отразивший всей вселеннойПотаенный разговор.

Ты рефлекс прикосновенья,Ощущенье напоказ,Сотой долею мгновеньяОграниченный подчас.

Ты ведешь магнитный поискЗаповедного следаИ в метафорах по поясУвязаешь иногда.

И, сменяя звуки, числа,Краски, лица, облака,Озаришь глубоким смысломОткровенье пустяка.

Чтоб достать тебе созвучья,Скалы колются в куски,Дерева склоняют сучьяПоперек любой строки.

Все, что в памяти бездоннойМне оставил шар земной,Ты машиной электроннойПоднимаешь предо мной.

Чтоб сигналы всей планеты,Все пространство, все векаУловила рифма эта,Зарожденная строка.

Поводырь слепого чувства,Палка, сунутая в тьму,Чтоб нащупать путь искусствуИ уменью моему.

1957

Ода ковриге хлеба[112]

Накрой тряпьем творило,Чтоб творчества играДыханье сохранилаДо самого утра.

Дрожжей туда! Закваски!Пусть ходят до зариВ опаре этой вязкойБроженья пузыри.

Пускай в кадушке тесной,Пьянея в духоте,Поищет это тестоИсхода в высоте.

Пускай в живом стремленьеХватает через край,Торопит превращеньеВ пшеничный каравай.

И вот на радость неба,На радость всей землеЛежит коврига хлебаНа вымытом столе.

Соленая, крутая,Каленная в жаре,Коврига золотая,Подобная заре.

1957

Арбалет

Ребро сгибается, как лук,И сила многих тысяч рукНатягивает жилы.

А сердце — сердце как стрела,Что смело пущена былаВот этой самой силой.

Ее внимательный стрелокУж не запустит в потолокВ мальчишеском усердье.

Она сквозь темень и метельНайдет желаемую цель,Сразит без милосердья.

1957

Голуби[113]

У дома ходят голуби,Не птицы — пешеходы.Бесстрашные от голода,От сумрачной погоды.

Калики перехожиеВ лиловом оперенье,Летать уже не гожие,Забывшие паренье.

Но все же в миг опасностиОни взлетают в небо,Где много больше ясностиИ много меньше хлеба.

Их взлет как треск материи,Что тянут до отказа,Заостренными перьямиРаспарывают сразу.

И будто ткань узорная,Висящая на звездах,Тот, крыльями разорванный,Затрепетавший воздух.

1957

Я сегодня очень рад

Я сегодня очень рад,Что со мной и свет, и чад,И тепло костра.

И махорочный дымокПроползает между строк,Вьется у пера.

По бревну течет смола,И душиста и бела,Будто мир в цвету!

И растущий куст огняПышет жаром на меня,И лицо в поту.

Пальцы вымажу смолой,Хвойной скользкою иглойВычерчу узор.

Снег. Огонь. Костлявый лес.Звездный краешек небесНад зубцами гор.

1957

Этот дождик городской

Этот дождик городской,Низенький и грязный,О карниз стучит рукой,Бормоча несвязно.

Загрохочет, будто гром,И по водостокамОбтекает каждый домМусорным потоком.

Дождь — природный хлебороб,А совсем не дворник —Ищет ландышевых тропСреди улиц черных.

Отойти б на полверстыОт застав столицы,Распрямить, шутя, цветыАлой медуницы…

Мне бы тоже вслед за нимПробежать по гумнам —За высоким, за прямымИ вполне бесшумным.

1957